Антон чертыхнулся и проехал вперед. Больше свободных мест не было. Обогнув пятиэтажку с другой стороны, Молчанов понял, что ничего другого, кроме как бросить машину прямо на проезжей части, ему не остается. Он вылез из машины.
Внезапно налетела огромная черная туча, и повалил густой снег. Большими белыми хлопьями. Антон запрокинул голову, поймал губами несколько снежинок. А ведь скоро Новый год, – равнодушно подумал он, стряхнул снег и медленно двинулся в сторону дома.
Из подъезда два дюжих санитара – здоровенных мордоворота вытаскивали носилки. Антон придержал дверь и посторонился, пропуская их. Один из санитаров на пороге споткнулся и чуть не упал. Носилки дернулись, из-под протертого ватного одеяла, которым был укрыт лежащий на них человек, выпросталась рука и ткнулась в ногу Антону.
– Осторожнее! – пробормотал Молчанов. Отступил назад и провалился по щиколотку в глубокую яму, наполненную колючей ледяной кашей. – Вот черт, а!
– Извини, мужик. – Санитары крякнули и, деловито погрузив носилки с неподвижным телом в карету «Скорой помощи», залезли следом. Машина взвизгнула сиреной и умчалась.
Антон вздохнул, промокший ботинок жалобно хлюпнул в ответ.
В подъезде было темно и сильно пахло кошками. «Видимо, сегодня не мой день», – мрачно подумал Антон, отыскивая ногой ступеньку. Откуда-то доносились приглушенные женские голоса. Антон двинулся по лестнице вверх. Буквально на ощупь миновал два пролета и замер, услышав вдруг знакомое имя:
– Вот ужас-то. Бедная Валентина...
– Я пошла мусор выносить. Дверь свою притворила, а сквозняком откудова-то тянет и тянет. Я ведро-то поставила, гляжу, а дверь тети Валина приоткрыта. Думаю, что за ерунда? Зову ее: «Теть Валь, теть Валь». Тихо. Ну, я и зашла.
Антон, стараясь производить как можно меньше шума, поднялся еще на один этаж. С этой позиции ему открылась квадратная лестничная площадка с выходящими на нее четырьмя квартирами. Пространство освещала тусклая пыльная лампочка на длинном шнуре. В центре стояли две толстые тетки, очевидно, соседки. Та, что помоложе, в накинутом поверх ситцевого халата пальто, периодически всхлипывала, передергивала полными плечами и отчаянно мяла в руках носовой платок. Вторая, тоже в ситцевом халате, кусала губы и качала из стороны в сторону нелепой мохеровой шапкой с начесом, нахлобученной по самые брови.
– Зашла в комнату, никого... – продолжала тем временем молодая. – На кухне тоже. Заглянула в ванну. Батюшки святы! Тетя Валя лежит на полу, рядом таз перевернутый. И белье кругом валяется.
– Это как же так, Рая? – ахнула мохеровая шапка.
– Да белье, видать, вешала. Поскользнулась и упала, бедная. Об раковину головой и ударилась.
– Вот страсть господня! – пробормотала шапка и мелко перекрестилась. – Живая хоть?
– Да вроде, теть Маш. Пока живая.
Антон громко кашлянул и бодро двинулся вверх по ступенькам. Пришло время вступить в игру. Дело принимало скверный оборот, и Антон решил во что бы то ни стало произвести осмотр места происшествия. Слабо ему верилось, что Аленина тетка сама, без посторонней помощи, упала и ударилась головой.
– Здравствуйте, девушки! – широко улыбнулся он.
– А вам кого, мужчина? – подозрительно спросила Раиса.
– Мне? Мне тетю Валю. Я племянник ее, из Чух-ломы. Вот приехал навестить тетушку.
– Больно много у ей племянников, – язвительно проговорила тетя Маша.
– Да что вы? – притворно удивился Антон. – Я вроде, кроме Аленки, никого больше и не припомню.
– Не знаю я ничего, – огрызнулась тетка в шапке.
– А тетю Валю в больницу забрали, – вступила в беседу Раиса. Она запахнула пальто и кокетливо посмотрела на Антона.
– А что случилось?
– Сердце, – зачем-то соврала Раиса и быстро переглянулась с «мохеровой шапкой».
– И что же мне теперь делать? – «расстроился» Антон. – Я проездом, буквально на один день. Хотел у нее перекантоваться. А у вас ключей от ее квартиры случайно нет?
– Ишь чего удумал! – возмутилась старшая, поджав губы. – Кто тебя знает, кто ты такой? Может, вор! А Валентина потом с больницы вернется... – начала она и осеклась.
– А куда, кстати, ее отвезли? В какую больницу?
– Без понятия, – развела руками молодая и повернулась к «мохеровой шапке». – А ты, теть Маш, перестань. Человек вон издалека приехал. А тут такое... А вы заходите, там открыто. Мало ли что вам там нужно, вы ж все-таки после дальней дороги, – смутилась Раиса. – Надо, кстати, теть Маш, ключи поискать. Про ключи-то я и забыла совсем, а то нехорошо дверь нараспашку оставлять...
Антон шагнул в тесную прихожую, и в ноздри ударил приторный цветочный запах. Молчанов чихнул. Герань, удовлетворенно констатировал он. Единственное домашнее растение, на которое у него была сильная аллергия. Из коридора было видно, что весь подоконник на кухне заставлен горшками с геранью. Сочные, мощные кусты с белыми, розовыми и красными цветами вымахали буквально до потолка.
За окном стремительно темнело. Антон на ощупь поискал выключатель. Если бы русские любили работать, то не назвали бы включатель – выключателем, выплюнула память чью-то мудрую мысль.
Наконец Антон наткнулся рукой на длинную веревку с пластмассовой пимпочкой на конце. Дернул. Крошечный коридор залился тусклым светом. Видимо, хозяйка отчаянно экономила электроэнергию и покупала совсем слабые лампочки.
Антон заглянул в комнату, до того заставленную мебелью, что негде повернуться. Даже дышать было трудно. Громоздкая полированная стенка, на противоположной стене – пестрый ковер с восточным орнаментом, под ним – массивный раскладной диван. Чуть в стороне – два кресла, древний телевизор «Темп» на деревянной тумбе, прикрытый для сохранности кружевной салфеткой. У окна, перекрывая доступ на балкон, – обеденный стол с шестью стульями в придачу. На столе – хрустальная ваза с пластмассовыми ромашками.
– Пылесборник, – хмыкнул Молчанов.
За стеклом одной из секций стенки были расставлены книги, безделушки и фотографии в рамках. Антон подошел поближе, распахнул створку шкафа. Фотографии были разных времен. Совсем старые – черно-белые, потрескавшиеся. На них была изображена полная молодая женщина с непримечательным лицом. Очевидно, сама хозяйка в юности. На более новых снимках – цветных, глянцевых – Антон узнал Алену. И Вику.
Он взял фотографию в руки.
Раннее лето, ласковое солнце, безоблачное небо, изумрудная трава. Улыбающаяся Виктория раскачивалась в гамаке, натянутом между цветущими плодовыми деревьями. Широкая длинная юбка ярким облаком взметнулась вверх, да так и замерла навеки в кадре. На заднем плане застыла какая-то женщина в большой соломенной шляпе, скрывающей лицо. Она как-то очень знакомо склонила голову набок. Слишком знакомо...
Антон воровато оглянулся. В коридоре никого не было. Быстро сунул фотографию за пазуху, во внутренний карман куртки, и захлопнул дверцы шкафа. Переместился на кухню. Две чашки из-под чая в мойке, вытряхнутая, но не вымытая пепельница. Антон заглянул под раковину, где по идее должно было стоять помойное ведро. Оно и стояло, только пустое. Никаких тебе окурков. В малюсенькой ванне все было, как и описывала Раиса. Перевернутый таз, разбросанное белье, капли крови на голубом кафеле.
«Как же выяснить, выжила ли она?» – с досадой подумал Антон. Мало того что он не представлял себе, в какую больницу ее увезли. Он даже не знал ее фамилии! И у соседок спросить не мог – все-таки «племянник».
Антон бесшумно вернулся в коридор. Прислушался. До него донеслись приглушенные голоса. Значит, соседки стояли прямо у двери Валентины.
Он быстро вернулся в ванну, на полную мощность открыл краны. Трубы оглушительно загудели.
Потом метнулся к телефону, набрал номер своего мобильника. Когда заиграла мелодия из фильма «Крестный отец», подошел вплотную к двери. Тишина. Тетки замерли в ожидании.
– Алло! – громко сказал Антон в молчащую трубку. – Неужели? Конечно, конечно. Сейчас выезжаю!
– Как хорошо, девушки, что вы еще не ушли, – объявил он, выходя на лестничную клетку. «Мохеровая шапка» подозрительно уставилась на его руки – не спер ли чего? – А то мне с работы позвонили. Надо срочно ехать... Эх, жаль, с тетушкой не пообщался. Вы уж ей от меня поклоны передайте, когда она из больницы выпишется. Спасибо! – крикнул он, сбегая вниз по лестнице.
Ну вот и все. Спектакль окончен. На все про все ему понадобилось от силы пять минут.
Антон вышел из подъезда и закурил. На улице уже совсем стемнело, а на часах натикало всего половина пятого. Ноябрь – самый темный месяц в году. И на сердце у Антона было так же темно.
Перепрыгивая через ледяные лужи, Молчанов бегом устремился к машине. Плюхнулся на сиденье, повернул ключ зажигания. Пока прогревался мотор, извлек из кармана фотографию. Включил в салоне свет.
Счастливая, беззаботная улыбка, горящие глаза. Именно такой запечатлел Вику Свиридову фотоаппарат. А ведь снимок был сделан в конце июня нынешнего года, о чем свидетельствовала дата в правом нижнем углу. Весна и начало лета выдались холодными, поэтому сбитые с толку деревья зацвели позже обычного.
