Выбор воды - Гала Узрютова

Отчёт из Берлина был сдан шефу, пора на вокзал. Теперь я хотела попробовать остров, а не материк.

Пять часов на поездах, три пересадки – и я на острове Рюген в Балтийском море, в городе Бинц, бывшем когда-то рыбацкой деревней.

Большая вода чувствуется издалека. Она ещё не показалась, но уже мерещится в окнах поезда, за которыми – туман.

Чем ближе к острову, тем меньше пассажиров. На финальном отрезке маршрута я осталась в поезде одна. По пустым вагонам ходил работник «Deutsche Bahn», улыбался и уверял, что скоро приедем. А потом вдруг сморщился – я принюхалась: моё стадо разлагалось прямо за спиной, но я настолько свыклась с этим запахом, что уже перестала его замечать.

Ещё немного по мосту Рюгендамм через пролив Штрелазунд – и мы на месте. Я бродила по вагонам, разглядывая в окнах вантовый Рюгенский мост, соединяющий город Штральзунд и остров Рюген. Похож на мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско, только белый. Когда-то вагоны здесь перевозили на железнодорожных паромах. Теперь можно выбрать, ехать по одному мосту на поезде или по другому – на автомобиле.

Половина жизни – выбор способов передвижения.

В декабре на острове – всё моё. И берег, который море греет чёрными копнами водорослей. И мокрый от мороси стол на уличной веранде – его не для кого вытирать. И высокие сосны. И все зонты отеля, и вся еда на завтраке, и полные рождественского декора столы с красными скатертями. И весь порывистый ветер, что будит среди ночи и уносит нарезку тильзитера с балкона в кусты. В отеле только я и пожилая пара, которая просыпается поздно и, смущаясь, прячется, увидев меня на соседнем балконе.

Межсезонье похоже на мою жизнь. Ничего конкретного – туман и редкие люди на мокрых тротуарах. Никаких купальников, послеобеденного сна, пропахшего песком, или шума в прибрежных ресторанах. Достаточно свитера с высоким воротником и тёплых ботинок – и ты в деле. Туман прячет от ненужных разговоров и сразу приводит к воде, супермаркету или отелю.

В декабре свет в окнах домов на набережной никогда не бывает светом, а только отражением фонарей, выстроенных вдоль променада. Птицы среди голых деревьев заметнее. Разветренные перья превращают их в набухших крылатых зверей. Не думая о тех, кто улетел на юг, птицы медленно расхаживают среди кустов, проскальзывая на тротуары и возвращаясь к морю.

В таких местах – даже если назовут по имени – не обернёшься: звать тебя тут некому.

Зимний свет делает пейзаж однотонным, затемняя острые углы домов, отелей и пирса. Он выделяет то, чего не заметишь летним днём: чужую радость, молчание и рельефность времени, которое ночью превращается в пространство.

А время – это комната в отеле, где не можешь заснуть после вечернего бродяжничества вдоль декабрьского моря.

Зимой открытых едален на острове мало. Я нашла рыбный ресторан на берегу, собравший за окнами треть местных жителей. Заказ приняли быстро. Оставалось ждать его за высоким деревянным столом. Чужие разговоры смешались со звоном посуды. Люди будто не говорят о своём, будничном, а поздравляют друг друга с тем, что сегодня все одновременно пришли именно сюда – они вместе, они в тепле, пусть за окном холодный ветер и никого.

Пахло рыбой и праздником. Окна ресторана запотевали, а лица потели от горячей еды и пива. По сравнению с наружной дождливой тишиной в ресторане так громко, как в разгар сезона. Хорошее место, чтобы не думать о костях, хотя и сильно пахнет рыбой.

В дверях маялся уставший мужчина. Куртка промокла, очки запотели, молодость прошла. Он оглядел столы. Насколько пуста улица, настолько полон ресторан. Гость рассматривал меню, решая, уместен он здесь или нет. Протерев очки шарфом, мужчина двинулся к бару, бросил меню на стойку и вышел.

Ещё бокал?

Зашла компания хорошо одетых стариков. Им ничего не нужно, кроме свободного места, светлого пива и длинного вечера. Старики разулыбались и приземлились на свободные места рядом со мной. Пора уходить.

Я направилась в отель, но свернула на пирс. Ветер здесь в разы сильнее, чем на набережной. Чем дальше по пирсу, тем темнее. Если его начало хорошо видно в свете фонарей, то конец уже не разглядеть. Задумавшись, можно перейти море на другой берег.

Ресепшен отеля работал только до пяти вечера, здороваться ни с кем не пришлось. Ангелы, Санта Клаусы и снеговики наблюдали, как я бродила по фойе и брала конфеты из тарелки для гостей. Всегда беру жёлтые или оранжевые. В номер на второй этаж ведёт старая лестница, которая скрипит под толстым красным ковром.

С моего балкона видно променад. Тот самый мужчина, ушедший из ресторана. Его невнятная походка согласилась с молчанием набережной. Он ждал, пока белая куртка окончательно промокнет, чтобы уже не было отговорок для возвращения в пустой отель.

Люблю отели. В них есть что-то безличное; в них всё стёрто. Нейтральное пространство, с которым ничего не связано. Оно чужое, ничьё. Ничего здесь не трогает. Нет того, к чему привык, чего жаль. Не боишься запачкать ковролин, зная, что у горничных в запасе куча средств, которые выведут пятна. Пятна – всегда чьи-то воспоминания. Нет пятен – нет воспоминаний. Если, конечно, горничные добросовестные. Запах моющих средств в отеле успокаивает. Узна́ю его из множества других. Когда идёшь в толпе по любой улице мира, по отельному запаху легко вычисляешь, кто из прохожих – турист, а кто местный. В отелях всё так, как должно быть. Ванна – чистая. Кровать заправлена. Белые полотенца быстро впитывают воду. Кондиционер спасает от духоты, а батарея – от холода. Сосуд для жидкого мыла наполнен до нужной отметки, а пароль от вайфая не менялся с прошлого визита. Чек-аут в одно и то же время. На ресепшен всегда подскажут, где ты находишься, отметив жирной точкой это место на карте города. Ты знаешь, где находишься. Это единственное место, где можно скрыться от хаоса.

Я закрыла балкон, прибавила отопление и бухнулась на кровать. Электричество в номере вырубилось. До утра придётся бытовать в темноте: персонал появится только завтра. Из соседних номеров ничего не слышно. В коридоре на этаже свет