К «страшным» принадлежал и Никодим. Следов его ног пестун боялся. В коричневых глазках звереныша вспыхивали искры, шерсть дыбилась: он казался и грозней и выше ростом. Но вскоре пестун привык к следам Никодима.
Первый камень, плоской формы, который отодрал и бросил медвежонок, упал плашмя и не покатился. Пестун удивленно посмотрел на него, подошел, обнюхал, взял в лапы, поднялся на дыбки и снова бросил. Но камень раскололся, куски его проползли немного и тоже остановились.
Как все это не походило на то, что наблюдал он вчера! Медвежонок стоял, опустив лобастую голову. Вдруг он круто повернулся и подбежал к большому круглому валуну. Звереныш с трудом облапил его и понес, широко расставляя лапы. На краю гребня пестун выпустил камень, и валун загремел в глубину ущелья.
Медвежонок упал на брюхо, свесил голову и замер, наблюдая за прыжками тяжелого камня. Короткие, словно обкусанные, ушки звереныша вздрагивали, пушистый хвостик возбужденно шевелился.
Никодим издалека услышал своего Бобошку, а вскоре и увидел его на гребне.
— Родители! Святители! — закричал мальчик.
Он и обрадовался, что медвежонок жив, и, увидев пестуна за пуском камней, изумился переимчивости и уму Бобошки. Мальчик затаился в ущелье и долго наблюдал, как тешился медвежонок, пуская тяжелые и круглые валуны. Его поразила страшная сила звереныша. К обрыву он подкатывал камни, какие и мужику были бы не под силу.
От спущенных валунов по склону ущелья в кустарниках и травах образовалась широкая дорога. Стремительный бег камней внизу останавливала только крутая стена тайги. Многие из вековых пихт были серьезно поранены, белея сорванной корою.
А пестун все тешился. Вот он подкатил к обрыву такой валунище, что за ним не было видно самого медвежонка, и столкнул его.
Камень загремел. Перекосив лобастую голову, медвежонок слушал грохот в ущелье. Подпрыгнувший валун с разлета ударил в пихту на уровне человеческого роста и ссек ее, как былинку. Тяжелое дерево с треском рухнуло наземь, подминая под себя мелкие пихты.
«Уйти от греха. Убьет! Догадало эдакой игре научить чертушку…»
Недовольный, Никодим отправился домой. Дорогой он застрелил трех молодых глухарей.
Темнело что-то уж очень быстро. В лесу наступила та особенная, мертвая тишина, когда даже и трепетная осина, точно окаменев, не дрогнет ни одним листом.
Миг этого, какого-то общего оцепенения обычно краток, но так разителен контраст движения и жизни с полным безмолвием, что его одинаково безошибочно отмечает все живое.
Мальчик тревожно взглянул на небо и увидел, что дальний край его угрожающе почернел.
«Быть грозе!»
От острого глаза Никодима не укрылась и жалкая серенькая пичуга, бесшумно скользнувшая в щель утеса, и фанатики труда — муравьи, побросавшие ноши в спешном бегстве к муравьищу.
Сгущаясь, темнота надвигалась стремительно.
— Эк занесло! — нарушая тягостное безмолвие, громко сказал Никодим и побежал в противоположную сторону от заимки.
Мальчик понял, что гроза застанет его в пути, если он побежит к дому. Поблизости от горы, похожей на конскую голову, была пещера. В нее и скользнул он перед самым наступлением темноты, как серенькая пичуга в щель утеса.
Чернота ночи подступила к самым глазам.
Мальчик только что хотел развести костер, как налетел ураган с ливнем. Нарастающий шум его Никодим услышал издалека. Клокочущее кипение воздуха чувствовалось даже за стенами пещеры.
Разрубая свинцовую пучину неба, причудливым зигзагом скользнула нестерпимо белая молния. И тотчас же над горами, над вздыбленной тайгой с сухим, раскатистым треском ударил гром.
При вспышке молнии Никодим увидел, как столетний лес под напором урагана согнулся, точно гибкий тальник.
Рев и свист обрушился на пещеру. Жгучий накал молний разрубал чугунное небо теперь уже каждую минуту.
Отблески их вспыхивали в расширенных зрачках Никодима, и вслед за тем к самым ресницам его подступали краткие промежутки непроницаемой черноты. Косые, бичующие землю полосы воды лились с неба, радужно сверкая. Гром гремел уже непрерывно. Под рев, стон и треск тайги, под шум ливня мальчик крепко заснул, зарывшись в мягкий, сухой мох.
Утро после урагана было сырое и серое. Земля, воздух, точно губка, пропитались водой. Вода сочилась из расселин утесов, стояла в чашечках цветов, ручьями падала с ветвей, шлепала под ногами.
Никодим развел костер и зажарил глухаренка. Дым от костра расползся голубым зыбким пятном; не поднимаясь, он долго еще плавал вокруг пещеры, острой смолью заглушая ароматы леса.
Позавтракав, мальчик раздумал идти домой. Дичь он набил веточками хвои и спрятал в камнях.
«Поиграю немножечко с Бобошкой и на обратном пути возьму».
Всюду Никодим натыкался на следы урагана. Широкая полоса ветровала пролегла по тайге. Груды мертвой, исковерканной древесины отмечали победительный его путь. Точно рать крылатых всадников пронеслась здесь в огне и буре, сминая под копытами всех и вся. Таежный массив вблизи пещеры теперь представлял лесное кладбище. Все старое, неспособное к сопротивлению погибло. Что не согнулось — сломалось. Что непрочно зацепилось за землю — вывернуто с корнем.
Никодим заметил, что некоторые породы леса были особенно устойчивы. Даже молодые кедры и березы уцелели. Прямослойные же пихты и сосны, особенно те, что легкомысленно выбежали на отмет, ураган сломал, как былинки.
Тем удивительней показалась мальчику сосна в самом центре ветровала. Высокая и прямая, с гладким, точно отлитым из бронзы, стволом, в неравной борьбе она потеряла все сучья и ветви. Уцелел только крошечный зонтик на самой ее вершине. Даже кору сорвало во многих местах с могучего ее ствола, и она стояла, белея израненными боками.
Глядя на литой ее ствол, на толстые, узловатые корни, глубоко запущенные в земную твердь, Никодим понял, что дерево это еще долго будет стоять здесь, что вместо потерянных сучьев и веток оно обрастет новыми. И так же стойко встретит оно сокрушительные ураганы.
Никодим уже далеко отошел от сосны, но еще несколько раз оборачивался, смотрел, и неясные мысли о силе, о стойкости роились в голове его.
Теперь мальчик все внимание свое сосредоточил на отыскивании медвежонка. Распутывать петли по едва заметным следам, доискиваться до подробного объяснения каждого поступка таежных обитателей увлекало молодого следопыта.
Следы пестуна на мокрой траве заметил издалека. Медвежонок тоже успел плотно позавтракать, поймав жирного барсука. Выгнанный ливнем из норы, барсук, очевидно, бродил утром по тайге, лакомясь личинками в поваленных, гнилых деревьях. Пестун незаметно подобрался и сделал большой прыжок. Облитая кровью трава и недоеденные барсучьи лапы раскрыли следопыту драму в колоднике.
За утро медвежонок наделал множество петель, исколесил пространство вокруг ущелья, то продираясь густой чащей, то взбираясь на отвесные кручи.
Мальчик заметил, что медвежонок любил подниматься на колодины и ходить по ним, перепрыгивая с одной на другую с ловкостью гимнаста.
«Зачем это чертяки поднимают его на бурелом? — недоумевал следопыт. — Неужто с толку сбить, меня в дураках оставить? А может, из озорства? Может, зайца, тетерку высматривать ему сподручней сверху?»
По следу пестуна Никодим подошел к толстой трухлявой колодине и остановился в раздумье. Потом, стукнув по стволу, он по звуку понял, что в середине иструхшей колодины дупло. Мальчик исследовал колодину, и ему все стало ясно. Сбоку буреломина была разломана. По отпечаткам когтей медвежонка, по капелькам крови на мху Никодим понял, что здесь произошло совсем недавно.
Колодник — излюбленное место для кладовых у запасливых бурундуков и белок. Пестун подобрался к отверстию, стукнул когтистой лапой по стволу, выгнал бурундука и съел. Потом он уничтожил весь запас орехов домовитого хозяина.
«Ненасытное горлышко! Ничего не пропустит, все под метелку метет».
Лицо Никодима возбужденно раскраснелось, глаза сверкали. Счастливый удачным решением сложной головоломки, следопыт услышал характерный гул мчавшегося в ущелье валуна.
«Опять! Опять, собачий сын! Ну, подожди же, я тебя отучу!» Никодим решил подобраться к медвежонку с противоположной стороны горы и отвадить его играть в опасную игру.
Но все произошло совершенно иначе. В пагубном увлечении — обрушить с горы как можно больше камней — медвежонок подбежал к нависшему над кручей огромному валуну. Накануне он несколько раз пытался сдвинуть его с места, подрывал, снова толкал, но камень был неподвижен. Никодим смеялся вчера над пестуном. И вот сегодня пестун решил еще раз попытать счастья с этим камнем. Мальчик не выдержал и крикнул медвежонку снизу:
