class="p1">Наконецъ, въ передней, чуть слышно, хлопнула дверь и кто-то очень тихо спросилъ; по Ольгѣ Ивановнѣ ясно послышался голосъ Телепнева; она вскочила и хотѣла идти, но удержалась и еще глубже опустилась па диванъ.
Телепневъ прошелъ полуосвѣщенной залой, и совершенно темной гостиной, откуда увидалъ Ольгу Ивановну и поклонился ей. Она его встрѣтила въ дверяхъ, и такъ пожала его руку, что нельзя было не поцѣловать эту бѣлую, тонкую и изукрашенную кольцами ручку. Онъ сдѣлалъ это даже нѣсколько разъ и получилъ взамѣнъ нѣсколько очень выразительныхъ поцѣлуевъ въ щеку и въ лобъ.
— Какъ поздно! — проговорила она порывистымъ голосомъ. — Не стыдно?…
— Какъ поздно? — спросилъ Телепневъ, лаская ее взглядомъ;—всего только семь часовъ… Я и то боялся, что слишкомъ рано явлюсь.
— Ко мнѣ-то? — сказала она почти шопотомъ, и не выпуская его руки изъ своей, подвела къ дивану и усадила рядомъ съ собою.
— Я много думалъ о вчерашнемъ, — началъ было Телепневъ.
— О чемъ это? — вдругъ прервала его Ольга Ивановна, и, обернувшись къ нему всѣмъ лицомъ, взяла за обѣ руки и держала ихъ — Вы огорчились… за меня… стоитъ объ этомъ говорить!… Я вотъ рада васъ видѣть, сидѣть съ вами здѣсь, на диванѣ, а больше я ни о чемъ не хочу знать….
На это Телепневъ ничего не отвѣтилъ; но почувствовалъ что руки Ольги Ивановны судорожно вздрагиваютъ….
„Какой онъ глупый!“ промелькнуло въ головѣ ея. И она, какъ бы желая убѣдиться въ его умственныхъ способностяхъ, придвинула свою ножку къ его ногѣ.
— Я вижу, — прошептала она, — вы добры… Но вы….
И она остановилась.
— Что я? что я? — началъ допрашивать ее Телепневъ, и, не могъ не охватить ея таліи.
Горды, — выговорила она наконецъ, и заплакала…
— Чего выждете… чтобъ я-… развѣ вы не видите?…
Она еще разъ не договорила, а просто вырвала свои руки изъ рукъ Телепнева, и бросилась цѣловать его.
IX.
Павелъ Семеновичъ очень заспался, и только въ половинѣ восьмаго, напившись кваску, выглянулъ въ залу. Въ этотъ вечеръ онъ не собирался въ клубъ, а желалъ посидѣть „у домашняго очага, какъ онъ выражался. Въ залѣ увидалъ онъ на одномъ изъ ломберныхъ столовъ треугольную шляпу. Видъ этой шляпы не возбудилъ никакихъ непріятныхъ чувствъ въ его супружескомъ сердцѣ. Павелъ Семеновичъ очень тщеславился привлекательностію своей Оля ши, и всегда съ удовольствіемъ смотрѣлъ, когда около нея увивается какой ни-будь юноша. Въ такія минуты, онъ внутренно вкушалъ сознаніе тѣхъ семейныхъ благъ, какія доставляла ему его Оляша, и на его жирномъ лицѣ являлась улыбка гласившая: увивайтесь, юноши, увивайтесь, а у насъ вонъ посмотрите какая женушка, и мы-таки срываемъ въ жизни цвѣты удовольствія.
Пройдясь раза два вдоль по залѣ, Павелъ Семеновичъ громко откашлянулся, и потекъ къ женѣ. Когда онъ взошелъ въ угловую, Ольга Ивановна сидѣла на своемъ обычномъ мѣстѣ, въ обыкновенной свое'й позѣ, точно будто она два дня сряду сидѣла въ этой позѣ. Лице у ней было очень оживленное, но не больше; только глаза горѣли не совсѣмъ обыкновеннымъ блескомъ, а можетъ быть и выраженіе ихъ было новое, но трудно было разсмотрѣть это, потому что въ комнатѣ стоялъ полусвѣтъ. Телепневъ сидѣлъ въ своемъ креслѣ, но когда Павелъ Семеновичъ вошелъ въ угловую, то онъ низко опустилъ голову надъ столикомъ.
— Ну я таки воздалъ честь Мороею! — провозгласилъ Павелъ Семеновичъ, подходя прямо къ женѣ и поцѣловалъ ее въ лобъ, — Борису Николаевичу мое нижайшее почтеніе!
Телепневъ приподнялся и неловко подалъ ему руку.
— Здоровая привычка опочивать послѣ обѣда, — продолжалъ Павелъ Семеновичѣ;—обычай предковъ нашихъ, но не нужно имъ злоупотреблять.
— А ты таки ныньче соснулъ, — сказала Ольга Ивановна, кротко посматривая на него.
— Да, Оляша, всхрапнулъ порядкомъ. Позвольте мнѣ васъ поблагодарить, мой дорогой, — обратится онъ къ Телепневу, протягивая ему руку.
— За что же? — спросилъ поспѣшно Телепневъ.
— За. жену мою, — проговорилъ съ самодовольнѣйшимъ тономъ Павелъ Семеновичъ. — Вы ее такъ чудесно занимали вчера въ маскарадѣ, что она осталась въ полномъ восхищеніи отъ этого заморскаго удовольствія.
— А ты почемъ знаешь, что я была? — шутливо спросила Ольга Ивановна.
— Я на то мужъ, сударыня, — отвѣтилъ добрякъ, — чтобы знать всѣ стези, по которымъ супруга моя шествуетъ въ юдоли сей.
И Павелъ Семеновичъ, очень довольный своей фразой, усѣлся на диванъ и круглыя его щеки выразили желаніе полюбезничать съ своей женой. Онъ придвинулся къ Ольгѣ Ивановнѣ и взялъ ее за руку. Она не противилась этимъ супружескимъ нѣжностямъ и очень ласково наклонилась къ его лицу.
Телепневъ украдкой посмотрѣлъ на супруговъ. Онъ вооб ще былъ стѣсненъ и никакъ не могъ попаеяь въ колею обыкновеннаго разговора. Павелъ Семеновичъ не замѣчалъ этого; но Ольга Ивановна быстро взглянувъ въ тотъ уголъ, гдѣ сидѣлъ Телепневъ, и этимъ взглядомъ хотѣла, кажется, придать ему больше развязности.
— Такъ-то, милый мой! — говорилъ Павелъ Семеновичъ, любовно поглядывая на свою Оляшу. — Вы вотъ, юноша, по маскарадамъ ходите, ищете все сильныхъ ощущеній, гоняетесь за призрачными наслажденіями, кичитесь своею юностію, красотой и молодечествомъ, а мы вотъ, старики, негодные, по вашему мнѣнію, ни на что, мы у очага своего находимъ прочныя радости, и таки посмѣиваемся надъ вами въ тихо-молку.
Павелъ Семеновичъ дѣйствительно захихикалъ и очень бойко подмигнулъ своей женѣ. Ей сдѣлалось какъ будто немножко неловко; она опять взглянула украдкой на Телепнева, но тотъ не поднималъ головы и барабанилъ пальцами по колокольчику, стоявшему на столѣ.
— Что жъ вы намъ ничего не скажете, дорогой мой? — продолжалъ разглагольствовать Павелъ Семеновичъ. — Вы что то нынче заскучали, или, можетъ быть, вы меня не долю-бливать стали, или завидуете, что я вотъ предъ вами сижу да похваляюсь? Что жъ дѣлать! Въ ваши юныя лѣта люди только стремятся и мечутся изъ стороны въ сторону; ну, а коли вы сгараете любовью въ супругѣ моей, такъ я ужь и не знаю, что съ вами дѣлать; развѣ мнѣ за васъ похлопотать?
Все это говорилось съ такимъ невозмутимо-добродушнымъ самодовольствомъ, что Телепнева невольно покоробило.
— Да скажите же что нибудь, милый мой! — приставалъ къ нему Павелъ Семеновичъ;—а то я, право, подумаю, что вы ко мнѣ питаете затаенную непріязнь.
— Что ты къ нему пристаешь? — проговорила Ольга Ивановне; у Бориса Николаевича голова болитъ.
— Болитъ голова? — крикнулъ Павелъ Семеновичъ. — А отъ чего? отъ незаконнаго бдѣнія на игрищахъ, ха, ха, ха! Вотъ мы по маскарадамъ не ходимъ, у насъ, благодареніе Богу, все въ порядкѣ.
— Да я, Павелъ Семеновичъ, — началъ было Телепневъ, — очень рано вернулся домой.
— Рано по-вашему, а Ипократъ говорилъ, что надо до полночи быть въ постели.
Ольга Ивановна разсмѣялась.
— Ты почемъ же знаешь, что говорилъ Ипократъ? — спросила она.
— Эхъ, матушка, да
