шаткие доски.
— Оп! — поддернул Коля к себе сестру, когда оставался один шаг над ямой.
Кира обхватила Колю, прижалась к нему.
— Жива! — произнесла таким трагическим голосом, каким теперь и в театре «Ромэн» не говорят. — Открыла глаза, посмотрела на брата. Коля долго смотрел в ее глаза, а потом сказал то, о чем она часто, наедине, сама думала.
— Слушай, сестра, у нас с тобой ведь одинаковые глаза и цвет волос, может, на самом деле мы с тобой кровные родственники?
— Нет, я дочь актрисы и принца! Я не тутошняя.
— Да и я вроде голубых кровей. Не отказывайся от родства, не задирай нос.
Кира взяла Колю за руку, ладонь в ладонь. Долго смотрела ему в глаза.
— Да, глаза похожи. Ты часто думаешь о тех, кто бросил тебя? — спросила она.
— Не часто, но думаю.
— Что думаешь?
— Наверное, как и все нам с тобой подобные: почему вы отказались от родного сына?
— И я так же думаю: чем я помешала бы им? Ждала, что придут сегодня, завтра, скоро… Не пришли. Почему?
— Какие-нибудь документы из прошлого есть? — вместо ответа спросил Коля. — У мамы Вали не спрашивала?
— Не спрашивала. Боюсь ее обидеть. Подумает, что я недовольна ею. А у меня к ней такое чувство, что родней никого не бывает. Но все равно, хотелось бы узнать и о тех, биологических, скорей, зоологических, — кто они? Что думали, когда избавлялись от нас? Почему не одумались, не вернули домой?
— Сегодня я встретил странную женщину у нашего дома; глаза у нее как наши, только испуганные. — Коля в мелких деталях помнил лицо, и сейчас оно у него стояло перед глазами.
— Не похожа на бомжиху? Молодая?
— Лет тридцать пять — сорок, наверное.
— А чем она запомнилась?
— Большие серо-зеленые глаза. Испуганные какие-то. Или виноватые? Не понял я, быстро она убежала.
— Куда?
— В наш подъезд. Она остановилась передо мной и молчала. Я спросил, может, что-то ей узнать надо? Она сказала, что ничего, что ей сюда, и скрылась в подъезде.
— Раньше ты ее не видел у нас? — заинтересовалась этим событием и Кира.
— Никогда!
— Нам, братишка, с тобой, как никому другому, повезло в жизни. Интересная она у нас до ужаса. Нас кто-то где-то родил, подумал не подумал, но решил избавиться от такой обузы. Мы росли, как былинки в поле, по песне жили. Чего-то и кого-то ждали, кто нас найдет, приголубит, поцелует — не дождались. Осталось нам придумать романтическую легенду, что родители наши — известные артисты, летчики, моряки, принцы Датские… попали в катастрофу, погибли, а нас взяли в детский дом… И вот мы такие знатные живем ожиданием, как в индийских фильмах, счастливого конца. Хэппи энд! — одним словом.
— Ты как в воду глядела! Кто только не приходил ко мне в моих грезах. Увижу толстую добрую бабушку с пирожками для внука, — и у меня такая же, я ем ее вкусные пирожки, и мне так хорошо; увижу модняцкую тетю — это моя мама, она сейчас сбегает куда-то по делу и прибежит сразу же ко мне. Странное дело: мама вспоминается, а отец никогда.
— Бог с ними, с такими родителями, объявятся, когда ты станешь богатым и знатным. Попросят прощения на коленях, слезу пустят… Известная история. Меня беспокоит другое, — Кира задумалась.
Коля смотрел на нее и ждал продолжения. Кира не спешила.
— Ну, чего умолкла? — Коля обнял ее, как обнимают самого дорогого человека. — Что беспокоит тебя, говори?
— А если и мы такие же бесчувственные и толстокожие? И тоже сможем отказаться от своих детей, родителей, дедушек, бабушек, вообще все для нас — пустой звук? — Кира испуганно смотрела в глаза брату, ждала любого ответа, надеялась на утешительный.
— Не будем. Если боимся быть такими, то и не будем! Аксиома! — услышала тихий голос брата и поверила его словам.
— А ведь многие повторяют неудачную судьбу своих предков. Видят западню и лезут в нее. Почему?
— Каждому — свое! Я бы хотел быть умным, как Эйнштейн, но не буду — не дано! Хотел бы блистать на сцене, как Боярский, не получится тоже.
— С Эйнштейном согласна, а насчет Боярского — нисколько. Тут ума не надо, что-то другое нужно.
— Вот этого другого у меня и в помине нет!
— Откуда тебе знать, если не попробовал себя в этом? — Кира была убеждена, что артистом стать не так и трудно, важно только попасть к хорошему режиссеру, да самому не быть лежебокой, сердце иметь чувствительное, душу отзывчивую на чужие радости и горести…
Улыбнувшись, Коля сказал:
— Есть анекдот на эту тему…
— Не похабный?
— Конечно, нет. Дочь привела в дом своего парня, чтобы познакомить его со своими родителями…
— В доме были еще чьи-то родители, она приводила еще и чужих парней?
— Нет, не придирайся к словам, только ее. Парень увидал пианино и удивился: «О, у вас и пианино!» Мать дочери: «Да. А вы играете?» Парень: «Не знаю. Не пробовал». Смешно, правда?
— Очень! Дали ему попробовать?
— Нет, не дали, побоялись огорчить потенциального зятя. Люди с пианино — до приторности деликатные особы.
— Вот, братец, тут-то и проявляется наша с тобой порода, — Кира выставила перед носом Коли пальчик, — люди с пианино для нас изгои, а с бутылкой «чернила» — свои в доску!
Смеялись долго и весело над простецким, но разумным выводом Киры. Шли, поглядывая на чужие окна, за стеклами которых скрывалась жизнь у кого-то красивая и беспечная, у кого-то трудная, безысходная, а кто-то просто отбывал свой срок на земле — ел, пил, спал.
— Следующая улица уже наша! — сказала Кира.
По голосу Коля почувствовал, что ей не хочется заходить в дом.
— Давай, прогуляемся до следующей улицы, — предложил он.
— Мама Валя нас потеряет, будет беспокоиться, — не согласилась Кира. — Приходи завтра, и маму предупредим.
— Хорошо, так и сделаем, только… — Коля замялся.
— Что — только? — остановилась Кира.
— Хотел спросить у тебя…
— О чем? — была удивлена растерянностью брата. «Уж не в любви ли хочет объясниться?» — мелькнула мысль.
— Адель тебе не пишет? Что с ней? Где она?
— Расстались, и как в воду канула. Обещала писать, но нет ни одного письма!
— Может, адрес потеряла?
— Может. Но, наверное, догадалась бы написать на интернат, а те бы передали нам.
— А кто-нибудь из ее друзей остался здесь?
— Не знаю я ее друзей, — после долгого раздумья добавила: — Наверное, нечем хвастать.
— Может, в интернат писала?
— Чего не знаю, того не знаю. Тебе это очень надо? — Кира посмотрела на брата.
— Надо, — убежденно ответил он.
— Ну, если так, то я
