старалась неторопливо, чтобы ее хромота меньше привлекала внимание, на пациентку была непохожа, так что никто не остановил ее, когда она распахнула дверь и вышла под лучи жаркого летнего солнца.
Рядом мгновенно нарисовался Этьен. Он взял ее под руку и повел по дорожке к белому грузовичку с неуклюже торчащим из кузова газогенератором – во времена, когда бензин могли себе позволить только немцы, всем прочим приходилось перегонять на топливо древесину. Элейн сразу узнала грузовичок – на нем Марсель иногда привозил большие грузы для их подставного геодезического бюро.
– Марсель? – Она прибавила шагу, и сердце забилось у нее чаще в надежде вновь увидеть товарища. Если ей повезло и рана оказалась неопасной, может, тот пистолет пощадил не только ее?
Но Этьен, нагнав Элейн, мягко покачал головой.
– Жан? – В ее голосе проскользнула нотка отчаяния. Этьен опустил взгляд и открыл дверцу грузовика, в котором сидел незнакомый Элейн светловолосый юноша. Этьен помог ей залезть в кабину, запрыгнул рядом и захлопнул дверцу.
Марсель погиб – об этом позаботились шестнадцать пуль, последнюю из которых выпустил он сам. Три раза побывав под арестом, он сделал все, чтобы не попасться снова.
Жана арестовали и допросили, но несмотря на пытки, он не сдал своих товарищей. Его приговорили к расстрелу, он не захотел, чтобы ему завязывали глаза, и предпочел смотреть в лицо своим убийцам. Однажды он усомнился в своей способности сохранить молчание, но доказал обратное и умер героем.
Автоматический печатный станок, который Марсель с таким трудом собирал по частям сначала по всей Франции, а потом на складе, был уничтожен, но старушку «Минерву» удалось спасти, и когда спустя несколько недель Элейн вернулась к работе, ее ждал именно этот древний механизм. Мстительный Вернер разнес склад подчистую, поэтому теперь типография располагалась в маленьком подвальчике без окон и только с одной дверью.
Как только выпала возможность, Элейн дошла до квартиры Николь и нашла адрес трудового лагеря, где находились ее брат и отец, и взяла на себя задачу по снабжению их продуктами – меньшее, что она могла сделать для Николь, сожалея, что не в ее силах почтить ее память чем-то еще.
Два месяца спустя силы Союзников окружили Лион, и вместо того чтобы выработать здравый план отступления, Клаус Барби приказал казнить всех узников Монлюка. Но, получив поддержку наступающей армии, Сопротивление, наконец, открыто восстало и отбило тюрьму, прежде чем пролилось еще больше французской крови, и двадцать пятого августа над Монлюком снова затрепетал триколор. Элейн уже и не надеялась увидеть этот символ победы собственными глазами. В следующие десять дней отовсюду приходили известия о том, что немцы бегут, оставляя свои укрепления, словно стая тараканов, когда включают свет. Но до самого конца они творили зверства, например, расстреляв женщин и детей, которые пришли к опустевшему госпиталю в районе Тет д’Ор, чтобы собрать драгоценные одеяла, сахар и мыло, валявшиеся прямо посреди улицы. Тогда погибли сорок шесть человек и больше сотни были ранены.
Статью именно об этом событии Элейн писала в первый день сентября, когда в единственную дверь типографии вошел Этьен. Что-то в его неторопливой походке и сияющих глазах заставило Элейн подняться на ноги.
– Этьен, – произнесла она, когда он оказался рядом, что-то держа в сомкнутых ладонях. В голове у нее вспыхнули сотни мыслей, но главной была одна. – Жозеф?
Услышав собственный, мгновенный и совершенно непроизвольный вопрос, она поняла, что все это время лелеяла надежду, что каким-то чудом Жозеф все-таки выжил.
Этьен медленно покачал головой. Элейн издала судорожный вздох, ненавидя саму себя за веру в несбыточное. После всего, что она пережила, странно было путать реальность с иллюзией.
– Я ходил к Вернеру, – сказал Этьен.
Элейн распахнула глаза.
– Тебе не стоило так рисковать.
– Николь нас не предавала, – вместо ответа покачал он головой. – Это та, новенькая, которую взяли на ее место. Это она раскололась и рассказала о станке.
Мучительная, яростная боль заново вспыхнула в груди Элейн. Николь, такая смелая и чудесная, встретила ужасный конец, оставшись верной своим товарищам.
– За Николь. – Этьен вытянул над столом руку со сжатым кулаком. – И за Жозефа.
Он раскрыл ладонь, и что-то, металлически звякнув, упало на столешницу. Этьен отвел руку, и Элейн увидела серебристый железный крест, запачканный свежей кровью. Она судорожно втянула воздух, подняла голову и увидела, как горят глаза Этьена.
– Этот ублюдок подчищал кабинет, готовясь сбежать, – процедил он сквозь сжатые зубы, с искаженным от ярости лицом. – Я не мог позволить ему ускользнуть, не поплатившись за все, что он сделал.
Элейн подошла к нему и обняла, и так они стояли, оплакивая любимых и близких, которым не суждено было вернуться, выплакивая боль от бессчетных потерь.
Они победили, но какой же ценой далась им эта победа…
Глава двадцать седьмая
Ава
Воды Тахо сверкали под солнечными лучами так ярко, что Аве пришлось прикрыть глаза ладонью. Едкий запах дыма, поднимавшегося от внушительных размеров корабля, совершенно заглушал свежий запах воды. Везде вокруг туда-сюда метались люди, прижимая к себе разбухшие чемоданы, или детей, или и тех и других разом.
Ава оказалась права – когда они пришли за билетами, очереди стали еще длиннее, чем до атаки Союзников. К счастью, наступающей армии удалось закрепиться на оккупированной территории и успешно обращать нацистов в бегство. Но победа была куплена ценой тысяч жизней. И Ава не могла позволить себе думать об этих погибших даже мимолетно.
Зато ей удалось купить билеты на пароход для Сары и Ноя. И вот сейчас она пыталась разыскать этих двоих в море лиц.
Наконец откуда-то справа донесся восторженный вопль «Мисс Ава!», и из толпы выкатился Ной и Сара, спешащая за ним по пятам.
Ава подхватила его на руки и крепко обняла, впитывая каждое мгновение, потому что они встречались в последний раз – по крайней мере, в Лиссабоне. Ной улыбнулся и указал на громаду «Дроттнингхолма».
– Это наш?
– Ага, – подтвердила Ава. – Ты как, готов?
– Да! – выкрикнул Ной по-английски. Он быстро выучил несколько фраз и горел желанием продолжать. Ава рассмеялась и спустила его на землю. Он тут же вытащил свой игрушечный корабль и поднял повыше, сравнивая с настоящим. – Корабль, – медленно выговорил он снова по-английски, и Ава одобрительно кивнула.
– Не знаю, как благодарить тебя за все, что ты сделала для нас, – сказала Сара и порывисто обняла Аву. Та отмахнулась от благодарностей, тем более их заслуживала не она одна, а огромное количество других людей, например, Элейн Руссо. Или Джеймс.
Сердце Авы заныло, и
