– Дело в том, что моя сестра училась на факультете градостроительства в Московском архитектурном институте. И во время обучения у них были уроки рисунка. Весной студентов вывозили на пленэр, студенты рисовали пейзажи. Ребята выезжали за город со своими этюдниками. Если кто не знает, скажу, что это такой чемоданчик, в котором помещались краски, кисти, а сам чемоданчик преобразовывался в мольберт. Параметры его 50×30×15 см. Так вот… Ребята в деревне приспособились на удочку ловить не рыбу и не собак, а гусей. Делалось все примитивно просто: на удилище привязывалась толстая леска с крючком… И на этот крючок насаживался кусок хлеба. И вот рыболов, вернее, охотник этим куском хлеба на удочке соблазнял гуся. Гусь – птица умная, но жадность побеждала. И каждая поездка на пленэр заканчивалась ужином, в меню которого обязательно входила гусятина.
В тот день один из студентов, выйдя на «пейзаж» и успешно нарисовав девственные просторы Подмосковья, решил залакировать «этюды» пойманным гусем. И птица была поймана, и шея ей была успешно свернута… Но вот беда – ребята, которые играли поблизости в свои мальчишеские забавы, куда-то пропали. Несмелый московский студент решил, что мальчишки пошли звать мужиков, и расправа над ним, бедным студентом МАРХИ, будет скорой, справедливой и жестокой. И тогда без двадцати минут архитектор решил замести следы… Можно было бы бросить гуся в кусты и трусливо сбежать, но в этом случае друзья останутся без ужина. И наш Паниковский решил спасти гуся во имя будущего застолья. Он упаковал упитанную птицу в этюдник и даже сумел, поломав ему все косточки, закрыть ящик, в который сыграло бедное водоплавающее. И вечером на столе у студентов было эксклюзивное кушанье под названием гусь табака.
– Вздрогнули, – сказал Доктор, отцезуривая[34] очередной рассказ.
Вся компания дружно подняла рюмки.
– А теперь Доктор. Я сказал, Доктор! – спародировал я Глеба Жеглова из фильма про черных кошек.
– У моей хорошей приятельницы по медицинскому институту Сони Цвайг на последнем курсе случился небесный роман с боксером легкого веса Володей Кацманом. Вова был выходцем из Кишинева и уже лет пять-шесть жил в Израиле. Короче, Сонька смоталась жить в Тель-Авив, где успешно устроилась работать женой господина Кацмана и врачом в местной частной клинике. Но в душе она оставалась нашей девчонкой, которую не испортила жизнь в сладкой загранице. Примерно раз в год мадам Кацман посещает Россию и Москву и вполне искренне зазывает к себе в гости. И вот однажды…
А однажды я со своей поехал в Средиземноморский круиз с заходом в порты Израиля. В среду мы зашли в Хайфу, а в пятницу из Ашдода наш лайнер отчаливал на Кипр, и я решил провести вместе с Соней и Вовой пару дней на Средиземноморском побережье Тель-Авива. Я сделал из Хайфы звонок Соньке, и мы с Иркой, предварительно купив литровую бутылку «Метаксы», рванули в гости к нашим израильским друзьям.
В доме Кацманов царила атмосфера веселья. За столом кроме хозяев восседали знаменитый русский артист Александр Благоев и супружеская пара Татьяна Щеглова и Жора Габриэлянц. Как выяснилось, они снимались в совместном русско-израильском кинопроекте и должны были, по замыслу продюсеров, сделать кассу. Благоев был кумиром не только всех женщин страны, мужская часть России тоже отдавала должное его мужественности и харизме. Таня была многогранна как актриса, умела на сцене и на экране практически все, но снималась не так часто, как Саша, и поэтому была не так востребована телевидением и глянцевыми журналами. Жора же терялся в тени своей красавицы жены.
Вот такая компания встретила нас в Тель-Авиве. Они коротали вечер за бутылочкой, которая к моменту нашего приезда уже опустела. Также они смотрели репортаж о выборах в Кнессет, и Благоев (большой любитель игры) подбивал всех сделать ставки за своего кандидата. Сашу не интересовала политика, но он не мог без игры. Наша «Метакса» пришлась к столу, но Таня и Жора быстро сошли с дистанции и отправились спать. Ирка тоже сказала, что она устала. Соня неторопливо убирала со стола.
– А не пойти ли нам прогуляться по ночному городу? – обратился ко мне и к хозяину дома Благоев.
– Хорошая мысль, а Сонька пока тут приберется. Всего-то час ночи. Ну что, вперед? – спросил Вова.
И мы вышли в город. Мои друзья жили в центре, и мы сразу же окунулись в водоворот ночной жизни. Все кафешки, а на улице было тепло, были заполнены публикой. Молодые люди пили кофе и коктейли, курили и ели мороженое. Кто-то играл на гитаре и негромко пел. Мы почувствовали себя студентами-переростками, и захотелось чего-то молодежно-дешевого и не очень крепкого.
– Предлагаю по джин-тонику, – сказал Саша.
– Нет возражений, – ответили мы.
В Благоева вселялся дух авантюризма, и чувствовалось, что он уже готов на подвиги. После второго стаканчика Саша решил взять инициативу в свои руки.
– Вова, а есть ли у вас в Тель-Авиве бордель?
– Конечно, есть.
– Доктор, а не сходить ли нам туда на экскурсию, медленно переходящую в оргию?
– Саша, я за деньги этого никогда не делал и боюсь, что у меня не получится.
– Доктор, вам ли стесняться? Мы просто постебемся.
– Что пост… сделаем?
– Правильно мыслите. Я всегда говорил, что медицина в этом деле впереди планеты всей. Ну что? – сказал Благоев, вставая из-за стола.
– Ну если вы настаиваете…
– Вова, ты готов?
– Всегда готов, – по-пионерски отдавая салют, ответил Кацман.
И Вова нас повел куда-то в темные переулки Тель-Авива, правда, не сильно удаляясь от центра города. Наконец появилась неоновая надпись, где по-соседству с буквами иврита расположились арабские цифры 69, «Клуб 69», как нам перевел Володя. Мы дружной стайкой следом за Володей вошли в дверь заведения. Сразу в предбаннике висел постер обнаженной женщины, причем не очень вульгарный. Мы вошли в комнату, которая в гостинице бы называлась рецепцией. Две высокие статные девахи в лосинах и необязательных кофтах на каблуках стояли, как бы поджидая нас. А мы были кто? Правильно – клиенты. Рядом с девчонками сидел рыжий еврей, немного за пятьдесят. И вдруг все сразу стали говорить по-русски, обращаясь в общем-то к Благоеву.
– Саша, какими судьбами? Почему к нам?
– А что делаете в Тель-Авиве?
– Когда в Москву?
У нас хватило ума не спрашивать, что девчонки делают в этом заведении. А вот рыжий объявил, что он из Питера и пришел сюда проведать друзей. Кто были его друзья? Скажи мне, кто твой друг! Все эти вопросы нарисовались в мгновенье, но никто из нас их не задал. В конце концов, мог же его приятель служить там истопником!
Беседа лилась, плавно перетекая с одной темы на другую. Проблемы импичмента Ельцина, нелегальной эмиграции и интеграции в Европу были успешно свалены в одну кучу, и никто не парился, что ответ чаще не находился. Нам предложили чая, что говорило, с одной стороны, о гостеприимстве, а с другой – о скромности заведения. Вдруг в комнату из одной из четырех дверей (это, видимо, была дорожка во внутренние покои) вошла невысокая на громадных каблуках работница борделя. Вид у нее был несколько растерзанный, но вся она была очень сосредоточена.
– Сволочь, – не обращаясь ни к кому конкретно, зашипела девица. – Он так нажрался, что ничего не может.
– Лиля, тебе ведь надо, чтобы он зашел к тебе, и считай, что контракт выполнен. Поговори с ним, отогрей его, – пришла на помощь одна из товарок.
– Поговори… Я же говорю он «мертвый».
– Да, не с ним, а с его «мальчиком», ты же не вчера родилась.
Лиля, так и не взглянув на нас, даже не обратив внимания на самого Благоева, ушла в свою дверь. И вдруг одна из девчонок, взглянув на стоявшего и курящего Александра, с интонациями Катюши Масловой из толстовского «Воскресенья» воскликнула:
– Я себе никогда не прощу, если не трахнусь с Благоевым!
Мы с Вовой сделали резко шаг назад, оставив Сашу одного перед его визави в лосинах. Саша плюнул на огонек сигареты, кинул ее на пол и растоптал с ненавистью.
– Пошли, – сказал киноактер, и они удалились в одну из комнат.
Рыжий и мы отнеслись к этому с пониманием и не стали акцентировать внимание на случившемся на наших глазах падении всенародно любимого актера.
В комнату снова вошла Лиля, победно улыбаясь. Видно, творческий подход к решению задачи имел успех.
– Победила, но пришлось раненого героя на носилках вносить в логово неприятеля.
– Герой жив или все?
– Скончался… Все-таки я профи.
Лиля плеснула себе в кружку, на которой была эмблема «Олимпиада-80», чая и села в кресло.
А Благоев не заставил себя долго ждать. Громыхая дверью, застегиваясь на ходу, он вошел к нам в «залу», сопровождаемый хохочущей профессионалкой. Почему-то он сразу обратился ко мне:
– Доктор, как там можно заниматься этим? Комната два на три, стенки покрашены дешевой масляной краской и кровать на колесиках, как в морге. Нет, ты скажи – можно или нельзя?