Означает ли это, что Тристан вульгарен? Я бы скорей сказал, что его прельщает своеобразная вульгарность, сознательно или нет, но явно сулящая «постель». Все чаще и чаще Тристан думал об историях без продолжения, историях, которые он запросто мог бы скрывать от Амели. Идея переспать с другой женщиной становилась навязчивой. В конце концов, все равно с какой, все равно «у какого памятника».
Его муки продолжались вплоть до того самого вечера, с которого могла бы начаться эта история. Амели на пару дней уехала в Рен, проведать мать. Тристан пригласил поужинать некую О., девушку, которую повстречал на вечеринке несколько дней тому назад. Она предложила сходить в хорошо ей знакомый итальянский ресторанчик.
За ужином они говорили о том, о чем следует говорить, чтобы вечер без ложной стыдливости закончился в постели. О реликвиях цивилизации. Казаться утонченным, нежным, умным. Я ненавижу свою эпоху.
Позже они оказываются у ее подъезда. Она еле заметно кивает ему головой — само собой, это приглашение. Она уже набрала код и вошла первой.
Недели пронеслись стремительной лавиной. С тех пор как Тристан впервые изменил Амели, прошло уже более полугода. После О. были другие женщины. Он снова стал встречаться со своими прежними любовницами, зажил по-старому. Он учится врать той, которую любит, и с удивлением узнает, что нет ничего проще.
Однажды июньским днем, выйдя от одной из своих подружек, он шагает по залитой солнцем улице и ощущает себя абсолютно счастливым человеком. Ему кажется, что он нашел идеально подходящий для себя образ жизни.
Профессия адвоката отнимает у него много времени. Зато в общении с женщинами он не чувствует нужды никого соблазнять, такого рода удовлетворение ему сполна предоставляет профессия. С женщинами остается чистое наслаждение. И тут снова его профессия приходит ему на помощь. Он очень быстро уловил связь между женщинами и деньгами, которая, кстати, лежит на поверхности. Возьмите, к примеру, любую машину: чем она дороже, тем больше шансов обнаружить в ней красотку, вне зависимости от того, кто за рулем. Наше время все поставило с ног на голову: в XIX веке с помощью женщин можно было добиться и власти, и денег, сегодня, в известных случаях, именно власть и деньги позволяют добиться женского расположения.
С другой стороны, он отчетливо понимает, что отношения стали невыносимыми. Большинство людей будто задыхаются. Нам пришлось покинуть берега детства, погрузившись в ледяные морские воды. Конечно, сперва мы верили в то, что с той стороны тоже есть берег. Нам рассказывали истории про всяких исследователей, над которыми все потешались, но они, вопреки всему и вся, в одиночку продолжали свой путь в неизвестность. Именно так были открыты новые континенты. Мы захотели подражать им, выбиваясь из сил, плыть по бескрайним просторам. И в один прекрасный день мы понимаем, что впереди никогда не будет берега и нет никакой возможности вернуться назад, к счастливым дням детства. В этот день мы готовы к смерти. А в ожидании ее нам остаются лишь удовольствия.
Однако не одной лишь жаждой наслаждения объясняется его поведение, а скорее, предчувствием недостатка новых наслаждений. Как совместить это с семейной жизнью? Недалеко от работы Тристан снимает студию. Там время от времени он встречается с девушками. Но вообще предпочитает ходить к ним сам. Это дает ему возможность уходить когда захочется. Таким образом обе его жизни никак не пересекаются. Друг другу не мешают. Любовь напополам. Он считает, что прекрасно устроился.
Между тем спустя некоторое время у Амели начались боли в желудке. Однажды вечером, когда они были в театре, из-за приступа ей пришлось выйти из зрительного зала. Тристан прождал некоторое время в надежде, что она вернется, затем пошел посмотреть, что с ней. Сидящие рядом зрители заворчали — законная привилегия тех, кто заплатил.
В коридоре никого. Где же она? Он обегает весь театр, ее нигде нет. Некоторое время стоит у главного входа, затем обходит близлежащие кафе. Может, она решила посидеть подождать его в одном из них? По-прежнему никаких следов. На мгновение ему вдруг представилось, что она ушла и он больше никогда ее не увидит. При одной только мысли об этом у него аж помутилось в голове, ему даже показалось, что он не сможет этого пережить. Затем, уже взяв себя в руки, он сам удивляется своей реакции. В конце концов Тристан решает вернуться домой и там, на диване, находит стонущую Амели.
Она говорит, что у нее боли в желудке. С некоторым раздражением Тристан спрашивает, почему она ушла не предупредив его. Она ничего не отвечает, лишь закрывает глаза. «Хочешь я вызову доктора?» Она утвердительно кивает, вот и все.
Проходят недели, а боли в желудке становятся все сильней. Она почти не ест и не спит. Она ясно видит, что Тристан отдалился еще больше, чем прежде. Однажды она находит документы на снятую им квартирку. Она не решается попросить у него объяснений, самое страшное, как ей кажется, — это потерять его. Страх оказаться не на высоте, быть брошенной разрывает ей сердце. И желудок. Словно она все знала заранее.
Однажды М. решила позвонить Тристану прямо домой. Вообще, ей было позволено звонить только на мобильный, но никак не домой. Она прекрасно понимала, что превышает права случайной любовницы, но именно по этой причине она набрала его номер, желая отомстить ему за перемену в отношении к ней. Тристан действительно изменился. Они продолжали встречаться, но всегда как-то урывками. Он больше не оставался на ночь. Чаще всего они виделись во второй половине дня, и она знала, что подобные внезапные перемены обычно вызваны появлением другой женщины.
С самого начала, как только она познакомилась с Тристаном, он объяснил ей, что никогда и ни с кем не мог бы жить. Но, несмотря на все его уверения, она более не сомневалась, что он лжет.
Амели принимала ванну, когда зазвонил телефон. Как только раздался первый звонок, она встала, вся в пене — пришлось ополоснуться, прежде чем идти к телефону. Она думала, что это Тристан, он должен был позвонить, чтобы договориться о встрече. В тот вечер их пригласили на ужин. Ополоснувшись, она завернулась в полотенце и выбежала в салон, на ходу приговаривая вслух: «Иду, уже иду».
Она не успела — включился автоответчик. Она могла бы снять трубку, но не стала этого делать. Стоя у телефона, она испытывала странное возбуждение при мысли о том, что прослушает сообщение, не снимая трубку. Она была уверена, что это Тристан. Каково же было ее удивление, когда она услышала незнакомый женский голос. Несколько мгновений сомнения одолевали ее: ответить или нет? Горло сдавило. Звонила некая М., она обращалась к Тристану, предлагая встретиться как-нибудь вечерком на следующей неделе. Амели сняла трубку:
— Алло?!
Подчеркнуто непринужденным тоном М. спросила Амели, не затруднит ли ее передать Тристану сообщение.
— Я вас слушаю.
— Будьте любезны, просто попросите его мне перезвонить.
Боли в желудке усиливались, но пока все же не мешали ей работать. В сентябре пошел второй год работы Амели в школе Жюль-Ферри. Она занималась вторым годом дошкольного обучения и часто, возвращаясь домой, рассказывала разные забавные истории про своих малышей, которых обожала.
(Порой, уединившись в ванной, она выпячивает живот, выгибаясь, словно беременная, кладет на него руку и разговаривает вслух с воображаемым плодом: «Как ты там, любовь моя? Это мамочка. Когда ты появишься на свет, жизнь станет еще прекрасней. А пока пользуйся моим теплом. Я позаботилась, чтобы у тебя было уютное гнездышко…» Потом она смотрит на свои груди и пытается представить, какими они станут, когда она действительно забеременеет.)
Тристан подолгу наблюдает за ней. Ему кажется, что Амели живет в каком-то другом мире, параллельном их совместной жизни. Она часто что-то напевает. Ее нежный и хрупкий голос становится для него символом того внутреннего мира, который ему недоступен. Иногда, прижавшись лбом к оконному стеклу, она стоит и смотрит вдаль, совсем как ребенок. Суть ее мыслей пока не имеет значения. Она блуждает далеко, в ей одной известных мечтах. Не это ли то единственное, что ей по-настоящему принадлежит?
Когда она остается одна, она подолгу слушает музыку, порой даже танцует. В такие моменты она часто ставит Шопена. Как бы ей хотелось быть пианисткой. Она закрывает глаза и слушает звуки музыки, музыки изгнания. Ей видятся уходящие вдаль польские степи, а на фоне этих нот тихий голос убеждает: в конце концов, слез в мире куда больше, чем ты думаешь.
Они все реже спят вместе. Тристану кажется, что она легко может обходиться без секса. Хотя, чтобы удержать его, она все готова отдать, лишь бы тоже стать его любовницей, но она не знает, как к нему подступиться, не решается даже заговорить.
