приступ энтузиазма – выполнив его, они помогут выпускать больше газет и брошюр, и Сопротивление получит еще больше поддержки у населения. Ведь после разосланных в марте листовок к савойским макам присоединились столько добровольцев, что их количество выросло с двухсот пятидесяти человек до пяти с лишним тысяч.
Чем сильнее Сопротивление, тем выше вероятность скорой победы. И тем скорее Жозеф окажется на свободе.
Успех мартовских листовок служил доказательством, что слова имеют власть даже перед могуществом нацистов. И Элейн собиралась приложить все силы, чтобы призыв объединиться и бороться услышали как можно больше французов.
Взрывчатка так не оттягивала Элейн руки, как причудливо изогнутая деталь, прижатая к стенке корзинки. Она напоминала скалку, только тоньше и куда тяжелее. Сверху ее прикрывали несколько жалких, курам на смех, морковок, пучок брюквы и недельная норма хлеба. Вернее, тот хлеб, который Элейн удалось найти и купить, – далеко не всегда его удавалось получить даже по карточкам.
Это была уже четвертая деталь, которую Элейн несла из третьего по счету гаража, где они хранились. Впереди показалась больница «Гран-Бланш», а значит, оставалось немного. Элейн перевесила корзинку на другую руку, стараясь не клониться слишком сильно вбок под грузом своей ноши, опасаясь привлечь внимание, особенно так близко от места назначения.
В противоположном конце улицы возникла Дениз с детской коляской, которая заметно просела посередине. Девушка толкала ее в сторону широко раскинувшегося белого здания с цифрой «35» над входом, и Элейн поспешила вперед, чтобы открыть дверь. Дениз въехала внутрь с ловкостью заправского гонщика, так что колеса коляски протестующее взвизгнули.
– Печатные платы, – пояснила Дениз.
– А где ты взяла коляску? – Элейн захлопнула дверь, и гулкое эхо разнеслось в просторном пустом коридоре.
– Это моя. – От напряжения костяшки на руках Дениз побелели. – Моей дочери.
По всей видимости, на лице Элейн отразилось такое потрясение, что Дениз фыркнула.
– А что тебя удивляет? Думаешь, почему я так рьяно борюсь с оккупацией? Я не хочу, чтобы моя Софи выросла в мире, где туго с едой и еще хуже со свободой, и где вся ее роль сводится к тому, чтобы рожать детей и обхаживать мужа.
– Она живет с тобой? – спросила Элейн прежде, чем успела обдумать свои слова.
– Нет, с моей матерью. – Дениз остановилась перед очередной закрытой дверью, которую Элейн распахнула перед ней.
Сотни вопросов теснились на языке – как давно Дениз не виделась с дочерью, как тяжело переживает разлуку. Но сердце каждой из них было настолько изранено, что они предпочитали не углубляться в личные темы.
– Мой Яков – еврей, – помедлив, продолжила Дениз. – Пьер сделал всем нам новые документы, благодаря которым моя дочь жива и в безопасности. – Ее обычно пронзительный взгляд смягчился от невысказанной благодарности. – И мой муж и дочь – не единственные евреи, которых Пьер спас в эти ужасные времена.
Для скольких же людей Жозеф сделал что-то героическое! Это осознание с новой силой заставило Элейн желать его возвращения. И боль от разлуки снова полоснула ее, как ножом.
Дениз покатила коляску дальше, словно этого разговора и не произошло, но на Элейн он произвел впечатление, которое – она знала – не потускнеет никогда.
* * *
У груды деталей, которые Элейн и другие женщины с таким трудом приносили на склад, обнаружился какой-то мужчина с темными, по-военному коротко остриженными волосами. Он сидел на корточках, небрежно зажав в руке тряпку, и задумчиво изучал запчасти, а рядом возвышалась полусобранная конструкция, напоминавшая скелет чудовища, с темными костями, покрытыми радужной блестящей пленкой масла. При появлении женщин он встал на ноги и направился к ним навстречу. В огромном пустом пространстве от звука шагов и надрывного скрежета коляски металось громкое эхо, и когда присутствующие замерли, тишина показалась оглушительной.
– Марсель. – Мужчина протянул руку, заметил испачканные в смазке пальцы, поморщился и вытер их об тряпку. От смазки в воздухе стоял тяжелый густой дух. – Спасибо за то, что помогаете перенести станок, я знаю, что это нелегкая задача.
Элейн оглядела металлическое чудище.
– Полагаю, собрать это будет потруднее.
Марсель досадливо усмехнулся.
– Учитывая количество составляющих, потребуется месяц, а то и два. – Он вынул плату из коляски, и пружины, освободившись от груза и распрямившись, прибавили ей несколько сантиметров.
Элейн выудила из корзинки деталь, похожую на скалку, отнесла к другим и, заинтересовавшись, принялась разглядывать полусобранный механизм, гадая, как должны соединяться между собой запчасти.
Марсель подошел и встал рядом.
– Имели дело с «Ронео»?
– Совершенно верно, – подтвердила Элейн, пытаясь понять, откуда он узнал.
– У нас есть один. – Марсель ткнул рукой на одну из полок. – Я буду очень рад, если вы согласитесь поработать с ним.
Мысли Элейн понеслись вихрем – если ей доверят «Ронео», она станет важным звеном, помогающим привлечь в Сопротивление новых участников. Она внесет собственный вклад в создание материалов, которые откроют колеблющимся французам, насколько безосновательны их надежды на то, что в новом году будет достаточно еды, что топлива хватит на всю зиму, что оккупанты наконец оставят их в покое. Чем чаще их иллюзии будут сталкиваться с правдой, тем скорее они захотят помочь Сопротивлению.
А учитывая ее навыки, Элейн станет важной составляющей этого процесса.
Даже не оглянувшись на Дениз, чтобы увидеть ее реакцию, Элейн согласно кивнула.
– Почту за честь.
В помещение вошла Жозетта в сопровождении двух мужчин: одного повыше и помоложе, с каштановыми волосами, и второго, одетого, в противоположность большинству, не в свободные штаны и простую рубашку, а в прекрасно пошитый костюм с безупречно повязанным галстуком-бабочкой, с гладко зачесанными на одну сторону волосами.
– Ну вот, прошу, – произнес он самым добродушным тоном, обращаясь к Жозетте, и та нервно хихикнула.
– Не могу поверить, что заблудилась, я ведь уже была здесь несколько раз.
Она вынула из корзинки кусок металла с торчащим из него болтом и положила рядом со «скалкой». Элейн заметила, что Жозетта сгрызла ногти уже до живого мяса, но прежде, чем она успела что-то спросить, мужчина в костюме протянул ей ладонь, представляясь:
– Антуан.
Не заметив на его пальцах масляных пятен, Элейн ответила крепким рукопожатием. Его задумчивые серые глаза одарили ее долгим изучающим взглядом.
– Пьер научил меня всему, что знал о производстве поддельных документов. Для меня честь встретиться с вами.
Очередной собеседник упоминал ее мужа, но Элейн не знала того Жозефа, с которым были знакомы все эти люди. Похоже, последние годы она провела бок о бок с совершенным незнакомцем.
Она пробормотала слова благодарности и пыталась придумать следующую реплику, когда второй мужчина сделал шаг вперед.
– А я Жан, я заведую здесь
