него обѣ руки и началъ ими поводить по воздуху, точно цѣпляясь за что-то.
— Cest fini, — проговорила про себя Лиза по-французски, — il attrape les mouches!..
И она опять взялась за книжку. Тамъ тоже стояло, что хватать руками — предсмертный признакъ.
Лиза выбѣжала изъ комнаты.
— Саша умираетъ! — вскичала она, вбѣгая къ «тетенькѣ», которая прилегла на кушеткѣ и порядочно таки себѣ посапывала.
— Что, что такое? — встрепенулась она, сардиго взглянувъ на Лизу.
— Саша умираетъ! — повторила дѣвочка съ дрожью въ голосѣ.
— Что вы, что вы, милая! да онъ преспокойно спалъ!
— Онъ хватаетъ руками…
— Что хватаетъ?
— Такъ хватаетъ… ловитъ мухъ… я не знаю, какъ это называется по-русски, но это бываетъ только тогда, когда человѣкъ совсѣмъ умираетъ.
Тетенька продолжала смотрѣть на Лизу съ большимъ недоумѣньемъ.
— Вы думаете, — вскричала почти со слезами дѣвочка — что я въ бреду… Подите, посмотрите сами… Я вамъ покажу въ книгѣ, вы не будете удивляться…. Надо другого доктора…
— Совсѣмъ не нужно другого доктора, — отрѣзала тетенька. — Леонидъ Павловичъ прекрасный докторъ и обижать его не слѣдуетъ.
— Ну сдѣлать… une consultation…
— Я безъ Петра Ивановича не могу… Его дома нѣтъ, Мы не такъ богаты, чтобы созывать консиліумъ.
Лиза хотѣла было сказать, что она теперь богата и можетъ помочь имъ, но воздержалась. У ней ничего не было.
— Ну, хоть вашего доктора, — перебила она, — да надо сейчасъ….
— Послать-то кого-же? Кухарка ушедши. Одна Домна осталась.
— Я поѣду, дайте мнѣ адресъ…
— Да какъ-же вы…
— Я, я, скорѣе адресъ!
Черезъ пять минутъ Лиза уже тряслась на извощикѣ по направленію къ Измайловскому полку.
Докторъ былъ холостой и нанималъ маленькій флигелекъ въ три окна. Лизу впустила съ крыльца, выходившаго на дворъ, какая-то худая особа, очень напомина-нающая тетеньку Саши.
tUne vieille fille», подумала Лиза и рѣшительно сказала:
— Доктора просятъ къ Чернокопытовымъ.
— Войдите, — сухо отвѣтила ей особа и ввела ее въ небольшую зальцу.
Посрединѣ, сухощавый, среднихъ лѣтъ господинъ съ длинными бѣлокурыми волосами, длиннымъ носомъ и въ халатѣ, сидѣлъ передъ пюпитромъ и старательно выдѣлывалъ пассажи на віолончелѣ. Ему это стоило ужасныхъ усилій: потъ чуть не градомъ лилъ у него со лба. Онъ дѣйствовалъ и руками и ногами, громко и тяжело отбивая тактъ.
— Саша умираетъ!
Этимъ восклицаніемъ Лаза заставила его прервать свои томительныя упражненія и круто повернуться.
— Чернокопытовъ-съ? — спросилъ онъ въ носъ, скашивая на сторону ротъ.
— Да, да, — говорила, тяжело дыша, Лиза: — онъ умираетъ, у него руки хватаютъ…
И она стремительно показала доктору, какъ руки бродятъ у Саши по воздуху.
Онъ кисло усмѣхнулся и протянулъ деревяннымъ акцентомъ:
— Это ничего не значитъ. Воспаленіе идетъ своимъ порядкомъ… Ну и руки такъ ходятъ.
Онъ не оставлялъ своей віолончели, а, напротивъ, сжалъ ее посильнѣе ногами и бросилъ взглядъ на ноты. Все лицо его говорило:
«Чего тебѣ нужно, глупая дѣвчонка, убирайся ты поскорѣе отсюда и дай мнѣ протвердить пассажъ».
— Васъ просятъ пріѣхать сейчасъ… У меня дрожки, — приставала Лиза, все ближе и ближе пододвигаясь къ докторской віолончели.
— Да вы что хлопочете? — откликнулся все тѣмъ-же тономъ віолончелистъ: — кто-же больше знаетъ, въ чемъ дѣло, я или вы… Очень уже вы, барышня, въ большія норовите.
— Вы не хотите ѣхать? — строго спросила Лиза и вся поблѣднѣла.
— Пріѣду, дайте срокъ, сегодня пріѣду.
— А со мной? У меня дрожки…
— Сейчасъ не могу. Вы видите, я занятъ.
— Если долго, — выговорила она, сдерживая свое волненіе, — я не могу васъ ждать; а скоро, такъ подожду.
— Нѣтъ, вы лучше ступайте себѣ… Говорятъ вамъ, буду.
И онъ началъ дѣйствовать смычкомъ. Віолончель заныла, задребезжала и загудѣла.
Лиза такъ была возмущена, что не могла и заплакать. Она вышла изъ залы, сказавъ громко:
— Играйте, желаю вамъ успѣха!
На дрожкахъ она съ отчаяньемъ спросила себя:
— Куда-же ѣхать?
Доктора она должна была привезти во что-бы то ни стало. Но какого? Мысль ея сейчасъ-же упала на того, который былъ приглашенъ Катериной Николаевной. Но она не знала его адреса. А узнать она могла только у Авдотьи Степановны или у матери въ лечебницѣ.
Тутъ Лиза заплакала горькими слезами.
— Мама теперь умираетъ, — шептала она, — а я ѣзжу… Но вѣдь онъ мальчикъ, его никто не жалѣетъ…
И чѣмъ ближе она подъѣжала къ лечебницѣ, тѣмъ смутнѣе становилось въ головѣ дѣвочки. Она почти забыла, зачѣмъ ѣдетъ, куда и кого ей нужно.
Подъѣхавъ, Лиза вспомнила, что у ней нѣтъ ни копѣйки денегъ. Просить у швейцара она не захотѣла. Мать она ничѣмъ не безпокоила, да можетъ быть у ней и нѣтъ шести гривенъ. Мама ея ничего не тратила. Все ей покупали друзья. А Лиза никогда не спрашивала денегъ у Катерины Николаевны.
Робко, съ неизвѣданнымъ замираньемъ сердца вошла Лиза въ корридоръ, въ концѣ котораго была комната Загариной.
Въ немъ стояла обычная тишина; но Лизу эта тишина обдала новымъ страхомъ. Она еще была въ началѣ корридора, когда изъ дверей комнаты ея мамы показалась высокая мужская фигура и, озабоченно опустя голову, прошагала вглубь.
— Докторъ былъ… — прошептала Лиза — въ этотъ часъ…
Холодныя капли почувствовала она на лбу и, остановившись, прислонилась къ стѣнѣ. Ей сдѣлалось страшно приблизиться къ двери и отворить ее.
Она начала прислушиваться. Никакого звука не доносилось ни откуда, потомъ кто-то кашлянулъ, но ближе, надъ самымъ почти ухомъ Лизы. Кашелъ этотъ былъ знакомъ ей: тутъ жилъ старикъ больной. Она съ нимъ всегда раскланивалась.
Держа ручку двери, Лиза еще разъ прислушалась.
Ничего не доходило изъ комнаты.
Когда она надавила ручку и дверь подалась, у ней сперлось дыханіе и въ первую минуту, стоя на порогѣ, она ничего не могла разглядѣть. Кровать помѣщалась направо отъ входа, за печкой, въ полусвѣтѣ. Позади ея свѣтъ падалъ изъ-подъ лампы съ зеленымъ абажуромъ. Въ комнатѣ было душно и стоялъ тотъ особый воздухъ, который образуется вокругъ тяжелаго грудного паціента.
Глаза дѣвочки упали, прежде всего, на кровать, гдѣ больная лежала на спинѣ, съ высокоподнятыми подушками. Она дышала судорожно, точно пульсъ бился у ней гдѣ-то снаружи, на груди. Глаза были закрыты. Носъ и подбородокъ совсѣмъ заострились. Ночной чепчикъ придавалъ ея худобѣ еще болѣе прозрачности.
Изъ-за спины кровати Лиза увидѣла фигуру Авдотьи Степановны. Лицо ея, блѣдное и тревожное, нагнулось и и какъ-то выжидательно слѣдило за каждымъ дыханіемъ больной.
— Мама! — крикнула-было въ ужасѣ Лиза, но звуки не вылетѣли у ней изъ горла.
Авдотья Степановна подняла руку, какъ-бы желая удержать ее, но Лиза на нее не глядѣла. Она подбѣжала къ кровати и, упавъ на колѣни, стала цѣловать руку матери, безсильно спустившуюся съ груди.
Слезы брызнули изъ глазъ ея. Она еле-еле сдерживала
