Неожиданно меня задержала чья-то рука. От стены отделилась женская фигура. Создание из глины. Проводит по мне, оставляя коричневый след. Прикосновения нежны и приятны. Женщина целует, она хочет меня. Мои руки обнимают её, пальцы впиваются в спину. Они продавливают мягкую плоть, они бороздят…
Моя рука, сжимая, деформирует грудь. Моя рука, сжимая, деформирует ягодицу. Я теряю рассудок, я откусываю глиняные губы и зубы, я откусываю язык. Я вырываю из тела куски… Как вдруг возвращается контроль. Передо мной изуродованная фигура, рук моих жуткое творение. Безутешный крик раздирает мою бедную душу.
И тут луч резкого света пробил потолок. Послышался спасительный голос:
– Человек!..
Тревога! Мысли сорвались с цепи – мысли на свободе! Хозяин в клочья разорван, охрана убита! Опасность, опасность! Спасайте себя, спускайтесь в подвалы – надейтесь! Молитесь! Не знают мысли пощады, не знают границ! Стихия валит деревья, стихия сжигает леса…
Пульсирует кровь. Глубокая рана. Острая сталь… Плавится сталь. От невыносимого жара. Глаза – чёрные солнца. Чёрным светом творят пепелище. Спрятаться негде. Я вижу тебя!
Внутри меня – боль. Внутри – ненависть. И гнев внутри… и презрение. Но и сила внутри… и желание. Наружу все вместе идут. Ты не боишься?
Взрыв! Волна! Погибель!
Воскрешение. Покой… Ничего не осталось. Пусто во мне. Пусто повсюду. Лишь прохладный дует ветер. Лишь тихо омывает прибой.
Мы сидели в парке, и я рассказывала, как вместе с подругой отдыхала на Средиземном море. Ваня внимательно слушал, и в знак благодарности я разрешила ему чуть подержаться за моё колено. Мы уже долгое время встречались, но я старалась сохранять дистанцию, чтобы убедиться в своём выборе окончательно. Ваня был очень добрым и отзывчивым мальчиком. Моя мама считала его идеальной кандидатурой для верного брака и всячески поощряла наши взаимоотношения.
– Ты меня любишь? – я вдруг спросила.
– Люблю… больше всего на свете.
Он так радовался моей улыбке, что мне захотелось разрешить ещё что-нибудь, понаблюдать за ним. Разве могло быть занятие увлекательней? Но тут я осознала, что уже стемнело. Казалось, мы единственные, кто не покинул парк. Сделалось как-то не по себе.
– Нам пора, мама станет беспокоиться.
Мы поднялись и пошли по дорожке в направлении выхода. Ваня взял меня за руку и словно бы повёл за собой.
Когда впереди возникли три крупные фигуры, сердце испуганно зачастило. Я потянула назад, но неминуемое случилось.
– Ребят, извините, что обращаюсь, но позвонить очень надо. Не одолжите на минутку телефончик? – с наигранным дружелюбием заговорил Первый из бритоголовых мужчин, пока двое других заступили нам за спину.
– Дома забыл…
– А ты, красавица?
– Отвали от неё!
В этот момент третий обхватил меня сзади и, показав, приставил к горлу нож. Второй – ударил Ваню по ногам подобранной палкой, чтоб тот упал на колени.
– Отвали, значит… вот только выебем тебя как следует и сразу отвалим.
Третий гоготнул у самого уха.
– Ваня! – выкрикнула я.
– Не волнуйся, крошка, подрочишь ему после.
И снова этот противный гогот.
– Итак, – первый продел пальцы в кастет, – Ванюша… нужно ли мне выбивать тебе зубы?
Я никогда не забуду той немощи и того ужаса, что растеклись в глазах Вани. Я никогда не забуду, как он едва видимо мотнул головой и расплакался.
– Какой славный малыш! – второй стащил с Вани брюки, трусы и поставил его на четвереньки. – Мамочка, ты ведь помоешь своего сыночка?
Третий прижал лезвие и, кажется, порезал мне шею.
– Помою…
– Слыхал? – второй натянул резинку. – Всё будет о'кей, – тем временем первый расстегнул джинсы, извлёк своё достоинство и схватил Ваню за волосы.
Я не хотела смотреть. Но меня заставляли. Каждый раз, когда моя голова отворачивалась, третий грубо возвращал её обратно. Я могла просто закрыть глаза. Но не сделала этого. Быть может, мне хотелось-таки смотреть?..
Кошмар завершился. Троица, без проблеска раскаяния обмениваясь впечатлениями от содеянного, оставила нас наедине. Я помню, как неуверенно приблизилась к Ване, который изо всех сил старался не встретиться со мной взглядом, и, вынув платок, вытерла ему лицо. Помню, я поцеловала Ваню в щёку. И ушла.
– Мы просыпаемся, говорим: «Доброе утро!» Включаем радио или телевизор, слушаем новости и прогноз погоды. По дороге на работу мы звоним по телефону, или кто-нибудь звонит нам, чтобы уточнить планы на сегодня или просто спросить, как дела. Мы слышим, как разговаривают между собой прохожие, пассажиры общественного транспорта или кто-то машет нам рукой и громко кричит: «Привет!» Мы приходим на работу и отчитываемся перед начальством за опоздание, просим зарплату или шутим с коллегами, какой глупый галстук у нашего директора. Мы вычисляем, читаем и пишем. Подходит к концу наш рабочий день, и мы встречаемся с друзьями, чтобы поделиться впечатлениями или обсудить чью-нибудь проблему. Мы идём в кино или театр, мы идём в ресторан, выбираем из меню вкусные слова и делаем заказ у официанта. Кто-то из компании сильно выпил и орёт на весь зал. Мы сажаем его в такси, называем адрес и прощаемся. Мы говорим: «До завтра!» Мы расходимся по домам. Вновь включаем телевизор, где выступает народный артист. Переключая канал, мы слышим, что «погибло десять человек, пятеро раненых». Переключаем канал, нам дают советы о том, как похудеть. Переключая канал – мы следим за отважным путешественником, который комментирует повадки ядовитой змеи. Мы чистим зубы любимой пастой, говорим: «Спокойной ночи!» – и ложимся спать, просматривая весь день, пока не тонут мысли, пока мы не засыпаем.
– А теперь представьте свою жизнь без единого слова.
– За что сражаешься, могучий воин?
Нет ответа, тихо в голове. Лишь заныло сердце.
– Ты стольких сгубил, столько разрушил – неужто всё зря!
Взгляд обратился вовнутрь, но ответа нигде не найти.
– Странный ты, воин. Братьев твоих ведёт священная звезда. Неужели тебя ничего не ведёт, неужели вслепую бредёшь, куда подует ветер?
– Погасли звёзды для меня… иль сам их затушил? А для ветра – тяжёлым слишком стал, да и дует он всегда в лицо.
– Тогда что тобою движет, что направляет меч?
– Инстинкт? Судьба?.. Непреодолимая тяга.
– И нет спасения?
– Я не хочу того, ибо люблю своё проклятие. Оно испытывает день ото дня, заставляет становиться сильней. Я проклятием – одарён.
– А сила тебе, чтобы новые творить убийства?
– Чтобы последствия их превозмочь, чтобы жить… чтобы жизнь доказать. Пройти свой путь до конца.
– И чем же завершится трагичный путь?
– Он просто прервётся.
Собеседник пал от меча. Когда-то – и воин.
В лес пришёл охотник. И разил он всех подряд: убивал и птиц, убивал зверей. Беспощаден был, жесток. От рук его гибли угнетатели, от рук его гибли и те, что угнетены. Лес восстал бессильно против лютости ужасной: и листья шелестели, и трещали деревья, пенилась вода. Но всё напрасно – всюду мёртвые тела! Некому более кричать, некому плакать.
Но кровожадный охотник лишь почувствовал вкус. Впереди – лежит деревня, там мирные люди строят свой быт. Едва увидели они безумца, как уже рухнул ближний к нему. За тем второй и третий. Снова… снова! Вот десятый пал.
Почти закончилась бойня, в живых только старец остался, мудрейший из всех. В угол загнан в доме родном.
– Стой! – воскликнул, подняв руки. – Что с тобой случилось, что ты натворил?.. Глянь на шлейф крови и горя, что стелешь за собой, глянь на руки свои, в глазах я вижу неистовое пламя, неужели дотла сгорел твой ум?..
Охотник смерил старца взглядом, оружие поднял.
– Когда первых жертв лишал я жизни, искал ещё свободу, силу, власть. Но вскоре осознал, чего по-настоящему хотел: не результатов, не вершин, а вечного движенья к ним. Теперь я обречён гореть и убивать, отнимать чужие дороги, чтобы самому идти, чтоб горизонт не отпускал конец пути.
Выстрелил охотник.
Она лежала на двуспальной кровати, одна, широко раскинув согнутые в коленях ноги, и безучастно, механически водила кончиками пальцев по своему клитору. Её невидящий взгляд не содержал никаких эмоций.
Женщина была уже отнюдь не молода. Годы перестали приносить и только отнимали, время неумолимо шло на убыль. Её некогда пленительная грудь начала обвисать, ягодицы и бёдра делались дряблыми, а в волосы закралось несколько седых прядей. Впервые за долгий срок женщина пыталась доставить себе удовольствие. Где-то там, далеко внизу, она что-то чувствовала, но никак не могла приблизиться, пребывая в отречении от собственного тела.
От внезапного ветреного порыва взметнулась занавеска. Глаза женщины заморгали, и она обратилась в сторону окна. Там кто-то стоял.
