— Ну давай, громилушка, либо заходи, либо топай отсюда. А то дом выхолаживаешь.
Вы только послушайте, как жена с ним разговаривает. Ни капли уважения.
— Заходите, пожалуйста, — сказала, улыбаясь, Диана.
В другое время никакая сила не заставила бы Уилфа переступить порог дома, битком набитого женщинами из переулка Ад, но ему страх как хотелось видеть Диану, слушать ее чудный голос. До чего ж она красиво говорит — правда-правда.
При появлении в доме мужчины женщины попритихли. Даже Вайолет, складывавшая «Новости мира»[15], чтобы застелить полки и ящики, понизила голос. Перед Дианой промелькнули заголовки:
ИЗБИЕНИЕ ФУНТА
Вчера пошли слухи, что фунт едва жив после того, как зарубежные дельцы совершили на него, по выражению одного финансового эксперта, «зверское нападение». «Это было жестокое избиение», — сказал он.
Оно произошло после «двойного несчастья» — сокрушительной победы Джека Баркера на выборах в четверг и отмены в пятницу монархии. Управляющий Английским банком призвал дать стране передышку.
Пираньи
Представитель лондонского филиала Токийского банка вчера заявил: «Фунт — это золотая рыбка, плавающая в аквариуме, полном пираний».
Закончив, Вайолет с гордостью оглядела плоды своих трудов.
— Ну вот, теперь все чисто и красиво, — сказала она. И, повернувшись к Уилфу, рявкнула: — Чаю небось дожидаешься?
— Сыт я, — буркнул Уилф. Да разве он вообще теперь сможет есть?
Диана мечтала, чтобы они все ушли, однако не могла придумать, как им на это намекнуть. Но тут Шэдоу, получивший временное пристанище на бархатном диване, пробудился и своими воплями прогнал прочь и мать, и ее товарок.
— Если чего нужно будет, стучите в стенку, — приказала Вайолет.
— Хоть ночью, хоть днем, — добавил Уилф.
— Вы очень любезны, — сказала Диана. — Сколько я вам должна?
Она открыла кошелек. Но когда подняла глаза, то по лицам своих посетительниц поняла, что совершила большой faux pas.
Вернувшись к дому номер девять, Чарльз и Елизавета узнали, что Тони Тредголд ударом ноги распахнул входную дверь и теперь подстругивает ее снизу.
— Покоробилась от сырости, — объяснил Тони, — вот и не открывалась.
Принц Филип, Уильям и Гарри, сидя на лестнице, наблюдали за Тони. Все трое жевали сандвичи с джемом, неумело приготовленные Уильямом.
— Как дела, старушка? — спросил Филип.
— Устала до смерти. — Забинтованной рукой королева пригладила растрепавшиеся волосы.
— Чертовски долго вы там пробыли, — заметил муж.
— Врачи страшно загружены, — объяснил Чарльз. — Мамина травма не опасна для жизни, вот нам и пришлось подождать.
— Но ведь мать у тебя, разрази меня гром, не кто-нибудь, а Королева, черт возьми! — взорвался Филип.
— Была, черт возьми, королевой, Филип, — негромко заметила королева. — А теперь я миссис Виндзор.
— Маунтбеттен, — лаконично поправил ее принц Филип. — Ты теперь миссис Маунтбеттен.
— Моя фамилия — Виндзор, и я не намерена ее менять.
— А моя фамилия Маунтбеттен, ты — моя жена, следовательно, ты — миссис Маунтбеттен.
Тони Тредголд стругал как одержимый. Они явно забыли о его присутствии.
— А наша фамилия как, папа? — спросил Уильям у Чарльза.
Чарльз поочередно посмотрел на родителей.
— Гм, мы с Дианой пока еще этого не обсуждали… гм… С одной стороны, фамилия Маунтбеттен не может не привлекать благодаря дяде Дику, но, с другой стороны, не может также и, гм… ну… гм…
— О господи! — В голосе Филипа зазвучали угрожающие нотки. — Ну давай-давай, выкладывай!
Тони подумал, что королеве пора бы и присесть; выглядит она хуже некуда. Он взял ее под руку и провел в гостиную. Газ в камине не горел; порывшись в карманах, Тони нащупал пятидесятипенсовик и сунул в счетчик. Вспыхнуло пламя, и королева благодарно склонилась к теплу.
— Сдается мне, мамаше вашей неплохо бы выпить чайку, — подсказал Тони Чарльзу.
Тони уже понял, что от Филипа в доме толку ждать не приходится, мужик даже одеться сам не может. Но и Чарльз, заметил Тони, подметая стружки и зачищая шкуркой нижний край двери, уже целых четверть часа попусту мечется по кухне, безуспешно пытаясь найти заварку, молоко и десертные ложки; Тони пошел к себе и попросил Бев поставить чайник.
Королева неотрывно смотрела на огонь. А она-то полагала, что этот давний фамильный спор Виндзоров с Маунтбеттенами порос быльем, — и вот на тебе, снова поднял свою мерзкую голову. Во всем виноват Луис Маунтбеттен. Когда родился Чарли, этот гнусный сноб уговорил карлайлского епископа отметить, что негоже-де лишать ребенка, рожденного в законном браке, отцовской фамилии. Эти соображения безвестного священника попали на первые полосы всех центральных газет. И тогда лорд Маунтбеттен всерьез развернул кампанию по возвеличиванию своего имени, добиваясь, чтобы царствующая династия его приняла. Королева разрывалась тогда, желая, с одной стороны, угодить мужу и Луису Маунтбеттену, а с другой — стремясь выполнить волю короля Георга V, основавшего, как он надеялся, Виндзорскую династию на веки вечные. Королева закрыла глаза. Луиса уже давно нет на свете, однако влияние его ощущается до сих пор.
Вошла Беверли с подносом в руках; на нем стояли четыре дымящиеся кружки с чаем и два стакана оранжевой шипучки. В жарко-рыжей жидкости болтались толстые полосатые соломинки. На тарелке, покрытой бумажной салфеточкой, лежало сухое печенье. Чарльз взял поднос у Беверли из рук и стал топтаться, прикидывая, куда бы его поставить. Королева наблюдала за сыном с нарастающим раздражением.
— На мой письменный стол, Чарльз!
Чарльз водрузил поднос на столик «чиппендейл»[16], стоявший у окна, и стал раздавать кружки и стаканы. Пышнотелая Беверли смущала и волновала его. В какой-то миг он мысленно увидел, как она, обнаженная, закутанная в кисею, любуется собственным отражением в зеркале, которое держит Амур. Венера девяностых годов XX века.
— Это миссис Беверли Тредголд, Чарльз, — представила ее королева.
— Здравствуйте, как поживаете? — сказал Чарльз и протянул руку.
— Спасибо, в полном порядке. — Беверли ухватила его руку и энергично встряхнула.
— Мой сын, Чарльз Виндзор, — сказала королева.
— Маунтбеттен, — поправил Филип. И, обращаясь к Беверли, сказал: — Его зовут Чарльз Маунтбеттен. Я его отец, и фамилия у него моя.
Чарльз подумал, что давно уже пора положить конец жуткому отцовскому деспотизму. А какую фамилию носила в девичестве его прабабка, королева Мария? Тек. Да, точно. Чарли Тек — неплохо, пожалуй, звучит?
— Мы потом это обсудим, Филип, — остановила мужа королева.
— Нечего тут обсуждать. Я — глава дома. Сорок лет я шагал позади тебя. Теперь моя очередь выйти вперед.
— Ты, значит, хочешь вести дом, да, Филип?
— Да, хочу.
— В таком случае, — сказала королева, — пойди-ка на кухню и ознакомься с многочисленными приспособлениями и операциями, необходимыми для завариванья чая. Не можем же мы вечно уповать на щедрость миссис Тредголд.
— Если хотите, я научу вас заваривать чай, — сказала Беверли. — Вообще-то это пара пустяков.
Но принц Филип пренебрег ее великодушным предложением и, обращаясь не к ней, а к Тони, пожаловался:
— Не могу включить горячую воду; а побриться необходимо. Займитесь этим, ладно?
Тони разобрала злость. Ей-Богу, подумал он, этот тип разговаривает со мной как с паршивым псом.
— Извините, — сказал он, — мы с Бев уходим, хотим пропустить стаканчик. Ты готова, Бев?
Беверли обрадовалась: под этим предлогом она сможет покинуть дом, в котором сгущаются тучи семейных неладов.
Тони отправился домой, прихватив с собой ящик с инструментами. Ну и денек выдался — псу под хвост по всем статьям. Вакансия забойщика кур по законам Корана, объявленная фирмой «Халал», уплыла: перед Тони оказалось еще сто сорок четыре претендента, мужчины и женщины всевозможных вероисповеданий.
Беверли ненадолго задержалась у соседей, чтобы показать принцу Филипу, как подогреть на плите в кастрюльке воду для бритья. Нужно следить, объяснила она, чтобы ручка кастрюли торчала не вперед, а к стене.
— Тогда ребятишки не опрокинут ее ненароком.
В кухню вошел Чарльз и стал сосредоточенно наблюдать, словно ему демонстрировали военный танец племени маори. Незаметно подошли оба его сына с мордашками в оранжевых разводах и ухватили его за руки. Они припомнить не могли, когда им раньше удавалось так подолгу видеть отца. Вода запузырилась, и Беверли показала, как выключить горелку.
— Ну а теперь что делать? — уныло спросил Филип.
Это уж дудки, черта с два я стану тебя брить, подумала Беверли и с облегчением покинула дом бывшего королевского семейства.
— Ну чисто малые дети, — говорила она Тони, переодеваясь в платье-для-пивной. — Чудеса еще, что задницу сами себе вытирают.
