заранее.
– Чего улыбаешься? – недоверчиво спрашивает мама, разливая чай по кружкам.
Я инстинктивно прижимаю к груди смартфон.
– Я… – откашливаюсь, в надежде придумать что-то умное во время вынужденной паузы.
– Эсэмэс пишешь?
– Ага, – с удовольствием хватаюсь за предоставленную соломинку.
Которая оказывается хитроумной ловушкой.
– Славе? – тут же ввинчивает мать.
Шах и мат.
– Мам… – облизав губы, медленно выдыхаю. – Мы… мы… в общем, мы расстались со Славой. – Видя ее взметнувшиеся вверх брови, спешно добавляю: – Вообще-то, он изменил мне, а я полюбила другого, но самое главное не это. Главное, что все нормально и даже хорошо.
Она оседает, со звоном опуская чайник на стол.
– Ох, доченька. – Ее голос встревожен. Мама хлопает глазами. – А я-то уж вся извелась. Думала, что же теперь со Славиком будет? Жалко мне его так было, аж сердце щемило.
– А что его жалеть? – наклоняюсь к ней и ставлю локти на стол.
– Как… – она взмахивает руками, – ты и Джастин. Вы…
– Что мы? – старательно изображаю невозмутимость. На моем лице ни один мускул не дергается. Полнейшая непоколебимость. Да из моего лица кирпич выходит получше реального кирпича.
– Мама же не слепая, – миролюбиво выдает она. – Зой, давай уж сознавайся.
Нас накрывает теплое, уютное молчание. Мы смотрим друг на друга и потихоньку расползаемся в улыбках.
– Так ты всё знала… – выдыхаю.
– Да. И папа.
– Папа? – подскакиваю на стуле. – О, бедный Джастин!
Закрываю рот ладошкой.
– Нет, – усмехается она, – ничего такого он не знает. Ни того, что вы по ночам по крышам шастаете, ни того, что милуетесь по углам.
Я медленно, как в мультиках, покрываюсь краской с ног до головы. Закипаю, как чайник. Боже, это же мама. Мама! И она говорит эти вещи, глядя мне в глаза. Интересно, об остальном она тоже в курсе?
– Он даже рад, что со Славиком покончено, – мама подвигает мне кружку с чаем, – а вот Джастинушку жаль. Хороший парень, мне нравится.
– Почему? – не своим голосом мычу я.
– Ну, как? Теперь папу ничто не останавливает. Возьмется он за американца, как за своего сына. Воспитывать будет.
– Только не это…
Джастин
Удивительная машина. Дороги нет, а она везет. На каждой кочке я подлетаю так высоко, что задеваю головой обшивку крыши. Дядя Миша обсуждает что-то важное на заднем сиденье со своим другом. Они громко переговариваются и по очереди отпивают из фляги. В ней какой-то напиток – наверное, чай.
На пассажирском сидит пёс с непроизносимым именем «Zyama», его тоже болтает из стороны в сторону, пока мы едем по бездорожью. Он только и успевает впиваться длинными когтями то в сиденье, то в переднюю панель.
В течение всего пути я недоумеваю, откуда же у пса столько слюны. Она капает прямо на резиновый коврик или брызжет в разные стороны на кочках, но ответ приходит сам собой и довольно быстро: собаку укачивает. Как только мы останавливаемся, пятнистый зверь с коричневой башкой выпрыгивает прямо через окно, и его долго рвет на траву. Затем пёс идет, шатаясь, к маленькому прудику неподалеку, чтобы попить.
Пока мужчины разбирают вещи, я оглядываюсь по сторонам. Несмотря на холод, осеннее солнышко ещё приятно ласкает кожу. Прохладный ветерок шелестит травой и опавшими листьями.
Гуляю, все разглядывая, пока дядя Миша со своим другом сети ставят и разводят костер. Собаке палку швыряю, он ее обратно приносит. Любуюсь, как по темным стволам деревьев скачут неуловимые солнечные зайчики. Разглядываю грибы, попадающиеся среди жухлой листвы.
– Уху ел! Уху ел! – спорят друг с другом мужчины.
Наверное, насчет ужина соображают.
А я читаю сообщение Зои и улыбаюсь. Делаю для нее несколько фотографий. Вот небольшой прудик, заросли какие-то возле него, вот лес, кустарник, вот маленькая деревенька вдалеке.
– Антидепрессант! – подает мне рюмку дядя Миша, когда мы собираемся посидеть возле костра в сумерках.
Нюхаю.
«О, знаем мы ваши антидепрессанты, пробовали».
Пытаюсь отказаться, но не выходит. Приходится пить. Меня хвалят. Сидим. Дым костра поднимается в небо. Красиво. На решетке жарится шашлык. Спокойно так на душе, мирно, безмятежно.
Друг дяди Миши веселеет с каждой новой рюмкой. Разговаривает все громче, размахивает ружьем, смеется. Пытаюсь спросить, когда начнется охота, и они оба стараются что-то объяснить. Догадываюсь, что на рассвете. Согласно киваю.
Спустя еще пару рюмок, мне становится совсем тепло и хорошо. Как ни странно, начинаю понимать почти все разговоры охотников. Отвечаю. Дискутирую. Спорю. Рассказываю анекдоты.
Вдруг слышится оглушающий хруст в кустах. Мужчины успокаивают меня тем, что это волк перед атакой кругами ходит вокруг своей жертвы – то бишь вокруг нас. Беру фонарь и вдруг вижу: два глаза из темноты на меня смотрят.
– Кабан. Можно не бояться, – объясняют мне охотники.
Ну уж нет. Даже Зяма мне на колени запрыгнул. Сидим, дрожим с ним. По сторонам опасливо оглядываемся.
Еще через пару рюмок я отказываюсь пить дальше. А то мне уже ничего не страшно. Ни кабан, ни медведь.
Вот и дяде Толе тоже. Мужчина встает, чтобы отлить. Идет в заросли, прислоняется к дереву, курит, дела свои делает. Тут Зяма у меня на коленях как заскулит! Смотрю: в траве кто-то серый, лохматый стоит, не крупный такой. Хрюкает. И вдруг как понесется галопом прочь.
Дядя Толя в этот момент как раз голову хотел почесать, а увидав его, со страху роняет окурок в широкий ворот своего свитера. Тут такой цирк начинается! Он с расстегнутыми штанами на колени падает, на пузе по земле катается, руками машет. Даже в той церкви, куда мы с Зоей на экскурсию ходили, никто так поклоны не отбивал, как этот усатый охотник. Пытался даже на голову встать, да не вышло. Кое-как вытряхнул, обжегся весь, но все равно ему весело. Ржет, сидит у костра.
Потом мы едим мясо и дружно бежим ловить какого-то зверя: что-то черно-серое шевелится в кустах, и дядя Миша говорит, что это монстр местный. Хватает ружье, целится. Хорошо, что у меня фонарик с собой. Свечу на чудище, и оказывается, что это Зяма – рюкзак с едой уволок в заросли камышей и там все сожрал. Материм его, возвращаемся к огню. Мужчины разговаривают, а он лежит у костра, брюхо набитое вывалил и хозяйство свое лижет.
Когда светать начинает, дядя Толя идет в лес «по большому делу». Ветер в деревьях воет, на небе солнышко встает, и тут слышим мы, как он орет:
– Фазан! Фазан!
Дядя Миша за ружье. Зяма в стойку. Я встаю, глаза протираю. Подходим ближе.
– Вот он! – радостно указываю пальцем, завидев в зарослях шикарного петуха.
«Бах! Бах!» – дядя Миша дает два залпа и командует
