В одном парадном оказалась лифтерша, им пришлось зайти в кабину и подняться наверх.
— Митя, почему вы себя чувствуете со мной несвободно? — спросила Ирина.
— Потому что вы умная.
— Как это обидно, о, как это обидно! Во-первых, умный человек не тот, кто говорит умно. А тот, кто не говорит глупо. Вот — это вы. А во-вторых, я не умная, я одинокая.
Они спустились вниз по лестнице и пошли к следующему лифту.
— Это нужно было, чтобы мы встретились! Даже если ничего больше не будет — это нужно!..
Наконец они набрели на лифт, который не работал. Когда они нажимали на кнопку, в кабине что-то лязгало, но она оставалась неподвижна.
— Ну вот, — обрадовалась Ирина —Теперь что?
— Теперь надо его вызвать, вот номер телефона, Только говорить будешь ты.
Они вышли на улицу, взглянули на номер дома. Митя дал ей монетку, и она из телефонной будки с видом деловым и недовольным вызвала мастера.
— Сказали, высылают. Будем ждать?
На улице было солнечно и пусто. Казалось, белые дома тоже пусты. В пени стоял негр с чемоданчиком у ног.
Ирина посоветовала:
— На суде лучше всего говорить, что причина развода — это ты пьешь. И она пусть говорит—пьет, совместная жизнь невозможна. А то как начнут ворошить подробности…
Они вошли в парадное.
— Вот этот мастер по лифтам, — сказал Митя, — это тебе было бы интересно. Вся его суть — хватать, копить. Сам живет впроголодь, жена от него сбежала. Зато купил мотоцикл. И водить не умеет, просто недвижимое имущество. Холодильник стоит не включен, экономит на электроэнергии.
— А что ты так волнуешься? Я, например, знаю, от кого чего можно ожидать и ни от кого не требую большего. Поэтому я ни в ком не разочаровываюсь.
— Вот там — там, — Митя жестом показал в сторону капиталистического запада, — он был бы босс, а мы бы на него вкалывали.
— У тебя что к нему, — только классовая ненависть или между вами есть и личное?
— Есть.
— Секрет?
— Я из-за него с женой развожусь.
— Ах, вот что… Я ведь тебя не спрашиваю о причинах.
— Я работал в вечерней смене, а она пошла к одной там из нашей школы на день рожденья. И он там был, он тоже из нашей школы, у нас его «Хомяк» звали. Потом мне ребята рассказывали: началось с танцев, дальше — больше, разговоры, гипноз… Я его знаю, эти его приемчики. Напоил, пошел провожать.
— А может быть, она тоже немножко виновата?
— А кто же?
— А может быть, ничего и не было страшного? Она-то что говорит?
Митя не ответил.
Девушка погладила его по волосам, по щеке.
— Все тебя калечат, а я тебя буду лечить.
Митя повернулся к ней, обнял ее. Она отстранила голову, закрыв глаза с каким-то болезненным выражением лица стала отводить губы, потом они поцеловались.
Когда Митя оторвался, она спросила спокойно, печально:
— Это помогает тебе в твоих горестях?
— Да, — не сразу понял он.
— А как ты думаешь, мне это помогает в моих горестях?..
Митя отпустил ее.
— Ты прости меня, — попросила Ирина. — Я сама не знаю, что такое <говорю>. Наверно — я дура.
В это время в подъезд вошел человек с брезентовой звякающей сумкой. Он был помужиковатей Мити, лицо открытое, симпатичное и чем-то даже смешное. Кое-где ямочки от частой улыбки. Заметив пару у батареи, он остановился.
— Братцы, что же это, получше места не могли найти? — Но тут узнал Митю. — Прошу пардону. Но призывает долг службы — неисправность лифта.
— Вы идите, Ира, нам надо поговорить, — сказал Митя.
— Вы на меня не обиделись?
— Что вы, ничуть.
— Позвоните?
— Все в порядке, позвоню.
Мастер уже занимался своим делом, но погядывал на Митю лукаво и одобрительно.
Ирине было неловко оставаться здесь, но и уйти она никак не могла.
— Вы не исчезнете? — спросила она Митю.
— Да нет же.
Наклонив голову, Ирина вышла.
— Повернись-ка, друг, — сказал Митя.
Хомяк обернулся и посмотрел на него смешливо.
Но когда Митя с разворота, от плеча выбросил кулак, рассчитывая стукнуть по скуле, тот успел нагнуть голову, мотнулся под рукой вперед и ударил Митю брякнувшей сумкой по голове. А затем, все с таким же лукавым выражением лица, выскочил на улицу.
Митя тряхнул головой, потрогал пальцами затылок и побежал за ним, но Хомяка уже не было видно. Он остановился, заправил выбившуюся рубаху в брюки и свернул в переулок.
Поискал — нашел автомат с газированной водой. Налил стакан, немного отпил, остальное вылил на голову.
Посмотрел на часы и пошел в садик. Здесь он сел на скамейку, закинул руки на спинку и, прикрыв глаза, подставил голову солнцу.
* * *
Детские и женские голоса раздельно, но словно бы сонно, звучали вокруг. Кто-то прошел с транзистором, пронес медлительную музыку.
— Молодой человек! Нельзя спать на солнце!
Митя открыл глаза. Рядом с ним сидели две худенькие девушки в рабочих платьицах, обе с лицами нечеткими, но милыми. Они сидели на краешке скамейки, куда падала тень от дерева, пили из бутылок молоко и закусывали сайками.
— Что это у вас синяк?
— Упал, — сказал Митя, прикладывая платок.
— Упал, — иронически покивала головой девушка.
— На кулак, — уточнила другая.
— На металлолом, — возразил Митя. — С «Красной нити»?
— Всегда почему-то угадывают, откуда мы, — удивилась девушка. — Все даже догадываются почему-то, как нас звать.
Треп, шуточки, дурашливая, однако не без тонкости, игра, в которую так охотно вступают девушки, особенно, если это безопасно — их двое, а он один.
— Вас зовут Эльвира, — предположил Митя.
— Точно. А ее — Мадлен.
— Марсель, — представился он.
Эльвира. Марсель Марсе, который поет?
Мадлен. У нас в Доме культуры пел. Прямо аншлаг.
Эльвира. Столько народу было, прямо из шланга надо поливать.
Мадлен. Она у нас девочка-люкс по части каламбуров.
Эльвира. С вами почему-то очень легко разговаривать. Мне почему-то кажется, что мы с вами знакомы целый год.
Мадлен. А у вас жена есть?
Марсель. Никогда.
Эльвира. Как удачно. А вы на танцы ходите?
Марсель. Ежесекундно.
Мадлен. Вы не думайте, что мы такие чумички. Вот скоро купим замшевые куртки. Замшевые туфли у нас уже есть.
Эльвира. А к чему? У нас понабрали одних женатиков, поулыбаться некому.
Мадлен. Прошлую неделю на картошку ездили.
Эльвира. На картошку — хорошо. У нас фото есть. — Она достала из кармашка. — Вот, это мы ездили на картошку. А вот это — она захихикала и прикрыла рукой часть фотографии — это нельзя смотреть… Это мы на морковку ездили.
Мадлен. Да ладно тебе, — отвела ее руку, — пускай смотрит, на пляже как ходят, подумаешь…
Эльвира (спрятала фотографии). Вот и все, у нас перерыв кончился.
Они
