намъ вышелъ молодой паренекъ въ прекурьезной соломенной шляпѣ и босой. Онъ взялъ лошадь подъ уздцы. Я соскочилъ и высадилъ графиню. Она очень увѣренно вошла подъ ворота и взяла вправо по узенькой и темной каменной лѣсенкѣ. На площадкѣ перваго этажа, гдѣ я распозналъ что-то похожее на гостинницу, она окликнула; нѣтъ ли кого, и сказала красивой служанкѣ, въ туфляхъ на каблукахъ безъ пятокъ, что мы желаемъ имѣть комнату на самой вышкѣ, съ видомъ на Флоренцію.
Добрались мы и до вышки. Комнатка оказалась свѣтленькой и съ чудеснѣйшимъ видомъ. Графиня заказала завтракъ. Намъ его очень скоро подали, и оба мы ѣли точно какіе бѣглецы, голодавшіе больше сутокъ. Мнѣ было весело, графиня подливала вина изъ большой фіаски и сама пила, повторяя, что она давно не чувствовала себя такъ легко и пріятно.
VIII.
Служанка, въ туфляхъ безъ задковъ, подала намъ дессертъ и спросила, удаляясь:
— Niente altro signora?
— Niente, отвѣтила графиня, встала изъ-за стола и подсѣла ко мнѣ.
— Вамъ хорошо? выговорила она, заглядывая мнѣ въ лицо. Глаза ея блеснули такъ, какъ они когда-то блистали… Я и позабылъ ужь — когда.
— Очень, промолвилъ я, боясь взглянуть на нее и ощущая смущеніе, давно оставившее меня въ бесѣдахъ съ нею.
— Вы, бѣдный, продолжала она, кладя мнѣ руку на плечо, были цѣлый годъ въ одиночествѣ, и теперь огорчены этимъ негоднымъ мальчишкой… Я бы такъ хотѣла успокоить васъ, приголубить…
Руки ея обвились-было вокругъ моей шеи, но тутъ же опустились, лицо поблѣднѣло, голова осунулась, какой-то болѣзненный звукъ вырвался у ней изъ груди…
Черезъ секунду она лежала въ нервномъ припадкѣ.
Этотъ переходъ отъ нѣжности къ истерикѣ поразилъ меня и озарилъ: я понялъ все — и замеръ. Личное чувство сжалось, и, ухаживая за нею, прыская на нее водой, я ничего не видалъ передъ собою, кромѣ больной женщины, ни о чемъ себя не спрашивалъ, ни о чемъ не хотѣлъ думать.
Припадокъ былъ томительный, но быстрый. Черезъ четверть часа графиня открыла глаза, оглянулась дико кругомъ, привстала и, облокотившись о ручку кушетки, гдѣ она лежала въ истерикѣ, долго-долго сидѣла беззвучно, устремивъ затуманенный взглядъ на закоптѣлую картину, висѣвшую противъ нея.
Я стоялъ у окна, и, притаивъ дыханіе, ждалъ. Въ этой трактирной комнатѣ, съ остаткомъ завтрака, съ яркой полосой синяго неба, съ дымчатой далью Флоренціи, было нѣчто, оставляющее позади всѣ пережитыя нами вдвоемъ минуты.
Да, новая полоса нашла на эту разбитую, мертвенноблѣдную, трагически-прекрасную женщину.
— Подите сюда, раздался нервный, глухой голосъ графини.
Я сѣлъ на кушетку, рядомъ съ нею, не оборачивая къ ней головы.
— Не могу, не могу я лгать, вы видѣли: я не могла даже пересилить себя…
— Видѣлъ, повторилъ я, и не знаю, право, къ чему все это… Со мной-то, кажется, не трудно сладиться.
— Не трудно! вскрикнула она все тѣмъ же глухимъ голосомъ… Ну, да, вы скажете: это глупо, грязно, смѣшно наконецъ, мнѣ все равно!..
Графиня встала, я бросился-было поддержать ее, боясь что она опять упадетъ; но она отвела меня рукой и, обернувшись ко мнѣ лицомъ, все такъ же смертельно блѣдная, съ какими-то трепетными глазами, выговорила:
— Я себѣ не принадлежу! Ни вы, ни мужъ мой не увидите моей ласки…
Потомъ настало молчаніе; слышно было только, какъ мы оба тяжело дышали.
— Неужели, началъ я впологолоса, вы такъ полюбили?
— Ну, да, полюбила! крикнула она; и глаза ея вспыхнули. Васъ это скандализуетъ, не правда ли? Бабѣ—сорокъ лѣтъ, у ней дочь — дѣвица на возрастѣ, у ней мужъ такой примѣрный, любитъ ее, боготворитъ, у ней наконецъ другъ… и она обманула обоихъ и въ одиночку, и разомъ… и бросилась на шею мальчику, юношѣ, котораго знаетъ какихъ-нибудь два мѣсяца! Ха, ха, ха!…
Она болѣзненно захохотала. Я ожидалъ новаго припадка, но хохотъ смолкъ. Мнѣ становилось невыносимо жалко ее. Я готовъ былъ замахать рукой и прошептать: «не надо, не надо, полноте».
Но что-то сковало мнѣ губы. Я только глядѣлъ на нее, ожидая, что воть-воть съ ней опять что-нибудь сдѣлается.
— Вѣдь смѣшно, Николай Иванычъ? рѣзко спросила она. Ну, и смѣйтесь, и язвите меня; а я вамъ скажу истинную правду: я не любила до сихъ поръ и думала, что совсѣмъ застрахована отъ такой глупости; а вотъ видите, и меня захватило, и я безумствую, и я смѣшна, и я упиваюсь своимъ паденіемъ… вѣдь это такъ кажется говорится высокимъ слогомъ?
— Вы не любили? точно съ радостью выговорилъ я.
— И васъ не любила, да никогда и не обманывала васъ… Моя связь съ вами, что это такое? Это исполненіе какого-то долга…слушайте меня, я говорю правду… Да, долга. Мнѣ нельзя было не отдаться вамъ тогда; нельзя, потому что вы стоили поддержки, участія, ласки, всего, что можетъ дать женщина больше, чѣмъ графъ, напримѣръ… Ну, что же это какъ не долгъ, идея, принципъ, не такъ ли? Дико звучатъ мои слова; но я говорю правду, слышите, только правду, ничего больше; вотъ и все мое прошедшее. Графа я и считать не хочу: графъ — укоръ за пошлую связь вздорной бабенки. Вы уже знаете, почему я сдѣлалась его женой и какъ на него смотрѣла… Гдѣ же тутъ любовь, настоящая-то, такая, гдѣ ужь ни объ чемъ не разсуждаютъ, а только все опускаются въ какой-то омутъ? Помните, вы меня спрашивали: неужели моя жизнь ушла вся на исправленіе графа Кудласова и обученіе господина Гречухина? Да она ушла на это, хоть не вся, ушла она и на то, что я съ вами вмѣстѣ дѣлала… въ чемъ я васъ поддерживала… Такъ бы и нужно было скоротать свой вѣкъ! Анъ нѣтъ!…
И съ какой-то злостью онл махнула рукой, опускаясь опять на кушетку.
— Да, это не то, что прежде, прошепталъ я.
— Страсть налетѣла на меня сразу, не дала даже вздохнуть, и я въ ея когтяхъ, и ничего я теперь знать не хочу, я способна на всякое безуміе, можетъ быть на всякую гадость… можетъ быть на преступление…
— Графиня, перебилъ я ее, беря за руку, такъ ли это?
— О не знаю, и знать не хочу!.. Развѣ я разсуждаю? я ужь вамъ разъ сказала, что разсуждать я не могу. Вамъ онз можетъ показаться юношей, мотылькомъ, сердечкинымъ, Богъ знаетъ чѣмъ, а для меня онъ теперь — все; я какъ дѣвчонка, какъ институтка краснѣю, жантильничаю, веду себя ужасно!.. Вы скажете на это: Бальзакъ далъ себя знать. И я вамъ отвѣчу: ну да, Бальзакъ, а потомъ что?..
Но я не вымолвилъ ни одного слова. Когда глаза мои обратились къ ней, утомленіе и почти
