нимъ и его товарищами, раждался еще новый щекотливый вопросъ.
Пробило половина девятаго, и всѣ трое начали одѣваться для отправленія въ маскарадъ.
V.
Маскерады въ дворянскомъ собраніи были довольно свѣжею новостью для города К. Ихъ начали давать зимы за двѣ передъ тѣмъ, и въ первую зиму, фешенебельное общество, смотрѣло на нихъ какъ-то подозрительно. Потомъ, когда присмотрѣлись къ нимъ, то они, какъ нельзя болѣе, подошли къ нравамъ города. Общество маскарадовъбыло, конечно, болѣе смѣшанное, чѣмъ на балахъ дворянскаго собранія; но подъ маской всѣ были уравнены. А львицы аристократическаго міра нарочно являлись въ невзрачныхъ домино, чтобы не быть узнанными.
Много было уже народу въ залахъ, когда наши пріятели поднимались по обширной лѣстницѣ дворянскаго собранія. На площадкахъ стояли ливрейные лакеи; но внизу въ сѣняхъ, по скамейкамъ, и даже на полу, размѣщались съ салопами наперстницы барынь изъ туземнаго полусвѣта. Благовоніе курительнаго порошка бросалось въ носъ, и теплый воздухъ охватывалъ каждаго входящаго на верхнюю площадку, гдѣ стояло большое трюмо, и откуда былъ ходъ налѣво въ дамскую уборную, а направо въ первую залу. Тамъ былъ устроенъ буфетъ и толпилось уже не мало студентовъ.
Телепневъ тотчасъ запримѣтилъ философа Двужилина съ братіей, и весьма удивился, какъ попала сюда вся эта компанія.
— Посмотри-ка, — сказалъ ему Горшковъ, — и сюда притащились: навѣрняка, безъ скандала не обойдется.
Абласовъ молча все осматривалъ и, отдѣлившись отъ товарищей, остановился у дверей въ большую залу.
Маски шныряли взадъ и впередъ, больше все въ черныхъ домино, съ капуцинами и колпаками, но не мало было и цвѣтныхъ съ разными неподходящими украшеніями на головѣ, съ ажурными лифами и тому подобными прелестями. Всѣ производили страшную пискотьню, одни очень рѣшительно приступали къ мущинамъ, другія же держались больше въ сторонкѣ. Студенчество было больше на виду, чѣмъ на балахъ; маски средней руки положительно тяготѣли къ голубымъ воротникамъ.
— Смотри, Боря, — заговорилъ Горшковъ, когда они вошли въ большую залу, — видишь, вонъ тамъ у крайней колоны, это вѣдь наша герцогиня, а рядомъ съ ней твоя барыня.
— Какая это? — спросилъ Телепневъ.
— Да М — нова же. Смотри, вонъ свѣтлыя волосы у ней пробиваются изъ подъ капюшона; вонъ и Битюковъ скоти-нище съ герцогиней заигрываетъ. Ты пройдись братецъ, въ ту сторону, а я поищу лутиковъ.
— Ну, ужъ твоего лутика навѣрное здѣсь нѣтъ.
— Кого нибудь да отыщу.
— И съ этими словами, Горшковъ, тряхнувъ своимъ вихромъ, зашагалъ по залѣ, безцеремонно заглядывая подъ маски и заговаривая со всѣми, кто только ему попадался.
Телепневъ почти никого не узналъ изъ масокъ; нѣкоторыхъ же только по кавалерамъ.
— Здравствуй поэтъ! — пропищала ему маленькая, плотная маска и подала даже руку.
— Ты меня произвела въ поэты? — отвѣчалъ онъ.
— Ты любишь, а пока человѣкъ любитъ, онъ поэтъ, — отвѣтила маска, игриво повертываясь на мѣстѣ.
— Не скажешь ли кого? — проговорилъ Телепневъ, узнавая въ маскѣ Александрину.
— Поищи, найдешь здѣсь. Прощай! я не хочу тебѣ мѣшать.
И Александрина, подцѣпивши одного изъ губернаторскихъ адъютантовъ, скрылась за колонами. Телепневъ продолжалъ двигаться по залѣ, раскланиваясь съ мущинами и отвѣчая на поклоны нѣкоторыхъ масокъ. Мимо его прошелъ новый губернскій предводитель Битюковъ, подъ руку съ бѣлымъ домино, которое выступало съ величественностью.
— Здравствуй! — вдругъ проговорилъ сзади его женскій голосъ.
Онъ обернулся; передъ нимъ стояло то самое черное домино, на которое ему указывалъ Горшковъ.
— Здравствуй! — отвѣтилъ онь, весело протягивая руку.
— Я думала, ты не будешь.
— Ты слишкомъ льстишь мнѣ; не вѣрится, чтобы ты меня ждала.
— Еслибъ я тебя не знала, — проговорила маска, болѣе простымъ голосомъ, — я бы сказала, что твоя скромность отзывается фатовствомъ.
— А зачѣмъ мы интересничаемъ, — сказалъ вдругъ Телепневъ, подавая маскѣ руку, и повелъ ее за колоны.
— Вы меня узнали сейчасъ же? — спросила Ольга Ивановна шепотомъ.
— Васъ нетрудно узнать.
— Будто бы? Это немножко досадно.
— Отчего такъ?
— Да оттого, что всѣ будутъ подходить и болтать вздоръ; пойдемте въ гостиную.
Въ гостиной они сѣли на угловой диванчикъ за дверью.
— Вы знаете, Телепневъ, — начала Ольга Ивановна, — что я съ вами не стѣсняюсь; но я все-таки нахожу, что подъ маской свободнѣе.
— Очень радъ, — отвѣтилъ съ усмѣшкой Телепневъ.
Ольга Ивановна наклонилась къ нему и слегка ударила его по рукѣ.
— фи! какъ вы противно улыбнулись, точно селадонъ какой! — проговорила она, видимо заигрывая.
— Да что жъ мудренаго? — отвѣтилъ Телепневъ, приближаясь къ ней, — вы сейчасъ хоть кого испортите.
— Что?
— Да, да, еще недѣли двѣ, и я пріобрѣту такія же манеры, какими прельщаетъ здѣшнихъ барынь господинъ Битюковъ.
— Ха, ха, ха!… И будете доказывать, что я въ этомъ виновата?
— Непремѣнно!…
Въ эту минуту Битюковъ точно выросъ передъ ними. Новоизбранный предводитель, заложивши ладонь правой руки за неизмѣримый бѣлый жилетъ, остановился въ безцеремонной позѣ.
Разставивъ свои огромныя ноги и покачиваясь, сталъ онъ разглядывать Ольгу /Івановну.
— Битюковъ! — сказала она, — ты такъ сіяешь отъ своего предводительства, что на тебя противно смотрѣть…
— Не смотри, прелестная маска, займись лучше обученіемъ твоего юнаго кавалера… Ты практическая женщина… самые сливочки ’снимаешь… И предводитель, разинувъ свой нахальный ротъ, захохоталъ, что есть мочи.
Телепневъ покраснѣлъ и выпрямился; Ольга Ивановна тоже покраснѣла подъ маской.
— Поздравляю тебя, — отвѣтила она рѣзко, — ты дѣлаешь быстрые успѣхи въ глупости!…
Телепневъ такъ и ожидалъ, что Битюковъ разразится какой-нибудь крупной дерзостью; но первостатейный левъ только помялся на мѣстѣ, и отходя, сдѣлалъ имъ обоимъ ручь-кой, проговоривъ:
— Не сердитесь, никому не скажу!
— Довольны? — спросилъ Телепневъ Ольгу Ивановну, когда Битюковъ скрылся въ залу, — или хотите еще какихъ-нибудь пріятностей?
— Я сама виновата; мнѣ не нужно было его задирать.
— Ахъ, Ольга Иванойна, — началъ горячо Телепневъ, — какъ это вы можете спокойно говорить о подобныхъ вещахъ?
Какъ васъ не возмущаетъ то, что здѣсь всякая дрянь смѣетъ говорить женщинѣ двусмысленности и вольности?!..
— Тише, тише, юноша, — отвѣтила Ольга Ивановна, и опять коснулась рукой его руки. — Что вы за исправитель нравовъ!.. Оставьте въ покоѣ этихъ господъ; стоитъ ли ими заниматься, развѣ вы затѣмъ пріѣхали сюда? — И говоря это, она взглянула на него какъ-то особенно привѣтливо.
„Что это въ ней за равнодушіе?“ думалъ Телепневъ. „Неужели она не можетъ протестовать противъ того, что меня возмущаетъ… или она также?…, Онъ не додумалъ, и самъ устыдился своей мысли.
А между тѣмъ рука его, почему-то, отвѣчала на пожатіе Ольги Ивановны, и онъ чувствовалъ себя тревожно…
— Отучитесь вы разсуждать, — продолжала Ольга Ивановна;— развѣ можно резонировать въ восемнадцать лѣтъ?… Вамъ, видно, совсѣмъ не хочется пожить..
— Какъ пожить? — спросилъ разсѣянно Телепневъ.
— Ахъ какой противный, я уйду отъ васъ!..
Ольга Ивановна, не сводя глазъ съ Телепнева, откинулась на спинку дивана и начала стучать ножкой объ полъ.
— Вы
