Он одобрил принятое мной и тут же осуществленное рeшенiе, которое к тому же он сам давно совeтовал мнe принять. Недeлю спустя я пригласил его к нам обeдать. Заложил угол салфетки с боку за воротник . Принимаясь за суп , выразил неудовольствiе по поводу политических событiй. Лида вeтренно спросила его, будет ли война, и с кeм . Он посмотрeл на нее поверх очков , медля отвeтом (таким приблизительно он просквозил в началe этой главы), и наконец отвeтил : {47}
"Тяжело сказать, но мнe кажется, что это исключено. Когда я молод был , я пришел на идею предположить только самое лучшее ("лучшее" у него вышло чрезвычайно грустно и жирно). Я эту идею держу с тeх пор . Главная вещь у меня, это -- оптимизмус ".
"Что как раз необходимо при вашей профессiи", -- сказал я с улыбкой.
Он исподлобья посмотрeл на меня и серьезно отвeтил :
"Но пессимизмус дает нам клiентов ".
Конец обeда был неожиданно увeнчан чаем в стаканах . Лидe это почему-то казалось очень ловким и прiятным . Орловiус , впрочем , был доволен . Степенно и мрачно разсказывая о своей старухe-матери, жившей в грьевe, он приподнимал стакан и мeшал оставшiйся в нем чай нeмецким способом , т. е. не ложкой, а круговым взбалтывающим движенiем кисти, дабы не пропал осeвшiй на дно сахар .
Договор с его агентством был с моей стороны дeйствiем , я-бы сказал , полусонным и странно незначительным . Я стал о ту пору угрюм , неразговорчив , туманен . Моя ненаблюдательная жена, и та замeтила нeкоторую во мнe перемeну. "Ты устал , Герман . Мы в августe поeдем к морю", -сказала она как -то среди ночи, -- нам не спалось, было невыносимо душно, даром что окно было открыто настежь.
"Мнe вообще надоeла наша городская жизнь", -- сказал я. Она в темнотe не могла видeть мое лицо. Через минуту: {48}
"Вот тетя Лиза, та, что жила в Иксe, -- есть такой город -- Икс ? Правда?"
"Есть".
"... живет теперь, -- продолжала она, -- не в Иксe, а около Ниццы, вышла замуж за француза-старика, и у них ферма".
Зeвнула.
"Мой шоколад , матушка, к черту идет ", -- сказал я и зeвнул тоже.
"Все будет хорошо, -- пробормотала Лида. -- Тебe только нужно отдохнуть".
"Перемeнить жизнь, а не отдохнуть", -- сказал я с притворным вздохом .
"Перемeнить жизнь", -- сказала Лида.
Я спросил : "А ты бы хотeла, чтобы мы жили гдe-нибудь в тишинe, на солнцe? чтобы никаких дeл у меня не было? честными рантье?"
"Мнe с тобой всюду хорошо, Герман . Прихватили бы Ардалiона, купили бы большого пса..."
Помолчали.
"К сожалeнiю, мы никуда не поeдем . С деньгами -- швах . Мнe вeроятно придется шоколад ликвидировать".
Прошел запоздалый пeшеход . Стук . Опять стук . Он , должно быть, ударял тростью по столбам фонарей.
"Отгадай: мое первое значит "жарко" по-французски. На мое второе сажают турка, мое третье -- мeсто, куда мы рано или поздно попадем . А цeлое -- то, что меня разоряет ".
С шелестом прокатил автомобиль.
"Ну что -- не знаешь?" {49}
Но моя дура уже спала. Я закрыл глаза, лег на-бок , хотeл заснуть тоже, но не удалось. Из темноты навстрeчу мнe, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, шел Феликс . Дойдя до меня, он растворялся, и передо мной была длинная пустая дорога: издалека появлялась фигура, шел человeк , стуча тростью по стволам придорожных деревьев , приближался, я всматривался, и, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, -- -- он опять растворялся, дойдя до меня, или вeрнeе войдя в меня, пройдя сквозь меня, как сквозь тeнь, и опять выжидательно тянулась дорога, и появлялась вдали фигура и опять это был он . Я поворачивался на другой бок , нeкоторое время все было темно и спокойно, -- ровная чернота; но постепенно намeчалась дорога -- в другую сторону, -- и вот возникал перед самым моим лицом , как будто из меня выйдя, затылок человeка, с заплечным мeшком грушей, он медленно уменьшался, он уходил , уходил , сейчас уйдет совсeм , -- но вдруг , обернувшись, он останавливался и возвращался, и лицо его становилось все яснeе, и это было мое лицо. Я ложился навзничь, и, как в темном стеклe, протягивалось надо мной лаковое черно-синее небо, полоса неба между траурными купами деревьев , медленно шедшими вспять справа и слeва, -- а когда я ложился ничком , то видeл под собой убитые камни дороги, движущейся как конвейер , а потом выбоину, лужу, и в лужe мое, исковерканное вeтровой рябью, дрожащее, тусклое лицо, -- и я вдруг замeчал , что глаз на нем нeт .
"Глаза я всегда оставляю напослeдок ", -- самодовольно cказал Ардалiон . Держа перед собой и {50} слегка отстраняя начатый им портрет , он так и этак наклонял голову. Приходил он часто и затeял написать меня углем . Мы обычно располагались на балконe. Досуга у меня было теперь вдоволь, -- я устроил себe нeчто вродe небольшого отпуска. Лида сидeла тут же, в плетеном креслe, и читала книгу; полураздавленный окурок -- она никогда не добивала окурков -- с живучим упорством пускал из пепельницы вверх тонкую, прямую струю дыма; маленькое воздушное замeшательство, и опять -- прямо и тонко.
"Мало похоже", -- сказала Лида, не отрываясь впрочем от чтенiя.
"Будет похоже, -- возразил Ардалiон . -- Вот сейчас подправим эту ноздрю, и будет похоже. Сегодня свeт какой-то неинтересный".
"Что неинтересно?" -- спросила Лида, подняв глаза и держа палец на прерванной строкe.
И еще один кусок из жизни того лeта хочу предложить твоему вниманiю, читатель. Прощенiя прошу за несвязность и пестроту разсказа, но повторяю, не я пишу, а моя память, и у нея свой нрав , свои законы. Итак , я опять в лeсу около Ардалiонова озера, но прieхал я на этот раз один , и не в автомобилe, а сперва поeздом до Кенигсдорфа, потом автобусом до желтаго столба. На картe, как -то забытой Ардалiоном у нас на балконe, очень ясны всe примeты мeстности. Предположим , что я держу перед собой эту карту; тогда Берлин , неумeстившiйся на ней, находится примeрно у сгиба лeвой моей руки. На самой картe, в юго-западном углу, продолжается черно-бeлым живчиком желeзно-дорожный {51} путь, который в подразумeваемом видe идет по лeвому моему рукаву из Берлина. Живчик упирается в этом юго-западном углу карты в городок Кенигсдорф , а затeм черно-бeлая ленточка поворачивает , излучисто идет на восток , и там -- новый кружок : Айхенберг . Но покамeст нам незачeм eхать туда, вылeзаем в Кенигсдорфe. Разлучившись с желeзной дорогой, повернувшей на восток , тянется прямо на сeвер , к деревнe Вальдау, шоссейная дорога. Раза три в день отходит из Кенигсдорфа автобус и идет в Вальдау (семнадцать километров ), гдe, кстати сказать, находится центр земельнаго предпрiятiя: пестрый павильончик , веселый флаг , много желтых указательных столбов , -- один напримeр со стрeлкой "К пляжу", -- но еще никакого пляжа нeт , а только болотце вдоль большого озера; другой с надписью "К казино", но и его нeт , а есть что-то вродe скинiи и зачаточный буфет ; третiй, наконец , приглашающiй к спортивному плацу, и там дeйствительно выстроены новыя, сложныя, гимнастическiя висeлицы, которыми некому пользоваться, если не считать какого-нибудь крестьянскаго мальчишки, перегнувшагося головой вниз с трапецiи и показывающаго заплату на заду; кругом же, во всe стороны, участки, -- нeкоторые наполовину куплены, и по воскресеньям можно видeть толстяков в купальных костюмах и роговых очках , сосредоточенно строящих хижину; кое-гдe даже посажены цвeты, или стоит кокетливо раскрашенная будка-ретирада.
Но мы и до Вальдау не доeдем , а покинем автобус на десятой верстe от Кенигсдорфа, у одинокаго {52} желтаго столба. Теперь обратимся опять к картe: направо, то-есть на восток от шоссе, тянется большое пространство, все в точках , -- это лeс ; в нем находится то малое озеро, по западному берегу котораго, точно игральныя карты вeером , -- дюжина участков , из коих продан только один -- Ардалiону -- (и то условно). Близимся к самому интересному пункту. Мы вначалe упомянули о станцiи Айхенберг , слeдующей послe Кенигсдорфа к востоку. И вот , спрашивается: можно ли добраться пeшком от маленькаго Ардалiонова озера до Айхенберга? Можно. Слeдует обогнуть озеро с южной стороны и дальше -- прямо на восток лeсом . Пройдя лeсом четыре километра, мы выходим на деревенскую дорогу, один конец которой ведет неважно куда, -- в ненужныя нам деревни, другой же приводит в Айхенберг .
Жизнь моя исковеркана, спутана, -- а я тут валяю дурака с этими веселенькими описаньицами, с этим уютным множественным числом перваго лица, с этим обращенiем к туристу, к дачнику, к любителю окрошки из живописных зеленей. Но потерпи, читатель. Я недаром поведу тебя сейчас на прогулку. ?ти разговоры с читателем тоже ни к чему. Апарте в театрe, или красноречивый шип : "Чу! Сюда идут ..."
Прогулка... Я вышел из автобуса у желтаго столба. Автобус удалился, в нем остались три старухи, черных в мелкую горошинку, мужчина в бархатном жилетe, с косой, обернутой в рогожу, дeвочка с большим пакетом и господин в пальто, со с eхавшим на-бок механическим галстуком , с {53} беременным саквояжем на колeнях , -- вeроятно ветеринар . В молочаях и хвощах были слeды шин , -- мы тут проeзжали, прыгая на кочках , уже нeсколько раз с Лидой и Ардалiоном . Я был в гольфных шароварах , или по-нeмецки кникербокерах . Я вошел в лeс . Я остановился в том мeстe, гдe мы однажды с женой ждали Ардалiона. Я выкурил там папиросу. Я посмотрeл на дымок , медленно растянувшiйся, затeм давшiй призрачную складку и растаявшiй в воздухe. Я почувствовал спазму в горлe. Я пошел к озеру и замeтил на пескe смятую черную с оранжевым бумажку (Лида нас снимала). Я обогнул озеро с южной стороны и пошел густым сосняком на восток . Я вышел через час на дорогу. Я зашагал по ней и пришел еще через час в Айхенберг . Я сeл в дачный поeзд . Я вернулся в Берлин .
