сильные ноги и крепкую спину. А иначе как он будет таскать в свои владения стройматериалы, инструменты, рюкзаки с вещами и корзины с продуктами? Но даже если ты очень силен, лучше позаботиться о том, чтобы и станция, и рынок находились в относительной близости.
Наверно, я утомил вас этими подробностями, а ведь это, как уже сказано, только начало… А может, напротив, эти соображения покажутся полезными тем, кого интересует вопрос приобретения дачного участка. Я лично — не из числа подобных безумцев. Я скорее соглашусь глотать кипящую лапшу.
2
Случилось так, что помер в одночасье некий профессор, дальний родственник и шапочный знакомый Фридмана — помер и оставил после себя молодую вдову, а также дачный участок в Шатово, в кооперативе научных работников. Видимо, далеко не все молодые вдовы заинтересованы в дачных участках. Долго ли, коротко, но участок был предложен Давиду Александровичу, и тот, не мешкая ни минуты, отправился туда с женой Розалией Семеновной, дабы лично ознакомиться со всеми необходимыми деталями.
До Шатово — сорок минут на электричке. Профессорский участок находился на улице Фрунзе, в двадцати минутах ходьбы от станции. А еще в пятнадцати минутах от делянки научных работников протекал ручей, образующий в этом месте небольшое озерцо, вполне пригодное для купания. И не просто пригодное: если уж быть совсем точным, то здешняя вода пользовалась репутацией целебной — заслуженно или нет, неизвестно. Говорили, что купание в озерце помогает от подагры и ревматизма.
И вот представьте себе солнечный день в середине апреля. В небе легкой походкой гуляет весеннее солнышко. Нахальный ветер подкрадывается к старым деревьям, треплет и убегает, а те снисходительно взирают на его шалости. Много всякого повидали эти толстые, испещренные шрамами стволы и ветви, но в апреле и они подвластны легкомысленному настроению, радуются солнцу, небу, весеннему молодому буйству. Кивают кронами в ответ на каждую выходку ветерка, шелестят одобрительно: «Шали, шали, шалунишка…»
Размер участка — тридцать соток, три тысячи квадратных метров, и весь он порос соснами. Как минимум три сотни сильных, высоких деревьев. Фридман внимательно обходит свое предполагаемое владение, знакомится с каждым деревом, пробует пальцем усыпанную сосновыми иглами землю и даже задирает голову, словно хочет оценить качество небесного квадрата, натянутого над данными тридцатью сотками.
Небеса выглядят вполне приемлемо. Давид Александрович садится на пенек и вслушивается в тишину этого прекрасного, нового для него мира. Городские дороги шумны и грязны, а тут еще не сошел снег, и этот снег на удивление чист. Да, зима уже побеждена, и мир полон весеннего сияния, но этот снег так бел, так невинен… Каким далеким кажется отсюда город с его трестами, бумагами, летучками и планерками!
— Ну, что скажешь, Розочка?
Розалия Семеновна — большая любительница поговорить. Я познакомился с ней задолго до войны, когда начал бывать у Фридманов в трехкомнатной квартире на улице Кирова. Отец семейства большую часть времени проводил в тресте, так что домом руководила Розалия Семеновна. Главной ее задачей было удерживать в приемлемых рамках веселую кутерьму, которую вносили в квартиру сыновья Фридманов Миша и Алеша — те еще сорванцы.
В доме постоянно вертелись молодые парни и девушки, гости и друзья сыновей. В их числе оказался и я, когда подружился со старшим братом Мишей. В то время на лице хозяйки, приятной и доброй женщины, уже виднелись признаки увядания, хотя Розалия Семеновна добросовестно сопротивлялась им, отказываясь сдаваться на милость старости. Она была в числе постоянных посетительниц косметического салона и вела непримиримую войну с каждым седым волоском, каждой новой морщинкой. Можно сказать, что в этом вопросе жена Давида Александровича съела не одну собаку, а целый собачий питомник.
Но сейчас ей предлагается высказать мнение по совершенно незнакомому предмету. Что ж, пожалуйста. С одной стороны, участок выглядит вполне удовлетворительно. Хороший воздух. Просто кусок здоровья, а не воздух. Что касается сосен, то она уверена, что среди них найдется удобная пара — повесить веревочные качели. Скорее всего, есть тут место и для цветочной клумбы, а также для овощных грядок. С этим, кажется, порядок. Но это — только с одной стороны. Есть и другая: участок находится далековато от станции. Кому придется таскать продукты за целый километр?
Так совершенно резонно рассуждает Розалия Семеновна. Но действительно ли слушает ее муж? Нет, он молча сидит на пеньке, и в душе его вскипает неизлечимая дачная горячка. Да-да, на самом деле Давид Александрович уже принял решение. Он смотрит на белые пятна снега, вслушивается в звуки весеннего леса, в шелест высоких сосен, видит полные пригоршни света, бросаемые сюда из небесной голубизны. На земле лежат косые тени деревьев, ветерок шевелит прошлогоднюю прелую листву.
Решено. У него будет здесь дача.
3
После приобретения участка Фридману осталось всего ничего: построить дом. Тут следует добавить, что Давид Александрович не располагал большими денежными средствами — напротив, доступный ему бюджет был довольно скуден и требовал максимальной экономии.
Невзирая на свою инженерную квалификацию, Фридман мало что понимал в строительстве. Тем не менее, следуя известной пословице «В нужде и селедка — рыба», он решил спроектировать дом самостоятельно.
Для начала нужно было определиться с основными требованиями к плану. Будет ли это сугубо летняя дача или дом для круглогодичного проживания? Понятно, что такой вопрос нельзя решить без участия жены. Само собой, у Розалии Семеновны есть готовое мнение на этот счет. Как всегда, оно двустороннее и обоюдоострое.
Розалия Семеновна начинает с решительного выбора в пользу зимнего дома, а затем столь же твердо отвергает этот вариант.
— Ты с ума сошел! — восклицает она. — Как ты можешь даже думать о летней дачке? У нас, чтоб они были здоровы, большие сыновья! Кто знает, как обернется жизнь?
Имеется в виду, что Мише и Алеше недолго ходить холостыми. Материнское сердце подсказывает, что первым падет младшенький: не зря же к ним едва ли не ежедневно приходит эта девица… как ее?.. — Ольга! Ох, они буквально поедают друг друга глазами! А однажды Розалия Семеновна своими глазами видела, как они целуются за портьерой. Миша другой — он серьезней и глубже, но, с другой стороны, в этом заключена его слабость.
