Дыхание перехватило. Обернувшись, я увидела, что по боковой террасе ко мне бежит Норман. Я присела, распахнула руки, и он прыгнул в мои объятия. Я засмеялась, он же лизал мне лицо, вертелся и счастливо скулил.
Сэм неловко топтался рядом с маленьким завернутым в папиросную бумагу свертком в руках.
– Надеюсь, мы не помешали! Встретили Деза, и он сказал, что ты здесь.
Я встала с Норманом на руках.
– Совсем не помешали!
– А тебе можно его поднимать? – всполошился Сэм. – Давай заберу.
Он подошел ко мне так близко, что я разглядела теплые золотые искры в его глазах. Но Нормана не отдала.
– Все нормально. Все хорошо.
Я не знала, сколько раз должна была это произнести, чтобы мне поверили. Чтобы я сама себе поверила. Вероятно, мне предстояло всю жизнь в глубине души бояться, что припадки вернутся, потому что, несмотря на ремиссию, такая вероятность оставалась. Однако врачи заверили, что, даже если эпилепсия снова даст о себе знать, у меня есть все шансы родить здорового ребенка. Для меня было большим облегчением это услышать.
– Медсестры в больнице научили меня справляться с утренней тошнотой, так что мне уже гораздо лучше, – добавила я.
Хотелось поднять эту тему. Поговорить открыто. Все равно он наверняка уже знал о том, как я побывала в больнице.
С бьющимся сердцем я смотрела на Сэма. Почему-то казалось, что между нами пропасть, хотя разделяла нас всего пара футов [16].
– Я кое-что тебе принес. – Он продемонстрировал мне сверток.
– Совсем необязательно…
– Мне хотелось.
Я неохотно отпустила Нормана на пол, и он тут же побежал на веранду, откуда за ним наблюдала Молли. В последний раз, когда я ее видела, она спала в кастрюле на плите. Придется попросить Деза отдать мне эту кастрюлю – без нее Молли наверняка не захочет переезжать. Я открыла дверь, впустила Нормана, и они с Молли тут же начали тереться носами и стукаться лбами.
Никогда не угадаешь, где найдешь себе друга!
– Пойдем туда, а то здесь комары, – позвала я Сэма.
Он обогнал меня, придержал дверь, и, проходя мимо, я вдохнула его запах: цитрус и орехи. Так хотелось, чтобы он меня обнял! Так хотелось всего того, что, наверное, было теперь недостижимо…
Я села в кресло, он – в другое. С минуту мы просто смотрели, как резвятся Молли и Норман. Затем Сэм вручил мне сверток.
Я взяла его, ощупала и взглянула ему в глаза.
– Что же это такое?
Он с улыбкой смотрел, как я разворачиваю бумагу и достаю маракас с деревянной ручкой и зеленой в желтый горошек яйцевидной трещоткой.
– Первый музыкальный инструмент малыша! – Сэм, сложив руки, подался вперед.
Улыбнувшись, я тряхнула маракасом, и внутри трещотки застучали сушеные бобы.
– По сути это всего лишь погремушка, которой удалось прославиться на весь мир, – добавил он.
Я пыталась сдержать слезы. Не хватало еще расплакаться, закатить сцену! Делать вид, что ничего не изменилось, я не могла. Потому что изменилось все.
– Спасибо! – выговорила я.
– У меня была мысль купить тамбурин, но для детей это не лучший вариант: у тарелочек могут быть острые края. Такое лучше дарить ребенку постарше, так что я приберегу идею на будущее. И рад буду научить его или ее играть на любом музыкальном инструменте в мире! – Сэм задержал дыхание. – Если ты захочешь, конечно.
Внутри затеплилась искра надежды. Сердце стучало так, что я с трудом разбирала его слова.
– Захочу. – Я подняла на него глаза.
– Извини, что не навестил в больнице! Не хотел, чтобы ты подумала, будто я лезу не в свое дело и кудахчу над тобой. Хотя бог свидетель: мне не терпелось убедиться, что врачи все делают как следует. А сегодня я весь день пытался подобрать правильные слова, чтобы между нами не вышло недопонимания.
Не доверяя своему голосу, я просто кивнула. Тоже не хотела никаких недопониманий.
Сэм внимательно смотрел на меня, потирая руки.
Я все ждала, но он молчал.
– Ты мне их так и не скажешь? – наконец спросила я.
– Скоро услышишь, – засмеялся он.
Мои плечи расслабились.
– Очень загадочно!
Помолчав пару секунд, Сэм ответил:
– Недаром я два года подряд получаю титул самого загадочного мужчины Дрифтвуда!
Он протянул мне руку ладонью вверх, и я вложила свою руку в его. Он сжал мои пальцы.
Так мы и сидели, слушая песню ночи и очаровательную мелодию волн, пока Дез не принес ужин.
Несколько часов спустя я выключила свет, намереваясь как следует выспаться. Молли свернулась в ногах, но когда я улеглась под одеяло, перебралась на подушку.
Я почесала ей шею; она коротко мурлыкнула. Я же сохранила этот краткий счастливый звук в своем сердце.
Улыбнулась в темноте – и замерла в предвкушении.
Долго ждать не пришлось.
Сэм сегодня играл на гитаре. Я прислушалась, пытаясь определить, что за песню он выбрал для нашей маленькой игры «Угадай мелодию». С теми самыми точными словами.
Он ударил по струнам, но мне никак не удавалось распознать мотив. Это явно было что-то в стиле кантри – традиционные три аккорда. Я села в постели, отбросила одеяло и подошла к окну. Стала вглядываться в темноту, окутавшую дом Сэма, как будто так было проще различить мелодию.
Как ни странно, на этот раз он играл на крыльце: сидел на ступеньках, низко склонив голову и отбивая ритм ногой. Норман пристроился рядом и вилял хвостом.
В его музыке звучали желание, тоска, надежда и отчаянная мольба. Ощущение было такое, как будто сердце узнало мелодию, но разум не может вспомнить слова.
Наконец я сообразила, что песню, вероятно, написал сам Сэм, и в ту же секунду услышала его голос, хриплый и чарующий:
Я не у дел, записной неудачник.
Я не у дел, не везет мне в любви.
Мрачный отшельник, угрюмый собачник…
Но вот пришла ты,
Но вот пришла ты.
Я едва дышала: меня захватила мелодия, нараставшая к последней строке. На глаза навернулись слезы. Голос у Сэма был такой тоскливый, такой измученный – казалось, он вот-вот заплачет. Вдруг он запел тихо-тихо, почти шепотом:
«Будь что будет, – ты говоришь. –
Будь что будет».
Снова крещендо; голос зазвучал громче, и тоска в нем сменилась удивлением:
Знаешь, я в деле: долой неудачи!
Знаешь, я в деле: теперь повезет!
Сердце уж новой мелодией плачет,
Ведь ты рядом идешь,
Ты рядом идешь.
Последнюю ноту Сэм протянул, и она еще долго дрожала в ночи. Он поднял голову и взглянул на окно моей спальни, хотя рассмотреть меня наверняка было невозможно.
– Что скажешь, Ава? Попытаем счастья и дадим шанс тому, что возникло между нами в последние недели? Будь что будет?
По щекам бежали слезы; слова песни глубоко запали мне в душу. Пару секунд я приходила в себя, а потом пробежала через комнату, бросилась вниз по лестнице и распахнула входную дверь.
Сэм с гитарой в руках стоял на крыльце своего дома. С минуту мы смотрели друг на друга, а потом я улыбнулась, сбежала по ступенькам и полетела к нему.
Он кинулся мне навстречу, распахнув руки. Я оказалась в его объятиях и крепко прижала его к себе.
От него пахло цитрусом, орехами, лесной чащей и любовью.
Норман бегал вокруг нас и кряколаял, а над плечом Сэма трепетала крыльями бабочка, сияя в ночи все ярче, как солнечный луч. Словно почувствовав, что я ее заметила, она внезапно взорвалась фейерверком, рассыпалась облачком жемчужных искр, которые стали постепенно гаснуть во тьме.
Я вспомнила, как Дез говорил, что бабочка – символ перемен и нового начала. И как Эстрель сказала, что, пока я оглядываюсь назад и позволяю страхам меня тормозить, бабочка не сможет летать свободно.
И вдруг поняла.
Ведь это же я! Бабочка – это я!
Я научилась
