Прогулка... Я вышел из автобуса у желтаго столба. Автобус удалился, в нем остались три старухи, черных в мелкую горошинку, мужчина в бархатном жилетe, с косой, обернутой в рогожу, дeвочка с большим пакетом и господин в пальто, со с eхавшим на-бок механическим галстуком , с {53} беременным саквояжем на колeнях , -- вeроятно ветеринар . В молочаях и хвощах были слeды шин , -- мы тут проeзжали, прыгая на кочках , уже нeсколько раз с Лидой и Ардалiоном . Я был в гольфных шароварах , или по-нeмецки кникербокерах . Я вошел в лeс . Я остановился в том мeстe, гдe мы однажды с женой ждали Ардалiона. Я выкурил там папиросу. Я посмотрeл на дымок , медленно растянувшiйся, затeм давшiй призрачную складку и растаявшiй в воздухe. Я почувствовал спазму в горлe. Я пошел к озеру и замeтил на пескe смятую черную с оранжевым бумажку (Лида нас снимала). Я обогнул озеро с южной стороны и пошел густым сосняком на восток . Я вышел через час на дорогу. Я зашагал по ней и пришел еще через час в Айхенберг . Я сeл в дачный поeзд . Я вернулся в Берлин .
Однообразную эту прогулку я продeлал нeсколько раз и никогда не встрeтил в лeсу ни одной души. Глушь, тишина. Покупателей на участки у озера не было, да и все предпрiятiе хирeло. Когда мы eздили туда втроем , то бывали весь день совершенно одни, купаться можно было хоть нагишом ; помню, кстати, как однажды Лида, по моему требованiю, все с себя сняла, и очень мило смeясь и краснeя, позировала Ардалiону, который вдруг обидeлся на что-то, -- вeроятно на собственную бездарность, -- и бросил рисовать, пошел на поиски боровиков . Меня же он продолжал писать упорно, -- это длилось весь август . Не справившись с честной чертой угля, он почему-то перешел на подленькую пастель. Я поставил себe нeкiй срок : окончанiе портрета. Наконец запахло {54} дюшессовой сладостью лака, портрет был обрамлен , Лида дала Ардалiону двадцать марок , -- ради шику в конвертe. У нас были гости, -- между прочим Орловiус , -- мы всe стояли и глазeли -на что? На розовый ужас моего лица. Не знаю, почему он придал моим щекам этот фруктовый оттeнок , -- онe блeдны как смерть. Вообще сходства не было никакого. Чего стоила, напримeр , эта ярко-красная точка в носовом углу глаза, или проблеск зубов из под ощеренной кривой губы. Все -- это -- на фасонистом фонe с намеками не то на геометрическiя фигуры, не то на висeлицы. Орловiус , который был до глупости близорук , подошел к портрету вплотную и, подняв на лоб очки (почему он их носил ? они ему только мeшали), с полуоткрытым ртом , замер , задышал на картину, точно собирался ею питаться. "Модерный штиль", -- сказал он наконец с отвращенiем и, перейдя к другой картинe, стал так же добросовeстно разсматривать и ее, хотя это была обыкновенная литографiя: остров мертвых .
А теперь, дорогой читатель, вообразим небольшую конторскую комнату в шестом этажe безличнаго дома. Машинистка ушла, я один . В окнe -- облачное небо. На стeнe -- календарь, огромная, чeм -то похожая на бычiй язык , черная девятка: девятое сентября. На столe -- очередныя непрiятности в видe писем от кредиторов и символически пустая шоколадная коробка с лиловой дамой, измeнившей мнe. Никого нeт . Пишущая машинка открыта. Тишина. На страничкe моей записной книжки -- адрес . Малограмотный почерк . Сквозь него я вижу наклоненный восковой {55} лоб , грязное ухо, из петлицы висит головкой вниз фiалка, с черным ногтем палец нажимает на мой серебряный карандаш .
Помнится, я стряхнул оцeпенeнiе, сунул книжку в карман , вынул ключи, собрался все запереть, уйти, -- уже почти ушел , но остановился в коридорe с сильно бьющимся сердцем ... уйти было невозможно... Я вернулся, я постоял у окна, глядя на противоположный дом . Там уже зажглись лампы, освeтив конторскiе шкапы, и господин в черном , заложив одну руку за спину, ходил взад и вперед , должно-быть диктуя невидимой машинисткe. Он то появлялся, то исчезал , и даже раз остановился у окна, соображая что-то, и опять повернулся, диктуя, диктуя, диктуя. Неумолимый! Я включил свeт , сeл , сжал виски. Вдруг бeшено затрещал телефон , -- но оказалось: ошибка, спутали номер . И потом опять тишина, и только легкое постукиванiе дождя, ускорявшаго наступленiе ночи.
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА IV.
"Дорогой Феликс , я нашел для тебя работу. Прежде всего необходимо кое-что с глазу на глаз обсудить. Собираюсь быть по дeлу в Саксонiи и, вот , предлагаю тебe встрeтиться со мной в Тарницe, -- это недалеко от тебя. Отвeчай незамедлительно, согласен ли ты в принципe. Тогда укажу день, час и точное мeсто, а на дорогу пришлю тебe денег . Так как я все время в раз eздах , и нeт у меня постоянной квартиры, отвeчай: "Ардалiон " до востребованiя {56} (слeдует адрес одного из берлинских почтамтов ). До-свиданiя, жду. (Подписи нeт )".
Вот оно лежит передо мной, это письмо от девятаго сентября тридцатаго года, -- на хорошей, голубоватой бумагe с водяным знаком в видe фрегата, -- но бумага теперь смята, по углам смутные отпечатки, вeроятно его пальцев . Выходит так , как будто я -- получатель этого письма, а не его отправитель, -- да в концe концов так оно и должно быть: мы перемeнились мeстами.
У меня хранятся еще два письма на такой же бумагe, но всe отвeты уничтожены. Будь они у меня, будь у меня напримeр то глупeйшее письмо, которое я с расчитанной небрежностью показал Орловiусу (послe чего и оно было уничтожено), можно было бы перейти на эпистолярную форму повeствованiя. Форма почтенная, с традицiями, с крупными достиженiями в прошлом . От Икса к Игреку: Дорогой Икс , -- и сверху непремeнно дата. Письма чередуются, -- это вродe мяча, летающаго через сeтку туда и обратно. Читатель вскорe перестает обращать вниманiе на дату, -- и дeйствительно -какое ему дeло, написано ли письмо девятаго сентября или шестнадцаго, -- но эти даты нужны для поддержанiя иллюзiи. Так Икс продолжает писать Игреку, а Игрек Иксу на протяженiи многих страниц . Иногда вступает какой-нибудь постороннiй Зет , -- вносит и свою эпистолярную лепту, однако только ради того, чтобы растолковать читателю (не глядя, впрочем , на него, оставаясь к нему в профиль) событiе, которое без ущерба для естественности или по какой другой причинe ни Икс , ни Игрек не могли бы в письмe раз яснить. {57} Да и они пишут не без оглядки, -- всe эти "Помнишь, как тогда-то и там -то..." (слeдует обстоятельное воспоминанiе) вводятся не столько для того, чтобы освeжить память корреспондента, сколько для того, чтобы дать читателю нужную справку, -- так что в общем картина получается довольно комическая, -- особенно, повторяю, смeшны эти аккуратно выписанныя и ни к чорту ненужныя даты, -- и когда в концe вдруг протискивается Зет , чтобы написать своему личному корреспонденту (ибо в таком романe переписываются рeшительно всe) о смерти Икса и Игрека или о благополучном их соединенiи, то читатель внезапно чувствует , что всему этому предпочел бы самое обыкновенное письмо от налоговаго инспектора. Вообще говоря, я всегда был надeлен недюжинным юмором , -- дар воображенiя связан с ним ; горе тому воображенiю, которому юмор не сопутствует .
Одну минуточку. Я списывал письмо, и оно куда-то исчезло.
Могу продолжать, -- соскользнуло под стол . Через недeлю я получил отвeт (пять раз заходил на почтамт и был очень нервен ). Феликс сообщал мнe, что с благодарностью принимает мое предложенiе. Как часто случается с полуграмотными, тон его письма совершенно не соотвeтствовал тону его обычнаго разговора: в письмe это был дрожащiй фальцет с провалами витiеватой хрипоты, а в жизни -- самодовольный басок с дидактическими низами. Я написал ему вторично, приложив десять марок и назначив ему свиданiе перваго октября в пять часов вечера у бронзоваго всадника в концe {58} бульвара, идущаго влeво от вокзальной площади в Тарницe. Я не помнил ни имени всадника (какой-то герцог ), ни названiя бульвара, но однажды, проeзжая по Саксонiи в автомобилe знакомаго купца, застрял в Тарницe на два часа, -- моему знакомому вдруг понадобилось среди пути поговорить по телефону с Дрезденом , -- и вот , обладая фотографической памятью, я запомнил бульвар , статую и еще другiя подробности, -- это снимок небольшой, однако, знай я способ увеличить его, можно было бы прочесть, пожалуй, даже вывeски, -- ибо аппарат у меня превосходный.
Мое почтенное от шестнадцаго написано от руки, -- я писал на почтамтe, -- так взволновался, получив отвeт на мое почтенное от девятаго, что не мог отложить до возможности настукать, -- да и особых причин стeсняться своих почерков (у меня их нeсколько) еще не было, -- я знал , что в конечном счетe получателем окажусь я. Отослав его, я почувствовал то, что чувствует , должно быть, полумертвый лист , пока медленно падает на поверхность воды.
