– Только люби, только люби, как ангелы любят. В небо гляди, в небо гляди… чик!
Песня оборвалась. На панели снова появилось имя. Серафим строго прищелкнул крыльями, и все посмотрели на него.
– Вольно, – сказал серафим. – Он ее встретил.
– Кого ее? – спросил Святой Петр.
– Мать его. Ради романтики позабудешь про болезнь, – сказал Ангел Смерти. В толпе добровольцев раздались приглушенные смешки.
– Ну и слава Богу, – сказал Святой Петр. – Я-то сам – нет. Но извини, мне уже пора.
– Подожди минутку, здесь у нас проблемка, кажется, – остановил его Ангел Смерти.
Панель часто замигала: три коротких вспышки, три длинных, три коротких. Времени раздумывать не было.
– Имя! Имя! – крикнула какая-то молодая Вера. – Имени не разобрать!
Но никакого имени не высвечивалось, только сигнал «SOS».
– Наверняка ложная тревога, – примирительно проговорил Труд с грубо вытесанными чертами лица: он явно был привычен к причудам человеческой природы. – Небось какой-нибудь дурак внезапно обнаружил, что у него, оказывается, имеется душа. Теперь она у него обязана трудиться. Полечу-ка я его полечу.
– Тихо! – крикнуло Добро, потрясая кулаками. Все прислушались.
– Ну что, всё плохо? – спросил наконец Ангел Смерти.
– Не регистрируется, сэр. Имя не сообщают, – отрапортовал Старший Серафим. Сигнал «SOS» становился все отчаяннее, пока не затих внезапно на самой душераздирающей ноте. Добро поежилось.
– Расстрельная команда, – шепнуло оно Святому Петру. – Этот звук ни с чем не спутаешь.
– Что? – не понял Петр.
– Дезертир, шпион, убийца, кто-то типа того, – весомо произнес Старший Серафим. – Они их из-под нашего надзора вывели. Так мне тут! Смирно! Имя высветилось.
И действительно, оно появилось на пару секунд, помигало и снова исчезло, но на этот раз его уже успели записать с полдюжины служащих. Святой Петр, не говоря ни слова, подобрал полы хламиды и целеустремленно зашагал к двери и дальше – в направлении Врат.
– Не торопись, – ухватил его Ангел Смерти за локоть. – Тут такая заваруха, что твои еще не скоро хватятся.
– Разве в наше время угадаешь? Да и в любом случае, сейчас эти из Нижнего подразделения на него набросятся как стервятники. Им как раз такой и нужен для рекламы. Дезертир, предатель, убийца… С дороги, с дороги, детки!
Группа хохочущих детей, окружавших рыжеволосого мужчину, который рассказывал им сказки, разбежалась в стороны. Мужчина обернулся к Петру.
– Дезертир, предатель, убийца… – повторил он. – Помощь не требуется?
– Еще как! – обрадовался Петр. – Марш-марш аллюром «три креста» к Вратам и скажи им там, что я налагаю прещение на отчисления вплоть до моего прихода. – Мужчина бегом устремился в указанном направлении, а Петр кричал ему вдогонку: – А потом сам встань у входа во внешний двор и никого не выпускай, чтоб и муха не пролетела, смотри мне!
Но Ангел Смерти был прав: торопиться было некуда. Толпа у Врат собралась такая, что пропускная способность Приемной комиссии, вне всякого сомнения, упала до нуля, а по прибытии Святого Петра помощник сообщил, что за время его отсутствия очередь выросла вдвое.
– Мы и так делаем все, что в наших силах, – оправдывался серафим. – Но задержки просто неизбежны, сэр. Я уже удвоил стражу сопровождения и послал запрос на новое подкрепление. Вот список откомандированных, сами посмотрите: Д'Арк Ж., Брэдло Ч., Баньян Дж., Кальвин Ж. Список передан мне сей момент Искариотом И. на ваше утверждение, и если позволите, они будут посланы сюда. Также Шекспир В. и…
– Да оставьте! – сказал Петр. – Я сам пойду. А вы тут пока разбирайтесь с анкетами, и смотрите не валяйте дурака: приду – проверю. И да, дайте-ка мне пару чистых бланков.
Он не глядя подхватил со стола стопку бумаг, кивнул сгрудившимся у паспортного стола людям в хаки, мгновенно отметил старшему офицеру пропуск с пометкой «офицер в сопровождении команды» и передал его солидно выглядевшему сержанту-квартирмейстеру, чтобы тот сам проставил количество. Смерть следовала за ним по пятам, а он понесся, продираясь сквозь толпу навстречу новой толпе, ломившейся по двору к Вратам – всех рас, наций и народностей, всех наречий и вер, – простиравшейся куда только хватало глаз по всей равнине.
Прорезая строй впервые побрившихся новобранцев, навстречу ему курсировала пожилая дама, намертво вцепившаяся в портупею курносого майора средних лет. Она загородила ему путь и свободной рукой схватила его той самой мертвой хваткой любящей матери, разжать которую до сих пор не удавалось никакой Силе или Власти.
– Я его нашла! Я. Его. Нашла. Пропускайте! – приказала она.
Челюсть у Святого Петра отвисла. Ангел Смерти усиленно делал вид, что рассматривает окрестности.
– Ну, у нас тут есть некоторые формальности… – начал Петр.
– Формальности у них! А если Джерри нехорошо? Бред! Мужчины… Мой мальчик мне ни разу не подавал повода волноваться, а тут…
– Ну не надо, не надо, ну что ты… – Майору было так же неудобно, как Святому Петру.
– … а вот теперь может подать, если его не пропустят!
– А это не ваше пение я намедни слышал? – светски осведомился Ангел Смерти, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.
– Естественно! – отчеканила мать. – Он прекрасно поет. Вот еще и поэтому! Ты же бас, правда, дорогой?
Святой Петр сочувственно поглядел на майора, который готов был сквозь землю провалиться, и поспешно подписал ему пропускной лист. Не сказав и слова благодарности, мать, фыркнув, потащила его прочь.
– Ну и под какую же статью ты его подведешь? – спросил Ангел Смерти.
– ДВ, Докучливая Вдова. Барда-а-ак! – простонал Святой Петр. Он оглядел равнину перед Вратами и потемнел лицом. – Не нравится мне все это. Нижнее подразделение совсем сегодня разгулялось, пашет как в последний день месяца. Надеюсь, стража выдержит.
Толпа постепенно проредилась и составилась в нечто вроде нестройной очереди, вдоль которой тенями метались взад-вперед старавшиеся быть незаметными посланники Нижнего подразделения, пытаясь выцепить из нее то одного, то другого, но их самих отпихивала от людей бдительная стража. Поскольку большинство стоявших в очереди были в хаки, вся сцена очень напоминала то, что на Земле творилось в былые дни у общественного туалета под аркой на вокзале Виктории, когда там останавливался армейский поезд. Лицо Петра просветлело, потому что из Нижнего подразделения раздались петушиные крики, которыми обычно встречали его приход.
– Самая поганая работа – на границе полномочий, – сухо заметил Ангел Смерти.
– Но я же это заслужил! – самодовольно хмыкнул Петр. – Ты только подумай, каково теперь Иуде.
Он с разбегу вломился в самую гущу, где стража с трудом удерживала толпу, и угрозами, криками, убеждением, а иногда – грубоватыми толчками и пинками, начал пропихивать усталых мужчин и женщин вперед, отмахиваясь от полупрозрачных, слабых, но очень настырных духов, пытавшихся ухватить кого-нибудь и утащить в сторону.
Какой-то шропширский егерь только что получил поддельный пропуск вместе с заверением от легконогого посланца Нижнего подразделения, что вход на Небеса расположен вот тут прямо, за углом, и теперь его настойчиво подталкивали в этом направлении, – но могучая рука ухватила его за шиворот и рванула назад, а другая рука ухватила посланца за грудки, а над его головой раздался громовой рев: «А ну пшел вон, гаденыш!». Тут же солдату объяснили, что происходит, обычным казарменным языком.
– А меня-то за что, начальник? – перетрусил егерь. – Я и бабы-то не видал, кроме ангелов, месяцев хренадцать. Я сам из Яффы. А ты откуда будешь?
– Из Нортгемптона, – ответили ему. – Давай назад шагом марш и держись ко мне поближе.
– Э, слушай, а ты не Чарли Брэдло, про которого мне папаша рассказывал? Я помню, ты еще говорил…
– Я тебе еще не то скажу. Это, ты смотри, там твой сержант треплется с бабой в красном – видишь? Хватай его и тащи сюда, бегом.
В это время какого-то офицера-шотландца с глубоко запавшими глазами, словно выпавшего на время из всеобщего гвалта, держал за пуговицу некто очень благочестивого вида, объяснявший ему, что, по логике его древней родовой веры, горец не только безвозвратно проклят, но что это его проклятие было предопределено еще до Сотворения Мира.
– Да, на это нечего возразить, нечего возразить, – печально лепетал молодой человек. – Что ж, пойду с вами.
И он уже сделал шаг в сторону, когда между ним и его собеседником вклинилась худая низенькая фигурка, державшаяся, впрочем, с большим достоинством.
– Месье, – сказал коротышка, – вас успокоит, если я вам скажу, что я… что я был Жаном Кальвином?
Благочестиво выглядевший собеседник чертыхнулся, как положено всем пропащим душам, плюнул и отошел, а шотландец повернулся к Кальвину и по пути к Вратам погрузился в обсуждение тонкостей и разночтений, встречающихся в литературном труде под названием «Наставление в христианской вере».
