Голливудские звезды лечатся по всяким элитным учреждениям: у них там и сервис, и техника на грани фантастики. В одной из таких клиник решили внедрить супер-современную базу данных на всех пациентов. На семинаре инструктор начал показывать врачам, как заполнять карточку больного:
— В графе «Имя» пишем «Тест». В графе «Диагноз»… ну, давайте внесем СПИД и сифилис. В графе «Состояние больного» — беременность, пятый месяц.
Врачи целый час изголялись над виртуальным пациентом.
— А как сохранять учетную карточку? — спросили из зала.
Инструктор нажал на кнопку «Сохранить».
А на следующий день был скандал. Всемирно известный актер позвонил в администрацию и начал орать, что его 15-летней дочери приписали целый букет постыдных болезней и беременность.
Персонал в ужасе засуетился.
— А как ее фамилия? Как у вас?
— Нет. У меня — псевдоним. А у нее — Тест. Дженнифер Тест.
ЧТО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА
11 июня 2007 г.
Надо бросать курить… А то я рожу ребенка, он вырастет и напишет обо мне в мемуарах: «Я до сих пор помню неповторимый запах материнского табака». Ужас!
А как бросишь? Я могу бросить работу или, например, камень в чужой огород. А для того, чтобы не курить, надо перестать покупать сигареты. С этим-то как справляться? Бросить привычку ходить в магазины?
В умных книжках написано, что в первую очередь нужно изменить свою идентификацию. Я должна считать себя некурящей — тогда мне даже в голову не придет мысль о сигарете.
Целый день считала себя табако-независимой женщиной. К вечеру передумала. Тварь я дрожащая или право имею?
Наимелась права, сижу довольная физически и недовольная морально.
Надо устроиться к Джошу на бензоколонку. Там не забалуешь.
До начала 20-го века дама с папиросой была социальным изгоем, и из-за табу на женское курение табачные фабрики теряли половину потенциальных доходов. Родоначальник PR Эдвард Бернес (племянник Зигмунда Фрейда, между прочим) предложил концепцию продаж, завязанную не на необходимости, а на символе. Женщины не нуждаются в папиросах, но они будут их покупать, потому что курение является знаком их социального статуса и позволяет им думать о себе лучше.
Что было сделано: во время традиционного нью-йоркского парада десятку красивых суфражисткок дали в руки по папиросе. А когда журналисты спросили, что это за вызов общественному вкусу, лидерша ответила, что папироса — это «факел свободы», который подчеркивает их равноправие с мужчинами. Мода на курение охватила Америку в считанные месяцы. Леди, которым нравилось думать о себе как о передовых и независимых, начали дымить словно паровозы.
Причина давным-давно ушла в прошлое, а стереотип держится до сих пор. Я ведь и сама взялась за сигарету, чтобы продемонстрировать: Минздрав мне — не указ.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
15 июня 2007 г.
Услышав Зэка в телефонной трубке, я вздрогнула. Предчувствие покатилось: сейчас в какую-нибудь авантюру втащит!
Так и оказалось.
— Твой Ронский еще жив? — спросил Зэк. Голос его звучал бодро.
— Жив, к сожалению.
— Слушай, а ты можешь его привезти к нам на студию? Мы тут снимаем рекламу собачьих консервов и нам мопса не хватает.
Меня подвели тщеславие и жадность.
— А денег дадите?
— Полтинник за съемочный день.
Я посмотрела на Ронского, любовно грызущего садовую галошу. Толстый, вредный, глухой как пень… Артист! Единственная достопримечательность — морщинистая рожа. Мопсов выводили специально для китайских императоров — как живой талисман. Чем больше складок — тем вернее среди них мог затеряться иероглиф счастья. Я как-то спросила Папу Жао, что написано у Ронского на лбу. Тот долго рассматривал его, а потом сказал, что мне лучше об этом не знать.
— Завтра пойдешь отрабатывать жратву, — сказала я Ронскому.
На студии нас ждал мужик в тренировочном костюме.
— Меня зовут Фрэнк. Я — тренер, — представился он. — Можно посмотреть вашу собачку?
Ронский покорно терпел, пока Фрэнк заглядывал ему в пасть и уши.
— Нормально. Он обучен каким-нибудь командам?
Я перечислила жизненные достижения Ронского. «сидеть», «лежать», «дай лапу», «чтоб ты сдох!» (при этом мой питомец валится на спину, подкатывает глаза и начинает хрипеть).
— Правда, он глухой и понимает только язык жестов, — пояснила я.
Фрэнк сдвинул кепку на затылок.
— Интересно. А еще что он умеет?
— Может сделать «По приютам я с детства скитался».
Я вытащила из кармана конфету, и Ронский тут же сделал трагическое лицо, сел на попу и замахал передними лапами.
— О, то, что надо!
Внутри съемочного павильона царил хаос. Штук десять разнопородных собак гавкали, чесались и заглядывали друг другу под хвосты.
Ронский заметил в толпе аппетитную пуделицу. Я дернула поводок.
— К ноге!
Он растеряно посмотрел на меня: «Мама, там же девочки! Там любовь!»
— Какая тебе любовь? Ты же кастрированный!
Ронский трагически передохнул: «Ах, да. Я забыл».
На Зэке была белая куртка, высокий колпак и белоснежный фартук. Он должен был играть графского повара, которому поручено накормить хозяйских собак.
— Мардж, привет!
Я смутилась. Он был такой открытый, праздничный, накрахмаленый. А я всю дорогу репетировала, как сухо поздороваюсь и пройду мимо.
Молчать было неудобно.
— Как карьера? — спросила я.
— Хорошо. Вчера фашиста играл, сегодня повара, а завтра буду Рим разрушать. Мне только что агент позвонил: HBO телесериал снимает, и им нужны вандалы. Я как раз подхожу — у меня даже опыт работы имеется.
Зэк рассказал, как у них в школе засорился женский туалет, и во дворе поставили пластиковую кабинку. Забравшись на верхний этаж, они с пацанами дождались, когда директриса вошла внутрь, и скинули на крышу кабины шарик с водой. Крышу проломило, директриса без трусов выскочила — а эти негодяи засняли все на камеру.
— Ну вы козлы!
— Знаешь, как меня папка ремнем отходил? А потом еще из школы отчислили.
Все вернулось на круги своя. Мы с Зэком болтали и хихикали — точь-в-точь как раньше. Не пойму я этого мальчишку. То он сильный и очаровательный, а то серый и протухший. Но себя я понимаю еще меньше… Зачем я потащилась на эти дурацкие съемки? Нервных потрясений захотелось?
Фрэнк позвал собачников к себе. Режиссер объяснил диспозицию:
— Здесь у нас графская кухня, здесь повар — он варит обед. В открытую дверь вбегают собаки, рассаживаются вокруг повара… Все знают команду «сидеть»?
— Все…
— Отлично. Потом цирковые собаки показывают номера и требуют в награду собачьи консервы. Остальные сидят смирно для массовки. Понятно?
— Понятно…
Звуковики выставили микрофоны, включились юпитеры.
— Мотор!
Собачья свора ворвалась в кухню.
— Сидеть! Сидеть! — зашипели владельцы.
Я помахала Ронскому рукой, и он сел вместе с остальными. Но тут ему вспомнилось, что он давным-давно не мыл свои причиндалы.
— Стоп! Стоп! — заорал режиссер. — Это что?!
Ассистенты и звуковики давились смехом. Я подошла к Ронскому и схватила его за шкирку.
— Сядь по-нормальному, сукин сын!
Он поглядел на меня беспорочными глазами: «Пардон, зачесалось!»
— Мотор!
Все заново: собаки бегут, рассаживаются. На этот раз попу Ронского захотела понюхать сексапильная пуделица.
— Стоп! Это чья собака?
Я выступила вперед.
— Моя.
— Уберите! Она всех отвлекает.
Фрэнк прошептал несколько слов на ухо режиссеру.
— Хм, сирота, говоришь? Давай его отдельной сценой.
Собак еще раз прогнали туда-сюда. Наконец нужное количество дублей было снято. Пуделица показала сальто, бульдоги станцевали полечку.
— Где этот ваш… как его? — сказал режиссер.
Я поставила Ронского под юпитеры.
— Ну, можешь показать сиротку?
При виде конфетки, глаза Ронского наполнились слезами, губы задрожали, а лапки потянулись за милостыней.
— Класс! Еще раз прогоняем. Мотор!
И на этот раз все пошло чудесно: Ронский подбежал к Зэку, сделал «сиротку» и получил миску с консервами.
— Круто! — шепнул режиссер и выставил сжатый кулак.
Он не знал, что это наша команда «чтоб ты сдох!». Ронский выронил из пасти корм, упал на спину и захрипел.
— Отравился, — констатировал Зэк.
Режиссер сказал, что Ронский вряд ли попадет на экран.
— Да ладно, не расстраивайся! — утешал меня Зэк. — Пошли лучше обмывать дебют.
Я смотрела на него и не могла понять, чего он хочет. Я ведь «больная мозоль»: какой смысл надавливать на нее? И все равно пошла с ним — не смогла отказаться.
