не нашла в себе сил заговорить с ней
не сил, а причин, ибо всё в этом в мире происходит согласно причинам, поскольку живём мы в обусловленной действительности, да, я не нашла в себе сил, но чтобы их применить, у меня не нашлось причин, а были бы причины чёрт – и сейчас не могу, и кто бы объяснил мне, почему, ведь это просто, эволюция не зря же корпела над голосовым аппаратом – язык это коммуникация, это связь индивидов между собой, это снятие любых различий и противоречий; общение – это эквивалент рая, его заместитель; не смотря на это, я не могу выговорить ни слова. Она оглядывается, всматривается в толпу. Я делаю вид, что тоже ищу ребят из нашей группы. Нас окликает какая-то девушка. Я узнаю её; мы с ней вчера сидели у реки. Шёпот волн. Но ведь река далеко.
– Настя! Настя! Нашла тебя…
– У нас что, смежная лекция? Как на истории?
– Ага. Только людей больше.
– Угу.
Та самая Юля, предложившая Кристине поехать с ними на набережную.
– Привет! – говорит Юля.
– Привет! – отвечает Кристина.
– А где ты была? – спрашивает Юля.
– В общежитие вещи завозила.
– А ты что, в общежитии живёшь?
– Нет, Юль, – вмешивается Настя. – Она просто так в общагу заглянула.
– Ну, мало ли… – сказала Юля. – Пойдёмте. Мы там стоим.
Девушки пробрались сквозь людей, которые с каждой секундой будто бы прижимались друг к другу плотнее, опасаясь, по всей видимости, что рано или поздно этот единый организм что-то разомкнёт.
Кристина включила телевизор, оставив музыкальный канал – попсовая музыка, звучит словно вдалеке отсюда, неотличимая от обыкновенного шума. Заварила чай. Яблоко оказалось вкусным, спелым и сочным. Жизнь проста, заключила вдруг Кристина, как хруст яблока. Оно поскрипывает на зубах, выделяя сок; организм упивается его сладостью, как если по горлу тёк мёд – ровно по стенкам сосудов, через гортань в самый центр, в живот, где в скором времени забудется, из ощущения перейдёт в умозрительную стадию, которую называют «пищеварением». Человек не чувствует, как работает тело, как по артериям разгоняется кровь и как та же кровь сгустками проталкивается по мягким венам – обратно, вверх, к сердцу, чтобы, насытившись гемоглобином, возобновить бег; человек не чувствует, как поступают в мозг сигналы от конечностей и от органов, как несутся по нервным окончаниям тысячи и тысячи разрядов; как яблоко варится в кислоте, чтобы из вещи стать собственным химическим составом, ведь тело не может воспринимать пищу иначе, как в анатомическом виде, схематически разложенном на элементы. Жизнь проста уже потому, что человек не знает, как она работает, хоть жизнь не привыкла прятать свои механизмы.
Первое сентября. Сбор, «линейка», торжественные речи. Рутина, скука. Однако Кристина немного нервничала. Её не покидало чувство, что она ошиблась, поступив в этот университет; ничего хорошего это не принесёт, всё полетит в тартарары, наебнётся, сломается… И изменить ничего не получится, будто крах, свершившись, будет продолжаться вечно. Дорога выбрана, ничего не поделаешь. Иди по ней, никуда не сворачивай, потому что любое отступление повлечёт за собой необратимые последствия, сквозь времена раздавленная бабочка станет символом, как человек дерзнул продемонстрировать свою волю, хотя нога просто соскочила с тропы. Воля – явление преходящее, только реальность остаётся собой. В конце концов, Кристина решила, что ко всему можно привыкнуть, и, покончив с завтраком, собрала рюкзак и вышла из квартиры.
Уничтожить. Убить. Не могу. Не могу думать ни о чём ином. Как она сама, моя злоба вышвыривает меня с авансцены. Сука. Я имею дело с самопровозглашённым богом, и пока он празднует своё бытие, моё собственное я собираю по кускам. Враг сеет в нас то, что убивает наше существо, и виноваты всегда мы – вина всегда пребывает внутри. Мы обитаем в обществе законченных преступников, где нарушение закона легально, что нас, конечно же, не касается, и она прекрасно это знает, и только наши поступки подпадают под действие особой юрисдикции; только мы можем быть виноватыми. Почему с приходом ночи злоба только растёт? Ночь – роженица образов, ибо ночь – это отказ вещей иметь контуры. Ночь – сон на глазах, сон-мироздание. Великая иллюзия. Тут я не властен. Уничтожить. Она ничего не оставляет для меня – только огрызки, окурки, ошмётки… Что творится? Да, эта сука празднует свою целостность и, должно быть, каждое утро ублажается собой – ибо ей не нужен никто, кроме неё самой. Нет, заканчивать здесь я не собираюсь. Да, истина ещё дальше, где и ложь, и обман, и галлюцинация, да и сама истинность – всё иссякает. Дальше. Дальше. Дальше. Всё это время я терплю, а паразит сидит глубоко. Нет, не глубоко – везде, он везде! Уже слышны голоса тех, кто говорит: бывает хуже. Не у меня. Хуже, чем у меня, у вас не будет. Ведь вы все святые, куда ни глянь. Особенно ты, ёбаная тварь.
КОНЕЦ
