Я сказал, что не было.
Был ли я прав?
Свет позади нас затухал. В окнах теперь не было видно леса — лишь тьма. Ночь уже наступила и продолжалась, пока мы проходили по коридору. Скворцы не шли у меня из головы. А вместе с ними — беззвучные крики, что раздавались у них внутри.
Мы подошли к просторной обособленной зоне, выдолбленной во внутренней стене. Я и не думал, что такое возможно внутри дома, пока не вспомнил о втором этаже и о том, что своей крышей со шпилем он напоминал часовню.
В этой зоне лежало огромное человеческое тело, собранное из множества других тел. А в его вспоротом брюхе были тела животных — настолько разных, что невозможно было описать. Расчлененные и собранные вновь, они создавали собой еще более странных существ. И у этих существ были свои существа. Пока мы наблюдали эту картину, она словно удалялась от нас, как если бы мой разум желал как можно дальше отстраниться от нее. Лицо исполина тоже было неоднородным — как сшитое из лоскутов несметных возможностей. Плоть — это всего лишь плоть, кожа — всего лишь кожа, мышцы — всего лишь мышцы. Все могло меняться и становиться иным. Здесь царило отчаяние, будто нечто тщетно пыталось найти решение, которое никак не приходило.
След, тянувшийся по стенам, потолку и полу, продолжался и за стеклом, отделявшим нас от этого зрелища. Здесь он прерывался, хотя коридор уходил дальше. Каким-то образом эта особенность взволновала меня сильнее, чем клетка со скворцами, — и даже сильнее, чем тело, напичканное телами, лежавшее перед нами.
— Что мы значим? — шепнула она.
Я понимал, что она имела в виду «Что это значит?», но сказала не так.
— Иди дальше, — ответил я. — Уже почти конец пути.
— Каким будет этот конец?
— Большой человек уже рядом, это точно.
— Но у нас нет оружия.
— Это и есть наше оружие.
— Я думала…
— Стой.
Сначала казалось, что коридор упирался в глухую стену — которая приводила в такое же замешательство, как если бы мы следовали за рукой, что заканчивалась обрубком. Но нет: он снова изгибался, и за поворотом выходил на кабинет большого человека. Необычный стол. Отсутствие окон. Всевозможные части тел тварей, разбросанные по полу. Никаких стульев. Да в них и не было нужды.
В свете настольной лампы мы увидели огромного ворона. У него был крупный жуткий клюв — словно стальной, но сложенный из более рыхлого материала, похожего на дерево, и изрешеченный червоточинами и щелями. В клюве щелкал черный язык. Голова его напоминала стенобитное орудие. Тело было размером с мастифа. Вместо лап и когтей — толстые человечьи руки. Ногти — длинные, закругленные и желтоватые.
Ворон наклонил голову и повернул к нам свой огромный, бездонный глаз — иссиня-черный миндаль с крошечным отблеском отраженного в нем света.
— Им понадобилось немного времени, — сказал ворон глубоким, благородным голосом. — Совсем немного.
При звуке его голоса моя напарница начала плакать, и ее тихий плач отозвался эхом откуда-то из глубины.
Но у меня была цель. У нас была цель. Сейчас, когда это не имело значения, я взял ее вялую, холодную руку в свою и крепко сжал.
— Мы должны доставить сообщение, — сказал я.
— Да? — отозвался ворон, строго глядя на меня. Тогда я заметил, что весь его острый клюв был испачкан в засохшей крови. — И что же это сообщение? Я тут вообще-то занят.
— Ты должен прекратить. Ты должен прекратить, — произнес я.
— Прекратить что? — из-под черных перьев исходило недоумение.
— Они, там, хотят тебя убить.
Тихий, бодрый смешок, на который не была способна ни одна птица.
— Нет никакого «там». Уже нет.
— Нет, — признал я. — Мы видели немного, но каждый раз, когда ты что-то изменяешь, там тоже все меняется.
— Однажды этого будет достаточно, — проговорил он.
Моя напарница, казалось, хотела что-то сказать.
— Ты не узнаешь ее? — спросил я.
— Ее? — сказал он, присмотревшись. — Ее?
— Не узнаешь меня? — спросила она. — А я вас узнаю.
Ворон с человечьими руками отвернулся к своему столу. За столом простиралась бесформенная тьма.
— Это было давно. Это было не здесь. Это было не то.
— Возможно, — сказала она и неуверенно шагнула вперед. Затем еще раз. Я видел, какой храбрости это ей стоило, хоть я и не верил в храбрость.
Ворон резко повернул голову и едва ли не прорычал:
— Стой, где стоишь.
Она остановилась.
Я услышал чью-то шаткие шаги, доносившиеся из коридора. Ни одна лампа позади нас не горела. Все наше существование ограничивалось лишь светом ламп, светивших в кабинете.
— Мы здесь для того, чтобы заставить тебя остановиться, — сказал я.
— Знаю, — ответил он.
— Ты не помнишь? — спросила она с таким видом, словно мертвец обращался к мертвецу. Но смотрела она дальше во тьму.
Теперь я был достаточно близко. И бросился на него — это движение я отрабатывал тысячи раз по его же повелению. Я обвил рукой удивительно тонкую шею. Быстро ее скрутил. Глаза ворона закатились. Он упал на пол. Он был мертв.
Я стоял и смотрел. Неужели это оказалось так просто? Нет.
Тьма переместилась, вышла на свет. Это был он. Снова. Намного крупнее, но все тот же. Он смотрел на меня сверху, и по его взгляду было видно, что ему не была чужда любовь.
— Я не мог тебе этого позволить, — произнес он. — Это дело слишком важно.
— Ты не помнишь? — снова спросила она. Мою напарницу словно перемкнуло. Я был не в силах ей помочь.
Шаткие шаги приближались.
— Твой предшественник уже почти здесь, — сообщил ворон. — Я не могу остановиться и тебе меня не остановить.
— Когда-нибудь ты поймешь, — сказал я. — И позволишь мне это сделать.
— Когда-нибудь я наконец усну, — прогремел голос.
Из-за моей спины потянуло влагой и раздался мягкий гортанный звук — будто горло уже было разрезано, но плоть оставалась живой.
— Ты не помнишь.
В глазах большого человека отразилась печаль.
— Я помню достаточно, чтобы дать вам право решать.
Это было бесполезно, но я попытался — бросился на него, но мой предшественник догнал меня. Рука — пусть на самом деле рукой она не была — оказалась на моем предплечье. Некая сила впиталась в мою кожу — во всю мою кожу. Содрала ее. Содрала ее всю. Всю.
Меня, сопротивлявшегося, поднесли к клетке со скворцами. Затолкали вовнутрь. Бросили. Я подождал некоторое время, пока большой человек и его старая-новая королева уйдут. Подождал, пока не почувствовал, как крылья затрепыхались возле моего лица, как клювы, головы и когти гноились и извивались, снова и снова пытаясь сбежать. Я дышал в промежутках между их трепыханиями.
Однажды он отпустит меня, с ней или без нее. Он выпустит скворцов на разрушенный второй этаж и через дымоход — и те вырвутся в небо над старым лесом. Они уже не будут чувствовать себя птицами — равно как и я не буду помнить, кем был прежде. Но мы будем летать и падать, падать и летать, и помимо биения атрофированных крыльев, помимо резкой синевы я увижу внизу гравийную дорожку и мост. Вернусь. Вспомню.
А тем временем мой предшественник будет кормиться мной.
Перевод Артема Агеева
Фрэнсис Стивенс
«Увидеть невидимое»
Странный район, странные люди вокруг, странная вывеска, зазывающая в не менее странное помещение. Странный старик, совершивший невероятное, пугающее открытие и мечтающий им поделиться. Вот только посетителей у него нет. Вернее, не было, пока вывеской не заинтересовался рассказчик…
Подзабытая классика weird fiction, впервые на русском.
DARKER. № 4 апрель 2015
FRANCIS STEVENS (PSEUD. FOR GERTRUDE BARROWS BENNETT), «UNSEEN — UNFEARED», 1919
I
Мы с моим другом Марком Дженкинсом, который никогда не даст заскучать, ужинали в небольшом итальянском ресторанчике неподалеку от Южной улицы. Встретились мы случайно. Дженкинс обычно слишком занят, чтобы назначать дружеские встречи за ужином. Блюда здесь слишком острые, а красное вино — чересчур кислое и разбавленное. Мы обсуждали разные мелкие происшествия и приключения, связанные с его профессией. Разумеется, ничего серьезного или жизненно важного. Дженкинс не из тех детективов, которые после каждого удачного расследования в подробностях описывают свои достижения первому встречному, хочет он того или нет.
Но стоило мне упомянуть новость, которую я прочел в утренней газете, как он рассмеялся.
— Бедняга док Хольт! Обаятельный старый чудак — так скажет любой, кто хорошо его знает. Мы с ним познакомились несколько лет тому назад, когда я спас от тюрьмы его молодого помощника, которого хотели осудить по ложному обвинению, и с тех пор мы с Хольтом друзья. А теперь его обвиняют в том, что он якобы отравил того молодого парня, Ральфа Пилера!
