считанных метрах от него. Ведомый шел справа, готовый в любой момент нажать гашетку пуска ракет. Разведчик отвалил от границы. С земли приказали довести его до безымянного острова, потом вернуться на свой аэродром. Погрозили на прощание кулаком летчикам самолета-разведчика с такими словами: «Допрыгаешься, дядя Сэм, доиграешься, придет наше время, удирать будешь без оглядки!» Стали на обратный курс. Уже заходя на посадку, самолет Николая натолкнулся на стаю уток, которым другого времени не нашлось, чтобы пересечь поле аэродрома. Двигатели захлебнулись. На двухстах метрах Николай катапультировался. Самолет, врезавшись в скалы, взорвался. Приземление на скалистый выступ обошлось ему переломом кости голени. Нога срослась быстро и удачно, но сестра травматологического отделения во время разработки суставов превысила усилия, и нога снова отвалилась. Собрали, склеили, заложили в гипс, костыли и боль, вскрыли гипс, нога срослась криво. Поломали, склеили заново, гипс, кости срастаться не хотят. Лечение, упражнения, ожидания… Сняли гипс, подлечили, отправили в санаторий с категоричным наказом: Боже упаси делать то, то и то; Боже упаси не делать это и это!
— А что случилось?
Глядя в испуганные огромные черные глаза Вали, Николай не мог не рассмеяться.
— Ничего страшного не случилось, — сказал он, как говорят за столом об обыденных вещах. — Я катапультировался, выскочил из самолета, — добавил, заметив частое моргание.
— На ходу?
— Нет. Он летел еще.
— А если летел, то зачем выскакивать?
— Он плохо летел. Он даже не летел, а падал.
— Я бы, наверное, не смогла так, — Валя крепко зажмурила глаза, очевидно, представляя себя на месте летчика, покидающего самолет.
— Этому учат.
Дошли до конца аллеи, на скамеечке отдохнули немного и пошли в сторону корпусов. Вокруг ни души. С моря ветерок доносит запах волн и водорослей, выброшенных прибоем. Уже поздно, но не хочется заключать себя в душную коробку из кирпича и асбеста. Хочется свободы. Но дисциплина и здесь в почете.
— Ну, я пойду, — напомнила о себе Валя. — Вы сами поднимитесь к себе?
— Поднимусь. Только прости меня, Валюша, что не смогу проводить тебя до дома, — Николай постучал тросточкой по ноге. — Она виной всему. Вот поправлюсь, тогда мы с тобой убежим на вершину самой высокой горы. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась с радостью Валя, и помахала Николаю ручкой. — Пока. До завтра!
— Понял: до завтрака! — И тоже помахал рукой.
— Однако! — покачал головой Леша. — Я с двумя ногами дома, а он с одной и такой загул! Ну, рассказывай.
— Все! Женюсь! И это не игрушки! Хватит жить бобылем! Разберут всех молодых невест, останутся старые девы с бородавкой на носу! Решено, женюсь! — пристроив трость около тумбочки, Николай налил воды из графина, выпил, поморщился. — Какая гадость эта теплая вода! Вот у нас вода! Зубы ломит! Хрусталь, а не вода!
— Зубы, командир, не заговаривай, — смотрел Леша на соседа, не отводя глаз. — Кого подцепил? Или тебя кто-то взял на абордаж?
— Кому я нужен инвалид безногий? Пожалела меня девчушка, провела по аллее, затем домой баиньки отправила. Вот и все мои любовные приключения в курортном городе N. На этом все и закончится. Жаль, конечно, но… А ты-то почему раньше срока привалил из увольнения?
— Моя подружка уехала на неделю к родителям. С отцом что-то не то.
— Верность хранишь?
— Да как-то уже надоело болтаться без присмотра. Хочется, чтобы был халат, тапочки, мягкое кресло, газета и, конечно же, детишек полный дом…
— И в чем же дело? Флаг в руки и вперед!
— Дело в том, что с флагом я уже набегался. Дважды! Третий раз бежать и выкрикивать лозунги — номер не пройдет. Не поверят. Надо что-то другое. А что, не знаю.
— Да, в этих делах советчики не нужны. Тут надо самому что-то придумать.
— Что тут думать, действовать надо! — выкрикнул Леша.
— Ну, так и действуй!
— А время-то какое, ты представляешь? Мало того, что сидишь в тайге со своим самоваром, так и платить никто не собирается! Хорошо, я как-нибудь перебьюсь, а жена, дети? Как им жить впроголодь? В холодных дырявых бараках? Знаешь, сколько у нас за эти два-три года развелось? По-ло-ви-на! Понял: по-ло-ви-на! Двое застрелились. У вас, наверное, не так, у вас, наверное, получше?
— Лучше. У нас новые должности у летчиков и техников появились. Раньше было: «летчик первого класса», «летчик-снайпер», теперь: «летчик-старший кочегар», «летчик-помощник кочегара, «летчик-заведующий свинофермой», «инженер по вооружению» стал «инженер-инспектор по отлову зайцев», «инженер по электронной автоматике», он же теперь и специалист по освещению свинарника. Жалованье, что вы, что мы, получаем, вернее, получали из одного котла, теперь посчитали в наше время, время объятий и поцелуев с противником, бывшим противником, что это роскошь. Многие летчики, инженеры, техники в самом соку, что называется, плюнули на все это и подались на вольные хлеба. Из Японии наладили поставку автомобилей, создали концерны по их ремонту и продаже. Наловчились так, что на пароме еще, не теряя времени, творят чудеса: перед одной, задница другой, приварили одно к другому, подрихтовали, покрасили — не отличить от новой! Вот они живут. А другие выживают. Почему, думаешь, мне удалось в двадцать восемь лет стать командиром эскадрильи? На безрыбье и рак рыба! Ресурса нет, двигателей нет, керосина нет! Чего только у нас нет! Гражданские кочегары, электрики и прочие свинари убежали, не хотят бесплатно работать, тут и мы пригодились. Летчик должен летать, иначе все его способности быстро превратятся в пустой звук, а летать не на чем. Авиация должна постоянно совершенствоваться на базе научных достижений! Не делать это вовремя — расплата будет жестокой: мы погубим людей, потеряем всю технику, не выполним задачу, возложенную на вооруженные силы. Вот так, брат по оружию! — Николай выпил еще стакан воды, сморщился. Продолжил: — Что делать? Бросить армию и разбежаться по закуткам? Этого и добиваются наши внешние и внутренние враги. Как быть? Не знаю. Вернее, знаю, но я всего лишь пешка в этой игре. Знаю, что надо армии вернуть статус главного органа государства, но как? Под защитой армии восстанавливать и развивать экономику. А эти заигрывания с Европой и Америкой, встречи без галстуков и в подштанниках ни к чему хорошему не приведут. Они нас надуют. Посуди теперь сам, жениться ли нам с тобой? «Женитьба — не напасть, как бы, женившись, не пропасть», поверь мне, не глупые это придумали. Я как подумаю, что обрекаю на страдания жену и детей, так мне сразу же становится паршиво на душе, и я бегу от этих мыслей.
— Но есть же и такие, кто еще хуже нас живет, а женятся, — слабо возразил Леша. — Да и
