ее мысли.
Нурия кивнула, выпрыгнула в окно. Босыми ногами ощутила нагретую пухлоту пыли.
Все было издавна привычно, знакомо: и напыленная тускло-желтая травка возле заборов, и искристые перекаты речки, и выгорелое бледно-синее небо, по которому медленно-медленно катится оплывшее радужным блеском солнце, и эти прогулки с Гарифом.
Когда спускались к речке, Гариф попытался взять ее руку в свою, но Нурия отдернула руку и быстро пошла вперед. Вспомнилось, как однажды сидели они на крыльце, обнявшись за плечи, и смотрели на закат, лилово растекающийся по небу где-то за черепичными крышами домов.
— Нурия, — негромко сказал Гариф.
— Что? — рассеянно отозвалась она.
— Ты читала «Ромео и Джульетта»?
— Читала.
— Какая у них была любовь!
Она осторожно оттолкнула Гарифа от себя, отодвинулась. Шла тихая, задумчивая. Почему-то по всякому поводу вспоминалось давнее, беззаботное и веселое. Или потому, что все это оставалось далеко в детстве, а совсем рядом, может быть, за ближним днем — иное, незнакомое и тревожное?
2
В один из дней меркнущего зауральского лета Нурия шла через речку, осторожно нащупывая ногами песчаное дно. Ветерок набежал. Она глянула в воду, прихмуренную рябью, и увидела, словно в волнистом, уродующем лицо зеркале, свое отражение. И рядом качалось другое отражение.
Нурия быстро обернулась. Рослый, с кудлатой светло-русой головой парень смутился. Нурия рассмеялась и внимательно посмотрела на парня. У него широкие кисти рабочего человека и чистые голубые глаза, такие чистые, что когда он отворачивался от солнца, они чуть темнели.
Парень постоял, потом, наклонившись, зачерпнул широкой ладонью воды и оплеснул себе лицо. Капельки воды, смешавшись с солнцем, скатывались по темному лицу. Спросил:
— Как зовут тебя?
— Незачем это вам.
— Да кто знает… Постой! Меня Иваном звать.
Нурия остановилась.
— Меня зовут Нурия. Нюра, если по-русски.
— Нюра, — повторил Иван, потом мотнул головой. — Нет, Нурия — лучше! Студентка, верно?
— Нет… Я уеду отсюда.
— Куда?
— Не знаю. Неинтересно тут… Надоело все, не хочу…
— Понятно. Трагедия?
— Как? — не поняла Нурия.
— В институт не поступила? Какая же это трагедия? А городок, конечно, скучноватый. Тихо живут люди…
— Вы то что, лучше города видели? — ревниво спросила Нурия.
— Повидал! На Сталинградской ГЭС работал. Южноуральскую строил, а теперь вот к вам… Эх, взбудоражим мы городок! Года через три пароходы по реке пустим.
«Хвастун», — подумала Нурия и насмешливо посмотрела на парня.
— Не веришь? Чудачка, ГЭС построим — вода в реке на пять метров поднимется. А дома эти на берегу придется снести: каменная набережная будет.
Он говорил уверенно, и голубые глаза смотрели серьезно, и Нурия подумала: «А может, будет все это!».
— Вот начнем строить, приходи к нам, — весело сказал Иван.
— А возьмут?
— Возьмут!.. А уезжать — что же? Везде можно хорошо жить. От нас зависит, какая будет жизнь.
— От кого, от нас?
— От тебя, от меня… От людей.
Солнце стояло высоко. «Отец скоро на обед придет, а я и не сготовила ничего», — спохватилась Нурия и заторопилась.
Когда поднималась по узкой затравяневшей тропинке, Иван крикнул:
— Когда увижу тебя?
Она быстро обернулась, строго сощурилась и не заметила, как перешла на ты:
— Не спрашивай. Захочешь — увидишь.
Побежала. А сзади донеслось:
— Увидимся!
«Уверенный какой!» — сердито подумала Нурия, взбежав на горку и останавливаясь. Сердце часто-часто колотилось в груди.
3
Пропылило домой стадо. Мать подхватила с полки ведро и ушла доить корову. В открытые двери послышалось, как звенит молоко, падая в ведро.
Нурия любила сидеть в полусвете комнаты, слушать знакомые звуки с улицы и смотреть, как наступает вечер. Вначале он прокрадывается к роще, и с вершины роща начинает темнеть. Только стволы берез белеют — точно легкие столбы дыма тянутся вверх. В палисадниках молкнут деревья, вслушиваясь в тишину. А вечер шествует дальше, и вот уже речка видится словно сквозь туман, и временами прохладная струя воздуха ударит в лицо, освежающая, желанная. А каленая земля долго еще будет источать зной.
Нурия поднялась и вышла за ворота. Стукнула соседняя калитка, и темная фигура медленно направилась к Нурии.
— Вечер-то, а! — проговорил Гариф и негромко, счастливо засмеялся. — Люблю наши вечера — тихие, и небо у нас какое-то покойное. Даже не верится, что над нами спутник летает.
— А ведь есть большие города, где люди строят атомные ледоколы и спутники запускают, — тоскливо сказала Нурия.
Стало жарко щекам. Сорвала лист тополя, прижала к горячей щеке. Лист был влажный, студеный.
— Ну и что же, — как-то обиженно сказал Гариф, — ну и что же: выходит, всем жить в больших городах?
— Нет, не всем… — Нурия другой стороной приложила листок к щеке, но листок стал теплый, клейкий. Бросила.
— Везде можно жить по-настоящему… От нас зависит, какая она будет, жизнь. От тебя, от меня, — сказала Нурия и поняла, обескураженная, что повторяет слова приезжего парня.
Одна за другой показались звезды-моргуны. Давно улеглась дневная пыль, воздух, накатываясь волнами от реки, свежел. Кучерявые деревья стояли неподвижно, как сторожа в нахлобученных шапках.
В дальнем конце улицы заиграла было гармошка, да смолкла застыженно. Потом, видно, кто-то другой взял гармошку, уверенно развел меха — вздохнула, запечалилась песня:
Речка движется и не движется,
Вся из лунного серебра…
Ближе песня, ближе… Словно вся улица пела, растревоженная, разгомонившаяся неожиданно… Идут мимо, Много парней и девчат… Гармонь заливисто играет другую песню, веселую…
Вдруг смолкла. Девичий голос занесся, одинокий, ввысь — тоже смолк.
— Испортил песню, — расстроилась девушка. Другие девчата зашумели, требуя играть.
— Не галдите, — сказал гармонист, и Нурия узнала голос Ивана. — Возьми-ка, Вась, гармонь.
«Идет сюда… Зачем?»
— Добрый вечер. Идемте с нами — веселее.
Нурия молчала, растерянная и сердитая.
— Извините, — сказал он. И все стоял.
Гариф потоптался, сказал небрежно и обидчиво:
— Я пойду… Завтра вставать рано.
Зашагал медленно, вперевалку, показывая полное пренебрежение и к Нурии, и к этому, точно с неба свалившемуся парню.
— Чего же он ушел? — сожалеючи сказал Иван. — Я же так… Увидел знакомую — обрадовался, подошел.
— Кто вас знает. Вон в прошлом году приезжие ребята подрались с городскими…
Скрипнула дверь в сенцах, послышалось глухое покряхтывание.
— Отец! — испуганно прошептала Нурия.
Она толкнула плечом калитку, махнула рукой: «Уходи!» и, съежившись, побежала к крыльцу.
— Куда ты! — раздалось сзади.
Отец шагнул к Нурии, загородил дорогу к двери. Затянулся цигаркой, и Нурия увидела его подрагивающие ноздри, жестко сомкнутые губы.
— С кем была?
— Да парень знакомый. Иваном зовут. Он…
— Русский? — перебил отец. Дышал тяжело, отрывисто. Глубоко затянулся цигаркой и, поперхнувшись дымом, закашлялся…
— Ступай домой!..
Не зажигая света, Нурия торопливо сбросила платье, присела на краешек койки. Пальцами провела по глазам. Глаза сухие. А в сердце втеснилась обида — не
