не посмѣть приблизиться къ ней. Начальница губерніи говорила что-то повелительное тому изъ адъютантовъ, который по понедѣльникамъ и пятницамъ бывалъ глупѣе, чѣмъ въ остальные дни.
Ольгѣ Ивановнѣ она дружески подала руку и усадила рядомъ съ собой. Телепневъ, проходя мимо дивана, на которомъ помѣщались онѣ, отвѣсилъ довольно почтительный поклонъ герцогинѣ Она пріятно улыбнулась и открыла ротъ. Телепневъ остановился въ позѣ благовоспитаннаго мальчика.
— Я васъ давно не видала, m-r Телепневъ; отчего вы забыли наши четверги? произнесла она съ царственной внимательностью, на чистѣйшемъ французскомъ діалектѣ.
Телепневъ отвѣчалъ скромно и почтительно, что онъ не преминетъ воспользоваться ея любезнымъ приглашеніемъ. Въ эту минуту Ольга Ивановна быстро взглянула на него. Онъ сдѣлалъ надъ собой маленькое усиліе и ангажировалъ герцогиню на пятую кадриль. Герцогиня не удивилась, а переглянувшись съ Ольгой Ивановной, изъявила свое согласіе.
Впечатлѣніе, произведенное на оскорбленную студенческую братію видомъ Телепнева, танцующаго съ дѣвицей Усиковой, и потомъ съ самой начальницей губерніи, было поразительное. Нахальный симбирецъ поблѣднѣлъ отъ злости и убѣдилъ таки остальныхъ не дожидаться мазурки, а всѣмъ огуломъ уѣхать, и тѣмъ произвести неописанный эфектъ Телепнева рѣшено было побить, а дѣвицамъ Усиковымъ сдѣлать примѣрный скандалъ, подробности котораго обдумать на угон же недѣли. Никто однако не замѣтилъ исчезновенія сту-центовъ, хотя они нарочно, минутъ съ пять, стояли кучкой на лѣстницѣ, и очень громко говорили.
Мазурка съ Александриной завершила бальныя онъ удовольствія Телепнева. Александрина, въ этотъ разъ, дѣлала ему такіе авансы и подъ шумъ музыки и хлопающихъ каблуковъ вдавалась въ такія подробности касательно непріятностей своей дѣвичьей жизни, что Телепневъ, посматривая на нее съ любопытствомъ, рѣшительно не зналъ, какъ поддерживать подобный разговоръ. Между прочимъ, она прямо объявила, что напрасно онъ не обращаетъ не нее вниманія, что она вовсе не изъ тѣхъ недоступныхъ невинностей, которыя умѣютъ только вздыхать и краснѣть при словѣ любовь- Эта тирада сопровождалась весьма выразительнымъ взглядомъ. Она закончила тѣмъ, что еслибъ Ольга Ивановна не была такая душка, то она, конечно, не простила бы ей… чего, — догадаться было не трудно.
Телепневъ хотѣлъ въ тотъ яге вечеръ разсказать весь этотъ разговоръ Ольгѣ Ивановнѣ, но имъ не удалось какъ-то встрѣтиться. Только на подъѣздѣ раскланялись они, и она ему шепнула: „до завтра.“
XIII.
Это „завтра“ ввело Телепнева въ новую фазу испытаній. Какъ только они остались съ Ольгой Ивановной одни въ угловой, онъ разумѣется, завелъ рѣчь о вчерашнихъ изліяніяхъ Алексадршіы. Тутъ же онъ не утаить того, что его очень удивляютъ отношенія Александрины къ Ольгѣ Ивановнѣ.
— Ахъ, Борисъ! — сказала она ему игриво, — какой ты глупенькій! Съ волками жить по-волчьи выть. Алексадрина— это первая болтунья въ городѣ. Но за ней самой водятся грѣшки. — И тутъ Ольга Ивановна шепнула нѣсколько словъ на ухо Телепнева, — Такъ ты понимаешь, мой другъ, что ее не надо раздражать… Тогда она сама ничего не увидитъ, и будетъ вести себя такъ, какъ намъ нужно.
Телепнева покоробило отъ этого объясненія. Оно дало ему вдругъ почувствовать какого кодекса нравственности придерживалась Ольга Ивановна.
— Что жъ ты на меня такъ смотришь? — спросила она его; твоя невинная душа возмущается этимъ? Ахъ ты, мой дурачокъ!
И за симъ послѣдовали ласки, которыя Ольга Ивановна умѣла такъ разнообразить. Она рѣшительно не давала ему времени одуматься. Когда Телепневъ былъ около нея, она привлекала его своей красотой, своей страстностью, своимъ юморомъ. Когда онъ оставался одинъ, раздумье и даже угрызенія совѣсти начинали обыкновенно мучить его, но до перваго свиданія съ нею… Только съ каждымъ днемъ онъ все меньше и меньше уважалъ себя…
Этотъ вечеръ прошелъ въ разсказахъ Ольги Ивановны. Она познакомила его со всей скандалезной хроникой города К. Съ необыкновеннымъ искусствомъ передавала она ему разныя приключенія аристократическихъ барынь на поприщѣ служенія богу любви. Весь городъ былъ опутанъ сѣтями, и всѣ должны были по неволѣ отличаться большой тер пимостью другъ къ другу. Про какую барыню не спрашивалъ Телепневъ у Ольги Ивановны, у каждой имѣлась исторія въ прошедшемъ и въ настоящемъ… Та-то съ такимъ-то, а такой-то съ той-то., и не было конца сему…
— Да вѣдь это ужасно! — вырвалось наконецъ у Телепнева, послѣ того, какъ онъ прослушалъ штукъ пятнадцать разныхъ исторій.
— Что жъ тутъ ужаснаго? — наивно спросила его Ольга Ивановна.
— Да какіе же это нравы!…
— Нравы очень простые, — отвѣтила невозмутимая Ольга Ивановна. — Иначе и быть не можетъ… Мы всѣ, сколько насъ ни есть, какъ мы шли замужъ? Дѣвчонками, у которыхъ было одно желаніе — надѣть поскорѣе чепчикъ… А мужья, ни одинъ не умѣетъ хорошенько повести жену; лѣнивы, смѣшны, стары, скучны, или еще похуже: картежники, пьяницы, дураки… Извини, мой другъ, что я такъ откровенно выражаюсь, но я правду говорю… Кто же виноватъ?… Самъ разсуди; а любить хочется, безъ любви эта пошлая губернская жизнь совсѣмъ бы уморила насъ всѣхъ… Ну, что жъ ты, развѣ возмущенъ, что я, напримѣръ, тебя полюбила, а?
Что можно было Телепневу отвѣчать на подобный вопросъ? Оставалось только поцѣловать губки, которыя ему подставляли.
— Павелъ Семеновичъ, — продолжала спокойно Ольга Ивановна, — очень хорошій человѣкъ; но вѣдь, еслибъ ты былъ женщина, Борисъ, ты бы не выжилъ съ нимъ двухъ дней; а я, какъ видишь, живу съ нимъ одинадцатый годъ и, право, онъ счастливъ!…
Телепневъ слушалъ и все болѣе и болѣе понимать значеніе французскаго слова „faire l’amour“, которое онъ когда-то впервые вычиталъ въ романѣ Поль-де-Кока. Онъ чувствовалъ себя на рубежѣ двухъ противоположныхъ настроеній: почти ужаса отъ той дѣйствительности, которая развертывалась передъ нимъ, и снисхожденія къ Ольгѣ Ивановнѣ, а вмѣстѣ съ нею и ко всѣмъ барынямъ, живущимъ также, какъ и она. Ея откровенность, ея установившійся взглядъ на все, что она сама дѣлала, и что вокругъ нее дѣлалось, сбивали его съ толку. Серце его говорило ему, что разсужденія Ольги Ивановны — все ложь и безобразіе; но самолюбивая молодость брала свое: ему пріятно было обладать этой женщиной. Умъ тоже работалъ и наклоненъ былъ разсуждать терпимо и задавать себѣ вопросы, предложенные Ольгой Ивановной, т. е., виновата-ли она, да могло ли быть иначе, да и что тутъ возмутительнаго, если она любитъ меня?
XIV
Нахальный симбирецъ, съ неустанной энергіей пропагандировалъ мщеніе противъ аристократокъ по всѣмъ аудиторіямъ; а въ своемъ курсѣ возбуждалъ негодованіе противъ Телепнева. Сибиряки, какъ народъ первобытный, первые приняли его рѣчи за чистую истину, и воспылали благороднымъ негодованіемъ на своего аристократа-однокурсника.
Когда Телепневъ пришелъ на лекцію государственныхъ законовъ, то его почти всѣ встрѣтили съ нахмуренными лицами. Данге длиннопіеій саратовецъ нехотя подалъ ему руку. Онъ сейчасъ понялъ въ чемъ дѣло, и очень ему захотѣлось оборвать нахальнаго симбирца! Онъ
