полчаса пріятели сидѣли за чаемъ и вели рѣчь о томъ, какъ писать прошеніе на имя ректора. Наконецъ, рѣшили, что писать будетъ Абласовъ, какъ обладатель каллиграфскаго почерка и какъ мудрецъ, знающій канцелярскія формы.
— По какому же ты хочешь? спросилъ Горошковъ Телеп-нева, когда очередь дошла до него.
— Хотѣлъ по словесному, отвѣтилъ Борисъ, а теперь право все равно, да и мало знаю, — горячка всю память отняла;
— Ну такъ иди по юридическому, а то по камеральному; это говорятъ, братецъ, факультетъ — первый сортъ, всякую штуку показываютъ.
Телепневъ призадумался немножко. Отъ словеснаго факультета онъ рѣшительно отказывался. Его неприготовленность предстала передъ нимъ сильнѣе, чѣмъ когда-либо. Послѣ довольно долгаго раздумья, онъ сказалъ Абласову:
— Пиши прошеніе на камеральный. Посмотрюсь, а тамъ послѣ увижу на чемъ можно будетъ остановиться.
— Разумѣется, Боря, крикнулъ Горшковъ, тебѣ отдохнуть нужно; мы съ тобой всѣ факультеты высмотримъ… Да за чѣмъ ты, братецъ, поступаешь въ студенты, шелъ бы со мной въ вольные.
— Нѣтъ, что за вольные, это тебѣ прилично — артисту, а я хочу настоящую службу нести.
— Хорошо дѣлаешь, проговорилъ Абласовъ, выводя своимъ калиграфскимъ почеркомъ: Его Превосходительству. Это тебя втянетъ въ жизнь, и съ студентами больше сблизитъ.
Скоро всѣ три прошенія были готовы. Яковъ подалъ господамъ одѣться. Телепневъ не надѣлъ фрака, но въ сертукѣ былъ чрезвычайно представителенъ. Абласовъ натянулъ свой старый гимназическій мундиръ. Рукава доходили до локтей, въ такомъ же видѣ находились и фалдочки. Горшковъ, облекшись въ какую-то табачнаго цвѣта визитку, вертѣлся около Абласова, дергалъ его за фалдочки и хохоталъ.
— Ну, что Яковъ, кричалъ онъ, красивы мы? Можемъ явиться къ высшему начальству?
Яковъ только помоталъ головой, и въ первую минуту ничего не отвѣтилъ, а потомъ промычалъ:
— Какъ слѣдуетъ.
— Ну, братцы, продолжалъ. говорить Горшковъ, кто же первый предстанетъ предъ генеральскую особу, — а?
— Да ужъ ты начинай, ты болтунъ, вымолвилъ Абласовъ.
— Да съ какихъ поръ вы меня въ депутаты произвели. Надо бы Ворѣ отшаркаться, да ужь такъ и быть, я для васъ это сдѣлаю, пойдемъ и съ генераломъ говорить!
Онъ надѣлъ набекрень фуражку и крикнулъ Якову — отворяй двери.
— Взялъ ли всѣ бумаги, спросилъ Абласовъ Телепнева, а то, эта егоза такъ нашумитъ, что ничего и не сообразишь.
День былъ красный, солнечный, даже жаркій. Городъ показался нашимъ пріятелямъ красивѣе. Улица, гдѣ стояла Одесса, была полна народомъ. Множество лавокъ, крикъ, ѣзда, мелкія татарскіе торгаши, все это придавало городу бойкій, промышленный характеръ. Преображенская улица вся блестѣла, по гладкой торцовой мостовой, ровно и съ пріятнымъ звукомъ, катились экипажи. Наши верхнегородцы замѣтили, что въ городѣ К. преобладаютъ туземные фасоны экипажей, все какія-то линейки и долгушки Горшковъ расхохотался, когда мимо его проѣхали дроги съ сидѣньемъ по срединѣ. На одной сторонѣ этого сидѣнья помѣщалась дама, а на другой — противоположной, спиной къ ней, сидѣлъ лакей.
— Вотъ такъ экипажъ! крикнулъ Горшковъ: и дешево, и сердито. Равенство, братецъ, допускаетъ. Ай да татарское царство!
Вступивши на университетской дворъ, юноши почувствовали маленькое стѣсненіе. Инвалидъ, стоявшій у воротъ, указалъ имъ ходъ къ ректору. Горшковъ сталъ первый подниматься по лѣстницѣ и очень бойко отворилъ дверь, которая, по добродушію туземныхъ нравовъ, была безъ колокольчика. Въ передней ихъ встрѣтилъ служитель съ голубымъ воротникомъ и преважный лакей въ казинетовомъ сюртукѣ.
— Что нужно? спросилъ сурово казинетовый лакей.
— Съ прошеніемъ къ ректору, отвѣтилъ съ большимъ достоинствомъ Горшковъ.
— Пожалуйте-съ, произнесъ служитель, толкнувъ одну половинку дверей въ залъ.
Юноши осторожно вошли въ залъ, а казинетовый сюртукъ отправился въ кабинетъ докладывать. Зала была обыкновенная; желтые стулья, ломберные столы. Борисъ вспомнилъ дикой домъ, увидавши въ углу точно такіе же растенія въ горшкахъ, какія онъ помнилъ съ пятилѣтняго возраста.
— Посмотрите-ка, братцы, шепнулъ Горшковъ, на стѣнахъ-то тѣ же самые великіе люди висятъ, какъ и у Тонки въ залѣ, ну какъ ректоръ такое же животное?
Въ кабинетѣ послышался шумъ отодвинутаго кресла, а за тѣмъ въ дверяхъ по'явился казинетовой сюртукъ, и указательнымъ перстомъ передалъ имъ позволеніе явиться къ особѣ его превосходительства.
Предводимые Горшковымъ, юноши вошли въ кабинетъ. Передъ ними стоялъ штатскій генералъ, небольшаго роста, пузатый и ужасно похожій на инспектора, Егора Пантелѣича. Эта мысль молніей пронеслась въ головѣ Горшкова и онъ чуть-чуть не прыснулъ, а Телепневъ и Абласовъ едва замѣтно улыбнулись. И одѣтъ-то ректоръ былъ точно Егоръ Пантелѣичъ на лѣтнемъ положеніи-, только звѣзда свидѣтельствовала о его генеральствѣ. Сходство ректора съ Егоромъ Пантелѣичемъ придало нашимъ гимназистамъ очень много бодрости, они очутились опять въ своей прежней сферѣ. Горшковъ подошелъ къ нему, подалъ свои бумаги и разшаркался.
— Изъ какой гимназіи? спросилъ ректоръ, и точно свисну лъ.
— Мы всѣ изъ верхнегородской, отвѣтилъ съ развязностію Горшковъ и, взглянувъ на звѣзду, прибавилъ: ваше прев осходительство I
Ректоръ пріятно сжалъ губы и опять свиснулъ. Абласовъ и Телепневъ подали ему также свои бумаги. Ректоръ отошелъ къ столу и началъ ихъ разсматривать.
Горшковъ внимательно за нимъ слѣдилъ и шепнулъ товарищамъ — Плохо братцы, не приметъ, все посвистываетъ.
Довольно долго копался ректоръ, потомъ написалъ что-то на каждой просьбѣ и возвратилъ ихъ подателямъ.
— Аттестаты ваши, проговорилъ онъ съ тѣмъ же посвистываньемъ, даютъ вамъ право на поступленіе безъ экзамена. Вы, обратился онъ къ Телепневу, желаете на камеральный. Если попадете въ комплектъ, то поступите, а вы, отнесся онъ къ Абласову, можете поступить во всякомъ случаѣ, ибо на медицинскомъ факультетѣ комплекта нѣтъ. Отправьтесь, господа, къ г. синдику. Вы его найдете въ правленіи университета и отдадите ему ваши бумаги. А за симъ вы явитесь къ инспектору студентовъ, онъ живетъ тамъ же, гдѣ и правленіе, только въ нижнемъ этажѣ.
Проговоривши все это, ректоръ, на поклонъ юношей, подался всѣмъ корпусомъ и откинулъ свою ножку назадъ, въ родѣ того, какъ кланяются благовоспитанные мальчики въ синихъ курточкахъ. Тѣмъ сцена и покончилась. Наши пріятели отправились въ университетъ и вошли въ него боковымъ входомъ со двора. За ректорскимъ домомъ помѣщалась обсерваторія, и самый университетскій дворъ былъ очень обширенъ. Горшковъ убѣдилъ товарищей сперва взглянуть на него, а потомъ идти къ синдику. По срединѣ двора стоялъ памятникъ, изображающій поэта въ тогѣ и съ лирою въ рукахъ.
— Не великую ему честь сдѣлали, вскричалъ Горшковъ, чутьне на задній дворъ отправили! Ну, а это что, Абласовъ? указалъ онъ на круглое зданіе съ куполомъ, стоявшее позади памятника за садикомъ и соединенное арками съ двумя двухъ-этажными домами особой ученой постройки.
— Это, должно быть, анатомическій театръ, проговорилъ Абласовъ.
— Гдѣ ты, любезный другъ, будешь мертвечину рѣзать.
Телепневъ постоялъ передъ памятникомъ, и весь видъ университетскаго двора показался ему очень оригинальнымъ точно будто нарочно и
