и обогнал их.
Бирюзовая ухватилась за целлофановый мешочек, который он нес.
— О! Идет, не оглянется. Что хоть наловил?
Валера показал мешочек с рыбами в воде.
— Ну что это — аквариум!
Валера снова пошел вперед, но женщины, заглаживая бестактный разговор, не пускали его.
— Куда же ты от нас уходишь, Валера?
— А зачем мы ему нужны, старые грымзы?
— Тем более должен уважать возраст.
Валера понуро шагал рядом, неся рыбок в целлофане и удилище.
— Вот, называется, молодой человек, — разыгрались женщины. — И мы же его должны веселить.
— Это современная молодежь.
Они шли по главной аллее, останавливаясь перед юмористическими крокодильскими щитами. [4]
— О!.. Поссорились! Этот туда гребет, эта — сюда, — заливались женщины.
— А этот, смотри! «Вы, говорит, умеете плавать?»
— А она с хвостом, рыба, что ли?
— Рыба. Русалка!
В брезентовой робе Валера выглядел еще более костлявым, чем обычно. Кате стало жалко его.
— Отпустим его пусть рыбу снесет.
Она дернула за его капюшон, слила воду, достала платок и отерла Валере мокрое лицо.
* * *
Из конторки Митя набрал телефонный номер.
— Я не знаю, что случилось — я по тебе соскучился.
— Как это хорошо! — быстро откликнулась Ирина. — Где ты?
— Я внизу.
Они бродили по улочкам и переулкам заводского двора — мимо досок показателей и досок объявлений и стенных плакатов и лозунгов, которые на улицах бывают только в праздник.
— Сегодня утром я испугалась, что меньше тебя люблю. А потом, в четыре часа вдруг так стало по тебе тоскливо!
— Ты привыкла к физикам-теоретикам, а я по сравнению с ними нуль.
— Иди ты! Физики — это исключено. Не люблю людей, которые знают все обо всем. Если они знакомятся с художниками или поэтами, так только для того, чтобы показать им свое превосходство. А потом упоминают, что знакомы с таким-то и с таким-то, — демонстрация своих неограниченных возможностей.
— Ну, у меня таких возможностей нет.
— Митя, мне кажется, ты не только боишься поверить, что я тебя люблю, но ты побоишься поверить, что ты меня любишь!..
Они стояли у реки. Ирина — прислонясь к наклонному дереву.
— Я люблю, когда ты в ковбойке. А то в прошлый раз был такой накрахмаленный, мне показалось — какой-то бюргер, отец семейства.
— У тебя все время работает счетчик на мои недостатки, — обиделся Митя.
— Не обижайся, — попросила Ирина, — а то я вообще ничего не смогу тебе говорить.
Они целовались в парадном. То есть Митя хотел ее поцеловать, а Ирина его отталкивала.
— Почему ты меня отталкиваешь? — отстранился Митя.
— Потому что я не хочу, чтобы хоть один поцелуй был безразличный. А они уже такие были бы. Потому что я хочу иметь двух детей и кормить их грудью. Видишь, какая я устаревшая женщина по своим взглядам?.. Я восхищаюсь тем, как ты мужественно отстаиваешь свою независимость. Молчишь, молчишь, а что у тебя там?.. — она пожала плечами.
— Я не умею говорить.
— Врешь, было бы что сказать — сказал бы. Ведь я ничего от тебя не требую. Я только жду, жду, я каждую встречу жду как праздника. Но вот мы встретились — и ничего не понимаю. Вот так думаешь, стоит только сдать экзамен — и будет счастье. Сдала, а жизнь продолжается как ни в чем не бывало.
— Ты меня не любишь, — сказал Митя.
— А зачем тебе моя любовь? Для самоутверждения?
Она замолчала, и Митя не знал, как ей на это ответить. Она все равно ничего бы не услышала.
— Знаешь что, миленький? — тихо, ласково сказала она. — Давай некоторое время не встречаться.
— Почему?
— Надо подумать.
— Это тебе надо подумать.
— И тебе тоже. И посмотрим, что получится.
— Как знаешь, — обиделся Митя.
— Только не делай вид, что ты обиделся. — Она поцеловала его в щеку.
— Ну, знаешь, так меня еще никто не прогонял, — усмехнулся Митя.
— Это не я тебя прогоняю, а ты меня прогоняешь, Митенька. И молчи.
Держа его ладонями за уши, Ирина смотрела в глаза.
— Есть такая старая-старая песня, там такие слова: «Дай на тебя наглядеться в последний раз — про запас!» Как хорошо сказано!..
* * *
Из-за дождя танцевали не на площадке, а в клубе. Стулья сдвинули, на них теснились дети и нетанцующие женщины. На эстраде стоял баянист.
Катя сидела с бирюзовой женщиной. Подруга их нашла себе партнершу, и обе обтекаемые, с круглыми башнями на головах, они работоспособно танцевали.
— Пошли, — тянула Катю бирюзовая женщина.
— Не умею я, чего позориться.
— Перед кем позориться-то!..
К ним подошел приодетый и причесанный Валера.
— Разрешите? — пригласил он Катю, обращаясь почему-то к ее соседке. И, не дожидаясь ответа, повел Катю танцевать. С ним произошла странная перемена: он перестал шутить и трепаться и теперь молчал так же, как Катя: вокруг говорили все, кому не лень, молчали только они двое.
Моды на танцы проникали на завод так же неравномерно, как на платья и прически, поэтому танцевали разнообразно. Одна пара — мальчик с есенинскими волосами и девочка-медвежонок даже «твистовали».
Когда баянист замолк, Катя и Валера сели к стене. Массовик, добродушный человек с блуждающим взглядом, обратился к присутствующим:
— Вы могли заметить, что некоторые из молодежи тут танцевали современный танец «твист». Люди не в таком возрасте — пожалуйста, не возмущайтесь, это современный танец, отвечает современным требованиям. Молодежь имеет свободное время, много энергии, тратит ее в танцах. Если в меру танцуемые западные танцы, то это не возбраняется, танец все время идет в ногу с жизнью, он преследует своей целью укрепление мышц всего тела. А сейчас мы делаем небольшую паузу: вашему вниманию предлагается игра «безбилетный пассажир». Вы идете кругом, совершая марш вокруг этих стульев. По моему хлопку все садятся, кому не хватит стула — тот безбилетный пассажир. Победитель получает приз, учтите. Пожалуйста!..
Катя схватила Валеру за руку и потащила к стульям.
Баянист заиграл марш, и все зашагали в затылок друг другу.
Культурник хлопнул в ладоши, все смешно ринулись к стульям, но один остался без места, и культурник, убирая один стул, сказал:
— Нельзя ездить без билета!
Баянист снова заиграл марш, и все зашагали вокруг стульев, и опять кто-то остался без места и, убирая еще один стул, массовик сказал:
— Нельзя ездить без билета!
А Кате и Валере везло. Теперь они оставались только двое, а стул между ними оставался один.
Баянист заиграл совсем веселый марш, и они стали шагать один за другим вокруг стула, и все хохотали. Культурник куда-то вышел из зала, так, видимо, было задумано, потому что теперь шагание вокруг стула стало еще смешней. Наконец он появился с книжкой-призом, но и тут не сразу хлопнул в ладоши, а
