только Преображенская улица не боялась ея суровости и блистала на зимнемъ солнцѣ. Жизнь приняла также зимнія формы. Студенчество пило еще сильнѣе, аристократія играла въ карты и плясала каждый вечеръ. Въ дворянскомъ собраніи шли выборы.
На хорахъ собранія, въ тотъ день, когда выбирали губернскаго предводителя, блисталъ цѣлый вѣнокъ фешенебельныхъ дамъ, а въ числѣ ихъ и Ольга Ивановна. Возлѣ нее сидѣлъ Телепневъ.
Послѣ того, какъ онъ убѣжалъ изъ угловой комнаты Ольги Ивановны, Телепневъ недѣли двѣ не бывалъ у нее. Ему было и гадко и досадно на себя въ первые дни, а потомъ стало невыносимо скучно; онъ долженъ былъ сознаться, что ему необходимо общество женщины, а отсюда не далеко было и до новаго визита въ домъ М-выхъ. Ольга Ивановна, конечно, приняла его такъ, что Телепневу ни минуты не было не ловко. Она слегка его пожурила, и съ перваго же дня ввела… въ колею своей жизни. Эта женщина, не производила на него никакого вліянія, но въ ней было столько умной ласки, столько готовности занять и развлечь Телепнева, что нужно было ему имѣть особый стоицизмъ для того, чтобъ не привыкнуть къ этой женщинѣ въ нѣсколько недѣль.
На хорахъ они встрѣчались каждый день Онъ съ любопытствомъ смотрѣлъ на пеструю массу, которая жужжала внизу. Ольга Ивановна разсказывала ему про всѣ выборныя интриги и обращала его вниманіе на разныя помѣщичьи фигуры — пузатыя и непузатыя, въ стародавнихъ военныхъ мундирахъ и неуклюжихъ дворянскихъ воротникахъ. И такъ тянулся между ними разговоръ отъ одного, дня до другаго, разговоръ не мудрый, а между тѣмъ все-таки, въ часъ, Телепневъ отправлялся на хоры, отыскивалъ Ольгу Ивановну на обычномъ мѣстѣ—противъ портрета, и задавалъ ей какой-нибудь вопросъ, имѣвшій связь со вчерашнимъ разговоромъ.
Въ этотъ день, когда мы ихъ опять нашли на хорахъ, внизу выбирали губернскаго предводителя.
— Посмотрите, — сказалъ Телепневъ Ольгѣ Ивановнѣ: — что выдѣлываетъ вашъ милый Битюковъ.
— А что такое?
— Да просто неистовствуетъ.
А Битюковъ въ эту минуту стоялъ у одного изъ уѣздныхъ столовъ, оралъ на всю залу, и съ азартомъ приставалъ къ какому-то маленькому господину въ уланскомъ мундирѣ безъ эполетъ.
— А его выберутъ, пожалуй, въ губернскіе, — сказала Ольга Ивановна.
— Хорошая будетъ штука, — отвѣтилъ Телепневъ, и сталъ слѣдить глазами за чиновникомъ собранія, который съ ящикомъ обходилъ залу.
Минутъ черезъ десять, въ залѣ произошло большое волненіе, Кучка помѣщиковъ окружила Битюкова; всѣ въ одинъ голосъ упрашивали его, а онъ отмахивался руками. Секретарь дворянства, провозгласилъ имена трехъ претендентовъ на предводительское мѣсто, въ числѣ ихъ и Битюкова.
— Выберутъ, выберутъ, — говорила, посмѣиваясь, Ольга Ивановна — и тогда, Борисъ Николаевичъ, вы должны будете звать его ваше превосходительство, и явиться къ нему съ визитомъ,
— Непремѣнно. А прислушайтесь-ка, шары считаютъ; вѣдь, пожалуй, и выберутъ.
И дѣйствительно Битюковъ получилъ сто сорокъ бѣлыхъ, и всѣ начали его поздравлять, и благодарить стараго предводителя, который уже два трехлѣтія сряду все отказывался отъ своей должности.
— Ну, этакую радость, — начала Ольга Ивановна — надо праздновать, поѣдемте къ намъ обѣдать, мужъ скоро вернется.
Телепневъ согласился. Они двинулись съ мѣста. На хорахъ было тѣсно- Съ очень многими дамами и дѣвицами, Телепневъ раскланивался и долженъ былъ заговорить съ Александриной, которая пристала къ нему и проболтала до самаго подъѣзда. Съ тѣхъ поръ, какъ Телепневъ сталъ часто бывать у Ольги Ивановны и состоять при ней въ обществѣ, туземныя львицы начали замѣтно привѣтливѣе относиться къ нему. Онъ подчинялся нравамъ города, и вмѣстѣ съ тѣмъ выдѣлялъ себя изъ тѣхъ студентиковъ, которые безцвѣтно и безвредно прыгали на балахъ.
II.
— Вотъ и вы, Борисъ Николаевичъ, — говорила Ольга Ивановна сидя на своемъ диванѣ: — лѣтъ черезъ десять можете также балотироваться въ губернскіе; вѣдь вы богатый помѣщикъ.
— Ни во что не буду, — отвѣчалъ Телепневъ. — Эти выборы — по большой части кукольная комедія. Нѣтъ ни толку, ни уваженія къ мѣсту.
— Ахъ, какой вы строгій! Ну, вотъ, когда кончите курсъ, и подите служить по выборамъ, какъ слѣдуетъ; что вамъ на другихъ ссылаться!
— Если я помѣщикъ, — сказалъ Телеппевъ — такъ все-таки не затѣмъ, чтобъ въ предводители лѣзть.
— А что же, вы будете заниматься крестьянами?
— Очень бы желалъ заняться.
— Что же, вы школы заведете? будете агрономіей заниматься?
— Что вы ко мнѣ пристаете? — возразилъ со смѣхомъ Телепневъ. — Это все оттого, что я не признаю прелестей вашего татарскаго льва Битюкова!
— Имя его не употребляйте безъ уваженія — раздался голосъ Павла Семеновича, показавшагося въ дверяхъ: — онъ нашъ предводитель теперь, и ему подобаетъ честь и мѣсто.
— Ну, чѣмъ же кончилось? — спросила Ольга Ивановна мужа — говорилъ онъ вамъ благодарственную рѣчь?
— Сказалъ, сказалъ. Что же, я ничего противъ этого не имѣю. Надо давать ходъ молодымъ людямъ. — И Павелъ Семеновичъ, чмокнувши губами, отправился въ кабинетъ снимать свой дворянскій мундиръ съ безконечнымъ воротникомъ.
Телепневъ очень привыкъ къ физіономіи Павла Семеновича и любилъ иногда съ нимъ потолковать о матеріяхъ важныхъ. Въ его разговоры съ Ольгой Ивановной мужъ иногда вмѣшивался; но она умѣла какъ-то всякой разъ очень ловко удалить Павла С меновича въ кабинетъ. Онъ тамъ и сидѣлъ, разложивши передъ собой какую-нибудь старую книжку, или разбирая деревенс кія вѣдомости. Съ Телепневымъ Павелъ Семеновичъ былъ всегда очень привѣтливъ, но въ тонѣ его пробивалось желаніе пріобщить юношу къ трактованію о высокихъ предметахъ, указать ему суть жизни, наставить и просвѣтить. Все это, конечно, не могло задѣвать Телепнева, потому что сопровождалось крайнимъ добродушіемъ и комизмомъ, которымъ дышала вся фигура Павла Семеновича. Ольга Ивановна никогда, объ мужѣ своемъ не говорила съ Телепневымъ, но была съ нимъ постоянно ласкова, и вообще вела себя такъ, что иголочки не подточишь.
Послѣ обѣда, за которымъ Павелъ Семеновичъ трактовалъ высокимъ слогомъ на счетъ священныхъ обязанностей дворянина, онъ увелъ Телепнева къ себѣ въ кабинетъ, чего почти никогда не дѣлалъ.
— Присядьте-ка минуточку, — прибавилъ онъ, набивая трубку. — Я, дорогой мой, хочу подѣлиться съ вами одной вещицей; хотѣлось бы мнѣ посмотрѣть, какъ это отразится на вашу юную впечатлительность.
— А что такое? — наивно спросилъ Телепневъ.
— Вотъ видите ли, какъ поживешь въ тиши семейственнаго міра, такъ созерцаніе сдѣлается спокойнѣе: на все бытіе человѣческое взглянешь окомъ трезвымъ, ну, и захочется заявить во всеобщее свѣдѣніе плоды своего крайняго разумѣнія.
— Да-съ, — проговорилъ Телепневъ, и подумалъ: „должно быть читать что-нибудь начнетъ“.
Павелъ Семеновичъ дѣйствительно порылся на столѣ въ бумагахъ и досталъ небольшую тетрадку съ широко загнутыми полями, исписанную мелкимъ, довольно стариннымъ почеркомъ.
— Это ваша статья? — спросилъ Телепневъ.
— Плодъ моихъ задушевныхъ соображеній, дорогой мой! — отвѣтилъ со вздохомъ и зажмуря глаза* Павелъ Семеновичъ, и затянувшись
