ли физія, маску потревожить нужно, чтобы обличье свое намъ показала.
— Поднять маску! — крикнуло нѣсколько голосовъ.
Всѣ эти выходки относились къ Ольгѣ Ивановнѣ, которая ' въ эту минуту, ничего не подозрѣвая, проходила изъ большой залы мимо буфета, подъ-руку съ Телепневымъ,
Первые подскочили къ нимъ: Гриневъ, нахальный симбирецъ и одинъ изъ земляковъ Двужилина.
— Прелестная маска! — началъ приставать Гриневъ: —куда ты спѣшишь, постой на минутку здѣсь; мы тебя просимъ выпить.
— И закусить! прибавилъ сзади Двужилинъ. И всѣ расхохотались.
Телепневъ быстро взглянулъ на Гринева, и не отвѣчая ничего за свою маску пошелъ дальше.
— Постой! та, та, та! — заговорилъ Гриневъ и схватилъ Ольгу Ивановну за платье. — Что ты какая сердитая, маска? Квазимодо! — крикнулъ онъ — вотъ кому въ любви-то признайся, авось смилуется, покажетъ намъ свое личико. И онъ уже порывался приподнять маску у Ольги Ивановны.
А у буфета Битюковъ чокался со студентами и, осклабивъ свою рожу, смотрѣлъ на эту сцену. Изъ кучки выступилъ Двужилинъ на подкрѣпленіе Гриневу.
— Ну, барченокъ, — засипѣлъ онъ, обращаясь къ Телепневу, — уступите-ка намъ вашу дамочку, хоть на четверть часика, — вы ужь довольно съ ней занимались.
— Позанялся таки! — подхватилъ Гриневъ. И опять вся компанія захохотала.
— Что вамъ угодно, господа? — спросилъ Телепневъ, блѣднѣя, и почувствовалъ, что Ольга Ивановна вся дрожитъ.
— А вотъ что намъ угодно, — прервалъ Двужилинъ, — чтобы вы, барченокъ, прогулялись бы, а съ дамочкой вашей мы сами полюбезничаемъ.
— Господа, не угодно-ли вамъ замолчать! — вырвалось у Телепнева, — вы забываете гдѣ вы. — И онъ шепнулъ тихо своей маскѣ: „проходите поскорѣй въ залъ, а я останусь.“
— Не нужно, — отвѣтила она, и потомъ, возвышая голосъ, громко проговорила: — М-г Битюковъ, подите сюда!
Нечего было дѣлать, предводитель подошелъ.
— Вы директоръ собранія, — продолжала Ольга Ивановна — будьте такъ добры, скажите этимъ господамъ, что ихъ выведутъ, если они будутъ вести себя такимъ образомъ.
Битюковъ не нашелся, что отвѣтить; онъ только разинулъ ротъ и поглядывалъ то на студентовъ, то на Ольгу Ивановну.
— Пойдемте! — шепнула Ольга Ивановна Телепневу и отправилась къ выходу.
Телепневъ былъ ужасно возмущенъ. Хотя онъ не чувствовалъ особенной симпатіи къ студенческой братіи, но все таки ему было стыдно за нихъ предъ Ольгой Ивановной; но въ тоже время ему чрезвычайно понравилась та находчивость, съ которой его дама отвѣтила студентамъ. Немножко и самолюбіе кольнуло его въ эту минуту: онъ почувствовалъ, что она вела себя, какъ женщина, и онъ какъ мальчикъ.
— Я сгараю отъ стыда, — проговорилъ онъ, когда они вышли на площадку;—мнѣ такъ стыдно за моихъ товарищей!…
— Полноте! — отвѣтила она мягко, и пожала ему руку.
— Вы не имѣете съ ними ничего общаго. Благодарю васъ!
— За что жъ? — спросилъ Телепневъ.
— Я объ этомъ скажу вамъ завтра, — промолвила она и посмотрѣла на него такъ, что онъ потупился. — До свиданія! — прибавила она. — Не провожайте меня, я сойду одна.
Она начала довольно скоро опускаться, а Телепневъ стоялъ, опершись на перилы, и тутъ еще разъ подумалъ: „Какая она милая, эта Ольга Ивановна! Я вѣдь вотъ такъ привыкъ къ ней, что мнѣ жалко ее отпускать“. А Ольга Ивановна, дошедши до нижней площадки остановилась, и такъ завлекательно кивнула ему головой, что если бы не запрещеніе ея, онъ бросился бы внизъ и разцѣловалъ бы ея хорошенькую ручку.
„Завтра же поѣду къ ней“, думалъ онъ; „она такъ добра ко мнѣ, а я все точно рисуюсь передъ ней…. А вѣдь она очень мнѣ нравится“.
Съ неудовольствіемъ переступалъ онъ порогъ первой залы; въ первую минуту ему даже вовсе не хотѣлось туда идти, но онъ упрекнулъ себя въ малодушіи и вступилъ въ залу съ видомъ очень рѣшительнымъ. Подгулявшая компанія разсчитывала на его возвращеніе, и ему тотчасъ попалась бѣлобрысая фигура Двужилина, который такъ сталъ посреди залы, что видимо хотѣлъ ему загоридить дорогу.
— А! защитникъ невинности!… захрипѣлъ онъ. — Изящный кавалеръ, пожалуйте-ка сюда! Позвольте вамъ отпустить нѣкоторое бомбо!
Вся компанія пододвинулась ближе, и впередъ выступили Квазимодо, студентъ Бомбовъ и красный, какъ ракъ, Гриневъ. Битюкова уже не было.
Телепневъ сперва подался немножко. назадъ, но потомъ самъ довольно наступательно придвинулся къ Двужилину и смѣрилъ его съ ногъ до головы.
— Я не знаю, что вамъ угодно, господа, — проговорилъ онъ;—но я прошу васъ оставить меня въ покоѣ. Я не подавалъ вамъ никакого повода придираться ко мнѣ и къ той дамѣ, съ которой я ходилъ; но ваше поведеніе было дурно, гадко.
— Что? — закричалъ Гриневъ. — Ахъ ты молокососъ! ты намъ нравоученіе читаешь?
— Повторите-ка, милордъ, что вы намъ сказали! — проговорилъ Двужилинъ, подступая къ самому носу Телепнева.
Вся кучка взволновалась. Эсмеральда подскочила къ Телепневу съ боку, и даже замахнулась на него тамбуриномъ.
— Что, что? — кричало нѣсколько голосовъ.
— Я не испугаюсь вашихъ криковъ, — выговорилъ Телепневъ, замѣтно поблѣднѣвъ, — я бы не позволилъ себѣ господа, охуждать ваше поведеніе, еслибы вы сами не задѣли меня, но теперь я еще разъ повторяю, что вы воступили очень скверно!
— Сволочь! — крикнулъ кто-то сзади.
Всѣ понахлынули и окружили Телепнева. Хотя мѣсто было внушительное, но компанія на столько прошлась по напиткамъ, что отъ нея всего можно было ожидать.
— Ты восчувствуй, аристократишко, — захрипѣлъ Двужилинъ и взялъ Телепнева за шляпу, — коли мы, твои това-рищи, захотѣли пройтись насчетъ мамзели какой-нибудь въ черномъ колпакѣ, такъ какъ же ты дерзнулъ нраву нашему препятствовать?
— За юбку заступился дрянь! — кричали сзади.
— Лизоблюдъ губернаторскій! — рявкнулъ кто-то ближе къ буфету.
Всѣми этими возгласами Телепневъ былъ оглушенъ. Ему приходилось отвѣчать на крики и дерзости тою же монетою.
— Какъ же ты смѣлъ, аристократишко? — воскликнулъ опять Двужилинъ и поднялъ руку.
Въ эту минуту, кто-то оттолкнулъ его и сталъ рядомъ съ Телепневымъ. Тотъ инстинктивно подался назадъ, и сразу не узналъ Абласова. Абласовъ былъ также блѣденъ, какъ онъ, и даже губы его дрожали.
— На кого вы кричите, господинъ Двужилинъ? — спросилъ онъ, дѣлая шагъ впередъ. — Кто васъ боится? Оттого, что вы всѣ здѣсь напились, такъ новичку нужно вамъ въ ноги кланяться? Вы его, — и онъ указалъ на Телепнева, — ругаете аристократишкой, а вамъ сейчасъ баринъ вина поднесъ, такъ вы ему ура кричали! Стыдно, господа, такъ безобразничать!…
— А этотъ еще откуда? — послышались голоса: — сволочь!…
— Отойдите прочь! — почти крикнулъ Абласовъ, — а то разбѣжитесь же, инспекторъ идетъ.
Нѣсколько головъ въ ту же минуту оглянулись, по направленію къ большой залѣ, откуда дѣйствительно катила фигура Ѳедора Ивановича, въ черномъ фракѣ, сшитомъ точно также, какъ и вицъ-мундиръ. Всѣ притихли и остались съ разинутыми ртами. Кружокъ который тѣснилъ Телепнева съ Абласовымъ, раздался, и имъ безпрепятственно можно было идти.
— Поѣдемъ домой, — сказалъ Абласовъ.
— Они подумаютъ еще, что
