это у всякаго лекаря спроси.
И все въ такомъ вкусѣ болталъ Павелъ Семенычъ, а Ольга Ивановна поддерживала эту болтовню шуточками и маленькими вопросцами. Телепневъ очень мало участвовалъ въ разговорѣ, не смотря на приставаніе хозяина. Ему не совсѣмъ ловко было глядѣть на добродушную фигуру Павла Семеновича, который такъ довѣрчиво ластился къ своей возлюбленной Оляшѣ, и съ такимъ наивнымъ самодовольствомъ пріобщалъ его къ своему супружескому счастію.
— Ахъ, забылъ сказать вамъ, дорогой мой, — вскрикнулъ Павелъ Семеновичъ, — вѣдь я кое-что измѣнилъ.
— Въ вашей статьѣ? — спросилъ Телепневъ.
— Да. Пришли мнѣ такія соображенія, законность кото рыхъ кажется мнѣ осязательной; такъ какъ я подвергалъ все мое писаніе на вашъ свѣжій, неиспорченный судъ, то мнѣ хотѣлось бы…. '
— Нѣтъ, нѣтъ! — заговорила вдругъ Ольга Ивановна, — ты опять замучаешь Бориса Николаевича своимъ чтеніемъ; я этого не позволю.
— Да я, матушка, совсѣмъ не то.
— Нѣтъ, ты опять его уведешь и засадишь на цѣлый вечеръ.
Право же не то, я не хочу надоѣдать Борису Николаевичу; а такъ какъ онъ знакомъ съ моей рукописью, то я буду просить его захватить ее собой и на досугѣ просмотрѣть.
— Да и этого не нужно, — сказала Ольга Ивановна, — у него есть свои университетскія занятія.
— Я съ большимъ удовольствіемъ прочту, — прогоЛрилъ Телепневъ;—теперь же вакація, дѣла никакого нѣтъ.
— Вотъ вы увидите, мой дорогой, увидите, — вскричалъ Павелъ Семеновичъ, очень обрадованный и вскочилъ съ дивана.
— Я сейчасъ схожу за рукописью, но не бойтесь — читать не буду.
Ольга Ивановна ничего противъ этого не возражала и Павелъ Семеновичъ пошелъ къ себѣ въ кабинетъ.
Какъ онъ только скрылся, Ольга Ивановна подошла къ Телепневу.
— Юноша! — сказала она шепотомъ и поцѣловала его въ лобъ.
Онъ поднялъ голову и на губахъ его явилась какая-то странная улыбка.
— Не смущайся, — проговорила она спокойнымъ и ласкающимъ голосомъ. — Тебѣ нечего бояться моего старика, онъ Тебя полюбитъ какъ сына, если я этого захочу.
— Да вы все можете сдѣлать, — сказалъ медленно Телепневъ и пожалъ ея руку.
— Что это за вы? — прервалъ его Ольга Ивановна и слегка ударила по лицу.
Онъ покраснѣлъ, а она обняла, его быстро и прошептала: „Не смѣй уходить ужо, не простившись со мной хорошенько!“
Заслышались шаги Павла Семеновича и Ольга Ивановна очень спокойно стала закуривать папиросу у свѣчки и, поглядывая на Телепнева лукавымъ глазомъ, такъ соблазнительно улыбалась, что Телепневъ при всемъ томъ, что чувствовалъ себя не совсѣмъ ловко, разцѣловалъ бы эти пышныя губки, улыбавшіяся ему, еслибъ въ эту минуту Павелъ Семеновичъ не появился въ дверяхъ съ завѣтною рукописью. Ольга Ивановна, закуривши попиросу, спокойно сѣла на диванъ.
— Ну, вотъ мой дорогой, — заговорилъ Павелъ Семеновичъ, передавая Телепневу свою рукопись. — Я не стану вамъ докучать своимъ чтеніемъ.
И с этими словами онъ опять подсѣлъ къ женѣ; но минутъ черезъ десять какъ-то незамѣтно опять перешелъ къ своему писанію, попросилъ опять рукопись у Телепнева и началъ читать, не обращая вниманія на то, что Ольга Ивановна вырывала у него рукопись изъ рукъ, а Телепневъ, хотя изъ приличія прислушивался, но въ сущности значительно зѣвалъ, и изъ подлобья поглядывалъ на Ольгу Ивановну. Онъ поуспокоился, и не выказывалъ уже никакой неловкости; но это только съ внѣшней стороны, а внутри въ немъ шевелились разные вопросы, и прежде всего вопросъ о томъ, какъ Ольга Ивановна могла съ такой легкостью переходить отъ одной сцены къ другой, какъ она съ такимъ невозмутимымъ спокойствіемъ отвѣчала на супружескія изліянія и заигрыванія Павла Семеновича, послѣ того, что произошло въ этой комнатѣ до его прихода.
Такъ протянулся вечеръ до чаю, который пили, обыкновенно, въ залѣ, за круглымъ столомъ. Къ чаю явились дѣти с. ъ гувернанткой и Клеопатрой Васильевной и болтали о своей прогулкѣ въ саняхъ. Ольга Ивановна очень ласково и весело распрашивала ихъ. Она, въ этотъ вечеръ, какъ-то особенно хорошо выполняла свою материнскую роль. Это бросилось въ глаза Телепневу. Его посадила Ольга Ивановна рядомъ съ собою, около самовара, такъ что лица ихъ обоихъ, почти скрыты были отъ Павла Семеновича, сидѣвшаго напротивъ. Телепневъ нѣсколько разъ чувствовалъ прикосновеніе колѣнъ Ольги Ивановны къ своимъ ногамъ, и каждый разъ взглядывалъ на нее. А она, въ эти минуты разливала спокойно чай, и только мгновенная дрожь, пробѣгавшая по щекамъ, показывала, какое волненіе ' крылось въ ней.
Послѣ чаю, Павелъ Семеновичъ порывался было продолжать свои супружескія изліянія, но Ольга Ивановна сложила свои губки корабликомъ, и такъ ловко съумѣла сократить его порыванія, что онъ, помявшись и сказавши нѣсколько благодушныхъ пріятностей, объявилъ, что у него есть разныя скучныя дѣла, распростился и отправился къ себѣ въ кабинетъ. Дѣти также пришли простится, и Ольга Ивановна, нѣжно перецѣловавъ ихъ, каждаго по-одиночкѣ перекрестила.
Когда всѣ чада и домочадцы скрылись, Ольга Ивановна вздохнула такъ, точно съ плечь ея свалилась обуза. Она, безъ дальныхъ словъ, показала Телепневу рукой на мѣсто рядомъ съ собою.
— Что ты все стѣсняешься? — говорила она со смѣхомъ который прерывался поцѣлуями;—а еще студентъ!
— Да я ничего, — отвѣчалъ Телепневъ.
— Право, какой ты… просто красная дѣвушка!…
— Послушай! — началъ онъ; — мнѣ вѣдь совѣстно предъ Павломъ Семеновичемъ!
— Нашолъ объ чемъ горевать!… Ты, я вижу, ужасный идеалистъ…. Развѣ ты не понялъ еще Павла Семеновича!… Ты меня видишь: могу я его любить, или нѣтъ?
На такой рѣшительный вопросъ Телепневъ ничего не сказалъ, а Ольга Ивановна продолжала:
— Онъ очень добръ, и ты пожалуйста не думай, что ему дурно жить со мною; напротивъ, лучше меня никто не знаетъ? что ему нужно, и какъ себя вести съ нимъ!… Чего же ему больше?
И на этотъ категорическій вопросъ Телепневъ не нашолъ отвѣта,
— Да что объ этомъ говорить! продолжала Ольга Ивановна. Со мной тебѣ нечего бояться.
Телепнева кольнуло это успокоиванье, но онъ промолчалъ. А въ эту минуту блестящіе и влажные глаза смотрѣли на него такъ зажигательно, что дѣйствительно можно было отложить до другого раза разговоры о Павлѣ Семеновичѣ. Ольга Ивановна умѣла такъ распредѣлить свои страстныя. ласки, что ни Телепневу, никому другому, па его мѣстѣ, некогда было одуматься… Ему не нужно было говорить о своей любви, надѣлять ее нѣжными именами, предаваться мечтамъ и планамъ на будущее; ничего этого она не требовала. Она сама говорила о своей любви очень выразительно, и въ расплывчытыя изліянія не пускалась; но все-таки тотчасъ же подошла къ весьма чувствительному пункту.
— Я за тебя рада, Борисъ, — говорила она ему, въ промежуткахъ своихъ ласкъ. — Ты со мной немножко отдохнешь… разцвѣтешь, право; а то ты какимъ-то мертвецомъ явился сюда….
Дальше этого уже не простиралось выраженіе любопытства, которое, въ
