Ему сказали однажды: чтобы идти в ногу со временем, нужно бежать впереди него. Династия шла в ногу и потому всегда опаздывала. Может быть, от того, что не читала других книжек, кроме Библии и европейских романов, и ничего не хотела знать. Несчастный Николай Павлович, проваливший Крымскую войну и попросивший яду у лечащего его доктора Мандта, читал с содроганием строки Пушкина, цензором которого согласился быть. В строках, по мнению цензора, не было ничего хорошего, а самое возмутительное государь вычеркивал и заменял другими словами, пытаясь сам сочинять. Какое мнение составить и на что тут ориентироваться? На внешние заимствованные из Европы мысли или на крепкий азиатский дух неподвижности, который, заменяя покорность, сидит в глубине народного чернозема? Ориентировались на последнее и проиграли. То есть явно бы проиграли, если бы Николай Александрович подписал бы тогда отречение страшным мартовским утром 1917 года.
Иногда он думал, что от Азии и Кавказа нужно совсем отказаться, что с ними хороши только военные союзы, а до внутренней жизни империи их допускать не надобно, съедят, переварят и не подавятся. Но он гнал от себя эти мысли, потому что практические следствия оных были непредсказуемы. Нет, всех примем в себя, и только ассимиляция. Только Христос вместо Магомета. А если не Христос (это их обидит и разозлит), кто тогда?.. Вот тогда и наступит настоящая ассимиляция, когда Азия съест Россию и на ее месте возникнет нечто, что осмыслить и уразуметь можно будет лишь с величайшим трудом…
Дела в стране шли неплохо. Ильич начал брать взятки, и эта была самая добрая весть последних месяцев. Заключение концессионных соглашений с иностранцами происходило за небольшую мзду порядка двух процентов от капитализации сделки. Впрочем, у нас соврут – недорого возьмут, но Ленин стал явно спокойнее и явно толще, что слегка настораживало: отчего это он такой довольный? Сидит на подмосковной скамейке в своей кепке и хитро подмигивает в камеру? Непорядок. От него этого никто не ждал. Перерождение пламенного революционера в потенциального коррупционера происходило постепенно, и этому во многом способствовали выстрелы на заводе Михельсона. После них председатель правительства начал часто болеть и отдыхать головой в Горках, но поворот курса, носивший имя «новой экономической политики», вывел на сцену молодых, справлявшихся и без Ленина. Они совмещали ограниченный капитализм с требованиями социальной справедливости и были скорее прагматиками, нежели вождями. Революционный же порыв, подобный вулкану, весь ушел во «всеобуч» и план ГОЭЛРО. Последний зажег в дремучих селах «лампочку Ильича», а всеобуч обучал грамоте ленивый, но смекалистый народ. Бесплатная медицина, полностью находящаяся в ведении государства, поставила крест на малярии и тифе. Образование в школах приучало читать Толстого, Чехова и Маркса. Что получится из этого симбиоза, государь не знал и слегка беспокоился за будущее: не слишком ли крутой кипяток варится в этой кастрюле? В деревенских домах висели черные тарелки репродукторов, транслировавших новости, народную и классическую музыку. С высоты телеграфных столбов тоже орало радио. Один крестьянин написал ему в письме: «Остановите трубу. Я сам хочу в нее сказать».
В то время как постельничий готовил ему кровать ко сну, Николай Александрович просмотрел по диагонали экономическую сводку, пришедшую из аппарата совета народных комиссаров.
Донецкий угольный бассейн дал 300 тысяч тон угля, превзойдя уровень 1913 года. Хорошо, мерзнуть больше не будем. Введено в строй 20 новых электростанций, вкупе с десятью старыми их суммарная мощность составит около 600 тысяч киловатт. По производству электроэнергии выходим на 11-е место в мире. Хотелось бы быть в первой тройке. Когда? Обещают к 1935 году. Подождем, увидим… В 1926 году промышленность достигла довоенного уровня, то есть выросла более чем в пять раз по сравнению с 1921 годом. Не наградить ли Ульянова? Не ввести ли его, как барона Фредерикса, в графское звание? Нужно подумать. Он, поди, откажется из-за стеснения перед своими партийными товарищами. Но если их тоже наградить, то смущения никакого не будет. А будет много графов. Что они за словечко пустили в оборот? Индустриализация? И не выговоришь, язык сломаешь. А что с сельским хозяйством? Сейчас в России около 25 миллионов самостоятельных кресть-янских дворов… Хорошо ли это? От количества цифр и графиков у государя начала болеть голова.
Он лег в эту ночь ранее обычного и поначалу снов не видел. Но под утро вдруг очутился в том злополучном псковском вагоне на запасных путях. Совсем один. Без семьи и народа, который оказался там, во сне, не своим, богоносным и сострадательным, а равнодушным и жестоким, как сфинксы на берегах ледяной Невы.
Состав был в десять вагонов и голубого цвета, как мундиры охранного отделения. Он был спущен на рельсы в 1914 году, чтобы государь свободно разъезжал по воюющей стране, ни в чем не чувствуя стеснения. В этом же поезде планировалось подписание капитуляции со стороны кузена Вилли – кайзера Вильгельма. В середине состава находился царский салон-вагон со стенами, обитыми зеленым шелком. Что несли другие вагоны и кто в них сидел, он понимал с трудом. Ну, допустим, повара и кухня. Ну, адъютанты и кое-кто из двора. Но десять вагонов, целых десять!.. Это для того, что ежели взрывать будут заложенной миной на путях, то разорвутся крайние – передние и те, что сзади. А его вагон останется невредимым. Впрочем, если все взорвутся, кроме него, то куда ехать на таком вагоне, к чему подцепить?..
Ему доложили, что все командующие фронтами, за исключением адмирала Колчака, стоят за его отречение. Театр боевых действий в лице своих командиров стоит за отставку главнокомандующего – где это видано? В какой французской оперетке подцеплен этот низменный сюжетец?.. Тогда, двенадцать лет назад, ноги его задрожали от комического, по сути, известия, воля оставила и рука не поднялась подписать отречение, просто не было сил. Но сейчас во сне он оказался другим. С волей идти к неотвратимому концу, который погубит детей и империю, навсегда ввергнув ее в исторический провал.
Он даже сказал себе во сне: что я делаю? Зачем подписываю отречение? Неужели я, тот, кого прозвали Николаем Кровавым за давку на Ходынском поле при восшествии на престол, хочу и на самом деле стать Кровавым, окропив страну? Нет, не бывать этому. Я – не агнец на заклание. Даже Авраам не мог принести в жертву собственного сына – ангел остановил руку с ножом. А я – тем более. Я – просто государь, и жертвой быть мне нескромно!..
Но сон на то и есть сон, что поступаешь в нем наперекор логике и идешь на поводу простых соблазнов. И этот соблазн был: ежели его поезд из Пскова сейчас не пропускают в Царское Село, где болела его семья, то, может быть, когда он перестанет быть самодержцем, его пропустят? Пропустят как рядового гражданина, сложившего с себя обязанности быть козлом отпущения за беды огромной непонятной страны?..
За окном его вагона раздались аплодисменты и приветственные крики. Николай Александрович подумал, что это хлопают его внутренней решимости отречься, но это, оказывается, хлопали двум депутатам государственной Думы, прибывшим из столицы сюда, в провинцию, на политические гастроли. Последние гастроли, как показал этот сон. Они сошли на перрон, как на подмостки, и, запахивая свои дорогие шубы от промозглого ветра, поспешили к царскому вагону. Кто они были, трагики или комики, этого государь не знал. Но актеры донесли до него мнение народных избранников: отречься нужно, чтобы избежать смуты. Что смута есть порождение его привязанности к трону. Что он и семья будут в большей безопасности, если отречение состоится немедленно. И вся страна за счет этого отречения встанет наконец на разумный путь развития: разобьет в наступлении немцев (к этому уже все готово), учредит демократическую республику (это само собой) и покажет невиданные ранее темпы экономического развития (это уже как водится). Об управлении думать не нужно. Тем более о карательных мерах по отношению к дезертирам и бунтовщикам. Народ мудр, он пуповиной своей чует истину, а пуповина привязана к суглинку, что зовется Российской империей. Самоорганизация на демократических принципах и небывалый расцвет всех сторон жизни – вот следствия его отречения, например, в пользу брата Михаила. Конституционная монархия, где во главе стоит богопомазанник, не виновный в эксцессах последних двадцати трех лет… что ж, это тоже терпимо. В Англии получается, а почему не можем мы? Конечно, лучше вообще без царя, но если пока нельзя, то пусть будет Михаил, ладно, немного потерпим…
Николаю Александровичу захотелось проснуться. Он даже попытался закричать во сне, но крик его ничего не дал: позолота ручек на дверях вагона намекала на власть, потерять которую нестерпимо. Маленький столик у стены годился на то, чтобы на нем подписывать судьбоносные для страны решения. Зеленый шелк на стенах пророчил расцвет всех сторон общественной жизни. Военная карта с прикрепленными на ней флажками кричала: взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать, пора лупить и наступать! Соболья шуба на плечах депутата давила непереносимой пошлостью. Неужели и он будет ходить в такой шубе, когда перестанет быть царем? Ведь он же миллионер не хуже Рябушинского, или отберут все земли и дворцы, которыми владела его семья, и нажитое отдадут казне на общие нужды? Нет, что при своих миллионах, что без них он всегда будет в простой солдатской шинели, доступный, неброский и стеснительный, каким его Бог создал. Любящий отец и законопослушный гражданин, тем более что источник всех законов – он сам. Может ли источник законов быть беззаконным? Нет. Но ведь именно в этом его и попрекали, и он никогда не мог понять, валяют ли политики Ваньку или в самом деле думают, что одушевленный Закон, в сущности, есть разбой и попирание Божьей воли. Ведь у него же есть таланты помимо государственных: он неплохо рисует акварелью, может любить и быть любимым, может ходить на охоту и завалить с одного выстрела крупного оленя, если егерь подгонит его поближе… Трупы убитых наповал животных, которые могли чувствовать, но не могли заботиться о народном благе, разве это не признак мужественности охотника? Теплая кровь, струящаяся из ран, в которые можно просунуть кулак, разве это не доказательство силы стрелка? Животные – не человек, они даны нам в услужение. Впрочем, так же и люди. Их не жалко. Или этого всего мало для обыкновенной гражданской жизни? Посмотрим. Сама жизнь подскажет. А акварели мы еще нарисуем, скажем, увядшую красную розу на фоне белого снега… Да. Это будет выразительная акварель.
