клиент в сером длинном плаще и шляпе. Причем в такой одежде он приезжал и зимой и летом.
Мира предполагала, что это плащ-трансформер со множеством вариантов подкладки – от тонкого шелка до песцового меха. Со шляпой мужчина не расставался нигде. Раздеваясь в Мирином кабинете-шкатулке, клал ее рядом на стол. Тхор не исключала мысли о прослушке, вмонтированной в подбой или окантовку.
В первую встречу клиент не назвал настоящего имени, но предложил величать его Марком. Приезжал Марк уже десятый год подряд, оставляя черный «Ламборгини» с водителем за тыльной стороной куриного дома.
Судя по раскладам, которые заказывал Марк, он был кем-то из правительства. Платил щедро, задерживался на несколько часов. Обычно в день приема «серого» человека Мира никому больше визитов не назначала.
– Что же вы мерзнете на улице? – оправдывалась Тхор, вылезая из «Мерседеса». – Прошли бы внутрь, погрелись.
– Вся моя жизнь проходит в кабинетах, Мира, – улыбнулся Марк. – Так что постоять лишние полчаса на морозце – одно удовольствие. Истлевшая листва, знаете ли, спешащие люди, продрогшие кошки, – указал он на дрожащую черную Маню, что безуспешно пыталась подлезть в заколоченный подвал. – Чуете, какой будет зима?
– Какой? – переспросила Мира.
– Тяжелой. Очень тяжелой. Пожалуй, самой тяжелой за последнее десятилетие.
Марк мыслил глобально. Его не интересовала безответная любовь, семейные проблемы, собственное здоровье. Он со товарищи вершил судьбу страны, пытаясь с помощью Миры заглянуть за горизонт логических прогнозов. Поэтому, увлекшись серьезным многоступенчатым раскладом, Тхор не придала значения мужику, который ворвался в ее кабинет, представился таксистом и отдал ей черный мешочек.
– От этого, как его… ну самого первого. Из Библии, – споткнулся он о пристальный взгляд «серого» человека.
– Адама Ивановича? – уточнила Мира.
– Его самого.
Тхор кинула бархатный сверток в ящик стола и продолжила сеанс с Марком. Вечером, пытаясь найти ключи, она вновь наткнулась на ворсистую ткань и нащупала там нечто величиной с горошину. Вынула кристалл, потерла между большим и указательным пальцами, обнаружила странную фигуру внутри, приблизила к глазам и отпрянула, отбросив бриллиант на стол.
– Так вот в каком виде ты хозяйничаешь на Земле! – воскликнула Мира, узнав в камне знакомый лик из снов. – Теперь понятно, почему Адам рванул в Тибет. Исполняешь желания, поганец?
Со стороны ее бурчание напоминало разговор с человеком, бесконечно родным и изрядно осточертевшим.
– И до меня добрался, значит. Хочешь поиграть? А давай!
Пока она перебирала мелочовку на столе, наводя порядок, черный мешочек из-под камня упал с левого края и застрял в щели между столом и пузатой тумбочкой на кривых ножках.
– Черт с тобой, потом подниму, – пробормотала Мира и бросила бриллиант во внутренний карман крупного шопера, в котором банковские карты мешались с палетками теней, губными помадами всех оттенков, двустворчатым зеркальцем, муфтой от автомобильных дворников, мини-отверткой, бог знает, на какой случай, и парой паучей влажного кошачьего корма, предназначенного для Жюли.
Тхор спешила в соседний дом, где решила снять квартиру, устав от многочасовых пробок. Идея обзавестись промежуточным жильем поближе к работе пришла ей после того, как Адам вздумал продать свою жилплощадь. Она прекрасно знала, что старик никуда не уедет и вскоре вернется за ключом. Но мысль о собственном уголке возле Грекова показалась ей конструктивной. «Уголок», впрочем, составлял сто двадцать квадратных метров и вполне удовлетворял Мирину гигантоманию. Его хозяева, семья музыкантов из шести человек, уезжали в свою резиденцию в Болгарию и ждали Тхор к девяти вечера.
Без пятнадцати Мира выскочила из кабинета и тут же наткнулась на взволнованного счастливого ювелира с собакой и низкорослой пожилой женщиной в элегантном пальто, со звонкими ультрамариновыми глазами.
– Уже? – споткнулась о порог Мира. – Приехали из Тибета?
– Ай! – махнул рукой Адам Иванович. – К черту Тибет! Моя Диночка вернулась!
Мира обняла старика и тут же прижала к себе Дину, будто знала ее тысячу лет.
– Сказочный поворот событий, не правда ли? – засмеялась Тхор. – Вот ваши ключи. От квартиры и мастерской. Деньги вернете на мой счет как сможете.
– Мира, – у самодержавной Дины по щеке поплыла слеза, – вы – ангел. Спасибо, что уберегли этого дурака от смертельной эмиграции.
– Нет, ангел – это не я, – прищурила один глаз Мира и взглянула на ювелира. – Что, Адам Иванович, не ужились с бриллиантом? Сбежали от него?
– Думаю, только такой мудрый человек, как ты, можешь совладать с его силой. Я оказался слишком беспомощным, – развел руками старик.
– Нам всем есть что терять. И порой это несоизмеримо больше, чем наши мечты…
Выбежав на улицу, Мира запахнула легкую шубку и натянула лайковые негреющие перчатки. Лицо сковало внезапным морозом, холод добрался до позвоночника, ледяной ветер лез за воротник и щипал подбородок. Зима выскочила неожиданно и, как убийца из-за угла, мгновенно перерезала теплое горло заплутавшей в сумерках осени.
– Миу, – хрипло прозвучало за спиной. – Ми… у-у…
Мира обернулась и увидела черную облезлую кошку, на которую обратил внимание Марк еще утром. Видимо не найдя теплого пристанища, кошка тряслась всем телом, поджимая лапы на тонком, но прочном льду.
– О господи! – воскликнула Мира. – Что за напасть!
Она вспомнила о двух пакетиках корма для Жюли, что лежали в сумке, и, поджав полы шубы, села на корточки рядом с кошкой. Пока негнущимися пальцами в перчатках Мира пыталась разорвать паучи, кошка истово терлась о ее колени, оставляя на полотне из стриженной норки следы соплей и гноя: глаза ее затянула пленка нечистот, нос покрылся красной язвенной коркой.
Тхор вывалила кусочки в соусе прямо на лед, споткнулась о кошку и уронила на землю шанелевский шопер. Как назло, из него высыпалось все, что только можно: тени, помада, отвертка, какие-то скрепки, паспорт, пластиковые карточки… Все это, чертыхаясь, она сгребла испачканными перчатками и засунула обратно в сумку.
Кошка – Мира вспомнила, что ее в народе звали Маней, – ела жадно, захлебываясь и хрипя, подняв над худым позвоночником острые лопатки и дрожа ими, словно прощальный лист на уходящем в спячку дереве.
«Греков бы непременно начал искать ей дом», – подумала Мира и отчетливо поняла, что теперь и сама не заснет спокойно, вспоминая эти плешивые лопатки и гнойные глаза.
Но телефон зазвонил, и хозяева квартиры напомнили, что ждут уже пятнадцать минут.
Тхор, пытаясь развидеть убогое, насмерть замерзающее создание, вскочила и поспешила на встречу. Маня краем воспаленного глаза заметила взлетающие полы ее стриженной норки, змеиный узор черно-зеленых сапог на высочайшей шпильке и кровавым носом учуяла запах дорогих духов. За всем этим вставала сытая жизнь в тепле и еще чем-то стремном, что люди называли «богатством».
Отвлекшись на секунду, она вновь кинулась дожирать остатки корма, разбросанного по ледяной поверхности. Вдруг Манин зуб лопнул, столкнувшись с чем-то жестким, а через горло внутрь проскочил какой-то странный предмет – то ли камушек, то ли кусок льда.
Маня облизнулась и, отдирая продрогшие подушечки лап от мерзлой земли, подумала: «Господи! Или сразу умереть или – в тепло!», чувствуя, что грядущая зима станет для нее последней…
* * *
Квартира оказалась комфортной, со свежим ремонтом и добротной мебелью. Хозяин – пианист международного уровня – ходил за Мирой подобострастно и, показывая каждый угол, лебезил:
– Знаете, прямо душу вкладывал в каждую комнату. Очень прошу, чтобы все осталось как есть. Незапачканным, незатертым. Желательно гостей не водить, животных не держать…
– Дорогой мой! Ничего не обещаю. Буду жить как захочу. Если же что-то вам не понравится – возмещу убытки. За ценой не постою.
– Рояль вот, «Стейнберг», уникальный, по индивидуальному заказу из Германии привезли. Предметы на него не ставить, не дай бог чашки с горячим или спиртным прольются…
– Рояль зачехлим, – пообещала Мира.
– Венера вот, Милосская, ручная работа, – показал он на мраморную скульптуру возле рояля, столь правдивую, будто украденную из Лувра. – Хрупкая, чуть шатается на полу, нужно сказать уборщицам, чтобы были крайне осторожными.
– Не волнуйтесь, сбережем Венеру к вашему возвращению, – успокаивала Мира, внимательно всматриваясь в холеное лицо хозяина.
На уровне его лба горела заметная только Мире фраза: «Не вернется». Бог знает, что ждет его семью в этой Болгарии или на пути к ней.
Такие видения у Тхор появлялись постоянно. Одновременно с раскладами Таро или независимо от них. Мира вспомнила, как на лице Адама перед
