комнаты нѣтъ въ этомъ этажѣ.
— Такъ какъ же вы устроитесь? спросилъ я, сдерживая какое-то раздраженіе, которое начинало въ меня закрадываться.
— Графъ помѣстится внизу, съ Наташей… Тамъ три комнаты съ передней. Я нашла ихъ. Если хотите, и вы могли бы тамъ жить… Только удобно ли вамъ? Здѣсь теперь квартиры въ каждомъ домѣ, сезонъ конченъ… вы найдете легко… и будете платить понедѣльно.
— Да ужь какъ-нибудь, помѣщусь, не извольте безпокоиться.
Вышла пауза.
«Что-жь это такое? спросилъ я себя, развѣ такъ намъ слѣдуетъ говорить съ глазу на глазъ».
Она обернула кружева на рукавѣ и, глядя на меня вкось, спросила:
— Вы должны были встрѣтить Колю?
— Встрѣтилъ, вздохнулъ я.
— Какъ онъ вамъ понравился?
— Выросъ и возмужалъ: будетъ красавецъ.
— Вамъ онъ… обрадовался?., нерѣшительно выговорила она.
— Не очень. Вы, кажется, напрасно возлагали надежду на годичное житье за-границей… У него какая-то кровная нелюбовь ко мнѣ.
— Ахъ полноте… вы увидите, что онъ очень исправился, только у него натура суховатая… какъ съ этимъ выть?
Лицо ея затуманилось; я увидалъ знакомое мнѣ выраженіе душевной заботы.
— Я и не возмущаюсь, откликнулся я, насильно милъ не будешь; да и съ какой стати мнѣ заявлять на него какія-то особыя права?
Она не прерывала меня, только опустила глаза.
— Пускай меня не любитъ, только бы прокъ изъ него какой-нибудь вышелъ.
И на это она ничего мнѣ не отвѣтила.
— Два письма, мама, два письма, раздался голосъ Коли, отъ котораго мы оба вздрогнули.
Онъ подбѣжалъ и подалъ ей письма.
— Ты видѣлся съ Николаемъ Иванычемъ? спросила его мать.
— Да, кинулъ онъ небрежно, тамъ въ аллеѣ.
— Чтожь ты не спросишь его… объ отцѣ?
— Да вѣдь папа ѣдетъ сюда… Прощай, мама, мнѣ кататься надо…
Не обращая на меня ни малѣйшаго вниманія, мальчикъ повернулся и побѣжалъ.
— Вы видѣли?.. прошепталъ я.
Графиня точно не слыхала моего вопроса и углубиласьвъ чтеніе письма. Не докончивъ, она вскинула на меня головой и раздражительно заговорила:
— Этотъ графъ ни на что не похожъ… тащится со мной въ Ливорно и Наташу туда-же везетъ!.. Къ чему это?
— Ей бы не дурно было покупаться, она такая анемичная.
— Все вздоръ!… мы всѣ безкровныя до замужества… Кому-же это неизвѣстно? Замужъ ее надо поскорѣе… Ѣхать цѣлой семьей… Какъ это пріятно! Надо нанимать цѣлую виллу, графъ захочетъ и того и другаго… А я-бы помѣстилась попросту — въ chambres garnies…
Она сдѣлала языкомъ недовольный звукъ, и принялась за другое письмо.
— Что это, Николай Ивановичъ, прервала она свое чтеніе, какому стилю вы научили вашу воспитанницу?
— Наташу? спросилъ я.
— Да; вѣдь это Богъ-знаетъ какая восторженность!.. Увидала Парижъ и расплывается въ самыхъ смѣшныхъ фразахъ… Вотъ хоть бы это: «чувствуешь, на этой площади, что тутъ совершались великія событія»…
— Что-жь въ этой фразѣ смѣшнаго? серьезно спросилъ я.
Графиня немного точно смутилась.
— Для такой дѣвочки — это ненатурально!..
Она дочла письмо и, рѣзко вставъ со скамьи, сказала:
— Доведите меня до дому. Пора завтракать. А потомъ мы и васъ устроимъ.
VI.
Леонидъ Петровичъ Рѣзвый рѣшительно обворожилъ меня, — съ такимъ добродушіемъ устраивалъ онъ мнѣ житье во Флоренціи. Уклоняться отъ его услугъ я не могъ, да и не захотѣлъ бы: слишкомъ достолюбезно онъ себя навязывалъ. Онъ повелъ меня смотрѣть квартиры, по близости Yillino Buffi, самъ бѣгалъ по разнымъ этажамъ, звонилъ, разспрашивалъ о цѣнахъ, хотя по-итальянски маракуетъ куда плоше моего. Нанялъ у какой-то англичанки, съ которой обстоятельно при этомъ объяснился, большую комнату съ маленькой спальней, на двѣ недѣли. Всѣ ея квартиры стояли, по случаю лѣтняго времени, пустыми, и она взяла съ меня тридцать франковъ съ прислугой и посудой.
Самъ Леонидъ Петровичъ помѣщался тоже въ двухъ шагахъ отъ Yillino Ruffi, на той-же самой улицѣ. А моя улица — Via Magenta — идетъ къ той параллельно. У меня передъ окнами узкій каналъ, ярко освѣщенный по ночамъ. Въ первую ночь Рѣзвый довелъ меня до квартиры и поболталъ минуту-другую на крыльцѣ. Мы съ нимъ вернулись вмѣстѣ отъ графини, гдѣ провели весь вечеръ. Обѣдалъ я съ ней и съ Колей, и бесѣда наша была какая-то десятииудовая по своей тяжести. Коля сидѣлъ развязно, поглядывая то на меня, то на мать своими злыми и умными глазами, и то-и-дѣло ухмылялся. Эти усмѣшки раздражили даже и графиню. Она ему рѣзко сказала по-французски:
— Quest се que tn as done a sourire si bêtement?
Онъ не задумался отвѣтить ей съ фальшивой кротостью:
— Je ne sais pas maman; cest peut-être larrivée de monsieur (и онъ кивнулъ на меня) qui m’a rendu comme-ca.
Мы оба переглянулись, и графиня только пожала плечами. А Коля, ни мало не смущаясь, принялся за ѣду, поглядывая на меня изподлобья.
Ясно мнѣ было, что графиня болѣе, чѣмъ не въ своей тарелкѣ. Она то угощала меня, то задавала разные вопросы, безъ связи и внимательности, оглядывалась какъ-то, жаловалась на жару — словомъ, находилась въ такомъ возбужденномъ состояніи, въ какомъ я ея не видалъ въ теченіе двѣнадцати лѣтъ.
Послѣ обѣда мы перешли въ садъ, подъ тѣнь виноградныхъ лозъ, покрывающихъ густой трельяжъ. Туда принесли кофе и фрукты. Но и тамъ разговоръ рѣшительно не клеился. Я не хотѣлъ задавать никакихъ вопросовъ и держалъ себя спокойно; но и мнѣ становилось жутко. Около бесѣдки вертѣлся Коля, то-и-дѣло заглядывалъ къ намъ, выпрашивалъ себѣ фигу или персикъ, и убѣгалъ.
Въ одно изъ такихъ нападеній на вазу съ фруктами, Коля уставился на свою мать; лицо графини въ эту минуту сдерживало не то зѣвоту, не то какое-то физическое страданіе..
— Comme tu tennuies maman! вскричалъ онъ, — veux tu que jaille chercher Леонидъ Петровичъ?
He дожидаясь отвѣта, онъ выбѣжалъ изъ бесѣдки. Я поглядѣлъ на графиню: она вся встрепенулась, глаза ея сначала блеснули, потомъ скрылись подъ рѣсницами, что-то похожее на румянецъ покрыло ея щеки. Она видимо смутилась, какъ дѣвочка, какъ пансіонерка.
— Этотъ мальчикъ можетъ хоть кого вывести изъ терпѣнія! вырвалось у ней послѣ паузы. Кажется, я его не балую, а все-таки съ нимъ справу нѣтъ…
Я промолчалъ.
— Право не лучше-ли будетъ вамъ взять его съ собою вазадъ?
— Мнѣ? спросилъ я съ изумленіемъ.
— Ну да, вы должны-же добиться того, чтобы онъ подчинился вашему вліянію.
Все это было выговорено раздражительнымъ голосомъ. Не знаю, куда бы привела насъ бесѣда, еслибъ опять не вбѣжалъ Коля съ извѣстіемъ, что Леонидъ Петровичъ сейчасъ будетъ.
Вслѣдъ за вѣстникомъ явился и самъ гость, и заговорилъ о театрѣ какихъ-то «механическихъ маріонетокъ», куда онъ усиленно началъ звать меня.
— Вы нахохочетесь, Николай Иванычъ, особливо когда выскочатъ танцовщицы на проволокахъ и начнутъ
