к свету — буйная поросль березок, осинок, рябины, ежевики и прочего кустарника заполонила всю вырубку. Вокруг старых и трухлявых пней разросся малинник. Какая-то птица кружила над вершинами сосен, о чем-то плакала, кого-то звала. Может, разорили ее гнездо и она потеряла птенцов?
— Каспар, я, пожалуй, один управлюсь, — сказал Рейнис, вытирая руки промасленными тряпками. Он похудел в эти знойные дни, лицо осунулось, глаза почернели, стали такими большими. Вот и сегодня пришлось остаться без обеда. Не догадались даже хлеба себе оставить. — А ты езжай домой. Сейчас погрузят машину, Бернсон захватит.
Не ответив, Каспар продолжал работу. Рейнис предлагает ему уехать. Вместе с Бернсоном. Придется так и сделать, если хочешь встретиться с Юстиной. Не то будет поздно. Она прождет напрасно и уйдет. Но как оставить Рейниса? Конечно, он и один справится, только придется задержаться подольше… И все же… Как это: взять и уйти?
А Бернсон, взобравшись на бревна, увязывал груз. Уже застыл хобот подъемного крана, смолк мотор. В соснах снова закричала птица.
— Да иди же! — торопил его Рейнис. — Одурел, что ли?
И Каспар пошел. Даже побежал, испугавшись, как бы Бернсон не уехал без него. Невесть откуда явилось ощущение легкости, радости — он уже не бежал, а летел и мог бы теперь пешком дойти до эстрады в старом парке. Запыхавшись, он остановился у машины Бернсона:
— Подвезешь?
— Залезай! — отозвался тот.
Машина тащилась по избитым колеям через молодой лесок. Каспар, сидя рядом с Бернсоном, смотрел вперед, но чувствовал каждое движение шофера, словно сам сидел за рулем. Рукава серой рубашки Бернсона закатаны по локоть, видны мускулистые, поросшие черным волосом руки. Сам он был крупный, смуглый, с седеющей на висках шевелюрой. Каспар покосился на его руки, державшие руль: если сожмет такие в кулаки, получатся две кувалды. «Знал бы он, что везет меня на свидание с Юстиной», — подумал Каспар, и эта мысль его развеселила.
— Ни черта не заработаешь, — жаловался Бернсон. — Возьми сегодня, — один трактор целый день простоял. Разве это дело? Летишь сломя голову, лишь бы норму выполнить. Ну, а если норму не делать, тогда вообще работать нет смысла. Мне эти жалкие гроши не нужны.
Каспар знал, что шоферам, как и другим рабочим леспромхоза, при выполнении нормы платили премиальные. Потому-то Бернсон чуть свет летел на лесосеку — только бы успеть лишний раз обернуться. Поставит свою машину у подъемного крана и в кусты досыпать — теперь его никто не опередит.
— Завтра хоть будет трактор работать? — спросил он.
— Будет.
— Ну-ну, — спокойней произнес Бернсон.
На дороге, подняв руку, стоял пожилой человек. Бернсон остановил машину, открыл дверцу. Тому срочно требовалось на станцию. Бернсон начал переговоры. Он, конечно, волен взять пассажира, а может и не брать. Все зависит от его желания. А если кто торопится к поезду, нечего время терять. Одет прилично, сразу видно — платежеспособный.
— Трудновато, правда, — набивал цену Бернсон. — Сам видишь, груз у меня.
— Неужто как-нибудь нельзя?.. Ведь я же не задаром…
Словно оказывая величайшее благодеяние, Бернсон наконец уступил. Каспару пришлось освободить свое место и перебраться на небольшую платформу между бревнами и кабиной шофера. Эта площадка, длиной примерно в метр, всегда оставлялась на случай резкого торможения, когда бревна могут двинуться вперед по инерции. Здесь, на свежем воздухе, ехать было даже приятней, и Каспар только спросил:
— А вдруг инспектор попадется?
— Не попадется. Я знаю, где он торчит сегодня, — буркнул в ответ Бернсон.
Но с самого начала их постигла неудача. Виновата во всем оказалась лошадь. Молодая, пугливая лошадь, волочившая телегу с двумя колхозниками. Завидела машину — и на дыбы, а потом метнулась поперек дороги. Бернсон крутанул руль — не то быть беде — и загнал машину в канаву. Лошадь с громыхающей телегой ускакала прочь. Бернсон выпрыгнул из машины, встал посреди дороги и, потрясая кулачищами, посылал вслед ездокам ужасные проклятия. Обхватив руками голову, из машины выскочил пассажир.
— Да куда ж ты правишь, растяпа этакий! — вопил он. — Голову мне проломил. Я на тебя в суд подам, ты мне за это ответишь.
И действительно, на лбу у пассажира вздулась синяя шишка.
— Я сам на тебя в суд подам! — Бернсон, сжав кулаки, грозно наступал на него, и тот шаг за шагом пятился назад. — Кто просил тебя биться головой о стекло? Видишь, треснуло. Чья это работа? Кто мне заплатит?
— А кто тебя, дьявол, просил ехать в канаву?
— Куда хочу, туда и еду. Имею право, понятно?
— Чего городишь! Кто дал тебе такое право в канаву ехать да людей калечить? Я буду жаловаться. Слышишь?
Все еще ощупывая шишку, пассажир повернулся и заковылял по дороге.
— Эй, за проезд заплати! — крикнул ему Бернсон.
— Шиш тебе с маслом, — негромко, но решительно донеслось в ответ.
Каспар сидел на обочине и потирал ушибленную ногу. В самый последний момент, когда бревна ринулись к кабине, он изловчился спрыгнуть. Бернсон ходил вокруг машины, ощупывал ее руками, пинал ногами, соображая, как выбраться из канавы. Может, сбросить груз? Ну, нет! Тогда поездка пролетит впустую. Придется на лесосеку топать за трактором. Пускай вытаскивают. А, черт, — и щиток покорежен. Давно пора запретить лошадникам ездить по дорогам, где ходит автотранспорт…
Прошло немало времени, пока подъехал трактор, пока вытянул грузовик из канавы. Каспар нервничал. Сегодня все будто сговорились против него. Сегодня, когда он должен встретиться с Юстиной.
Зато уж, выбравшись на дорогу, Бернсон гнал вовсю. От станции Каспар пошел пешком, не было времени ждать, пока разгрузят машину. Бернсон искоса глянул ему вслед и подумал: «Вот тоже фрукт! Ни копейки не заплатил…»
Но сказать ничего не сказал. Как-никак свой. Попробуй спроси с него деньги, еще директору пожалуется, потом оправдывайся.
Взбежав наверх в свою комнату, Каспар наскоро умылся, переоделся. Вошел Харис, критическим взглядом окинул друга и покачал головой.
— Не годится. Рубашка еще сойдет, но брюки… Посмотри, на что они похожи?
Да, брюки в самом деле оставляли желать лучшего. Харис прав. Этот костюм Каспар купил вскоре после демобилизации с единственным расчетом: практично и дешево.
— Такие давно из моды вышли, — продолжал Харис. — Кто теперь носит широкие штанины? Одна деревенщина… В Риге таких не увидишь.
Харис снял с гвоздя свои новые брюки и кинул их Каспару.
— Натягивай. Коротковаты немного, да не беда, приспустишь пониже — и порядок. Вот так. Совсем другой парень! А теперь — молочка на дорогу. Ничего, подождет. Лучше опоздать, чем раньше прийти!
На плите стоял большой глиняный кувшин, до краев полный молоком, поверху плавал желтоватый слой сливок.
— Нет, ты выпей, — настаивал Харис. — Мне все равно не одолеть. С детства терпеть
