– Иди, дочка. Иди к Боголюбской. Она тебе поможет.
Александра растерянно поглядела ей вслед.
Студенты за соседним столиком заржали. Девушка обернулась к ним:
– Кто такая Боголюбская, вы не знаете?
– Гадалка! – выкрикнул веселый рыжий парень.
– Вот ты, Вася, дебил! – пригвоздила девчонка с косичками. Обернулась к Саше: – Это икона Божьей Матери, очень известная. От чумы исцеляла, рак лечит и вообще все болезни.
– А где она находится? – заинтересовалась Саша.
– Ну, в Боголюбове, разумеется, – хмыкнула девчушка. – В монастыре. Там перед ней еще много колец, серег всяких. Кто поправляется, в благодарность несет.
Встрял рыжий парень, подмигнул Александре:
– Слушай лучше меня, я тебе предскажу. Ты здорова, как конь, проживешь сто четыре года и умрешь в постели любовника на своей вилле в Ницце. А бабка эта безумная, она всем пророчит, кто ей пожрать даст.
– Спасибо, – Саша улыбнулась одновременно и девушке, и веселому рыжему парню.
Встала.
Выяснила у первого прохожего, как проехать в Боголюбово.
Приехала.
Постояла у знаменитой иконы. Молитв не читала – просила подсказать, вразумить.
И в очередной раз за сегодняшние мистические, тяжелые, знаковые сутки услышала голос:
– Езжай к Марии Шварновне.
Александра глупо брякнула:
– Куда?!
Но уточнять высшие силы не стали. Зато изможденная женщина, собиравшая и бросавшая в жестяной ящик догоревшие свечи, обернулась:
– Ты что-то спросила?
Саша поспешно перекрестилась, отошла от иконы. На секунду ей стало смешно: они с Богом – играют квест. Впрочем, немедленно смех подавила, склонилась к уху женщины:
– Кто такая Мария Шварновна?
Та взглянула удивленно:
– Как кто? Дочка чешского князя Шварна. Супруга Всеволода Большое Гнездо. Она тяжело болела и решила последние годы провести в служении Богу. В тысяча двухсотом году муж для нее основал монастырь. В тысяча двести шестом Мария приняла там постриг с именем Марфа.
– А этот монастырь, он до сих пор есть?
– Конечно. Пока советская власть была, зерно там хранили. А сейчас открыт. При нем воскресная школа и приют сиротский.
* * *
Молодые девчонки, возжелавшие все бросить и уйти в монастырь, видимо, появлялись здесь часто.
Поэтому настоятельница – Александра, не чинясь, отправилась в самую высшую инстанцию – приняла ее сухо:
– Посты соблюдаешь? К исповеди, причастию ходишь? Молитвы знаешь кроме «Отче наш»?
– Нет, но я выучу!
– Ты студентка? – усмехнулась пожилая настоятельница.
– Н-нет. Уже нет.
– Родители есть?
– Есть, но…
– Сбежала из дома? Несчастная любовь?
– Нет. Все гораздо сложнее, – вздохнула Александра.
– Мы берем в свою обитель тех, кому действительно надо, – медленно произнесла женщина. – Не в монахини, конечно. Сначала трудницами. Работаешь, учишься молиться, привыкаешь. Потом, года через два, делаем послушницей. А постриг еще через несколько лет.
– Я готова!
– Мест все равно нет, – пожала плечами настоятельница. – Общежитие у нас маленькое.
– Хорошо. Я найду где жить. К вам буду просто приходить. Можно так?
– Приходить – нет, – с иронией молвила женщина. – Можно работать, каждый день, с шести утра до восьми вечера, безо всякой зарплаты.
Александра кивнула:
– Завтра без пяти шесть я буду.
Настоятельница улыбнулась:
– И резюме обязательно напиши.
– Что?
– У тебя такое лицо, будто ты в инофирму устраиваешься.
– Мне… действительно очень нужно остаться у вас, – молитвенно сложила руки Александра. – Мне голос был…
– Милая девушка, безусловно, ты можешь фантазировать дальше – про видение, голос. Воображать себя в одеянии монахини. Приезжай завтра к шести утра. Мы принимаем всех. Но имей в виду, что дорога к Богу трудна и терниста. Мало кто выдерживает.
– Я выдержу, – заверила Александра.
* * *
Никаких гостиниц поблизости не оказалось. Саша оставила машину, решила пройтись. Ощущение, будто она робот. Сутки без пищи, сутки без сна. Но все шестеренки крутятся, тело послушно, мозг соображает.
Она останавливалась у стен, столбов, магазинов – везде, где белели-пестрели объявления. И очень скоро увидела среди продажи колясок и уроков английского языка: «Сдаю комнату. Улица Гагарина. Удобства частичные. Недорого. Без детей и животных. Востоку не обращаться».
Почерк старческий, но очень старательный. Александра даже представила: серьезная бабуля, хмурится, грызет ручку, долго думает над формулировками.
Улица Гагарина оказалась совсем рядом. Домик двухэтажный, на восемь квартир, с миниатюрным двориком.
Старушенция (угадала Саша!) оказалась суровой. Дальше порога не пустила. Сначала изучила паспорт. Затем учинила допрос: где девушка собралась работать. Когда услышала, что трудницей, фыркнула:
– Жизнь кончена? Ох и надоели вы! И все ведь в монастырь, в монастырь! Лучше бы на завод пошла!
– Берете вы меня или нет? – начала злиться Александра.
– Да возьму, ладно, – сделала милость старуха. – Только деньги вперед. За месяц. Мне даже выгода. Потому что сбежишь ты через неделю.
* * *
Но Саша не убежала.
Хотя работа оказалась противной. Нудной. Унизительной. Какое там – чистить картошку или работать в теплице, как надеялась Александра. Ее постоянно отправляли мыть полы. Подметать. Убирать отхожие места. Плюс приходилось в свободное время, то бишь ночью, читать Евангелие, Жития Святых. Выстаивать на всех службах.
Зато думать о прошлом или строить мрачные прогнозы на будущее времени не оставалось. И только Зиновий иногда ей являлся. Посмотришь мимоходом на облако и отчетливо увидишь в нем знакомую улыбку. Или в церкви он оказывался – всегда там, где молятся за упокой. Саша несколько раз не выдерживала, бросалась. И видела, что стоит перед распятием совсем чужой человек. Извинялась, вытирала слезу. Покупала и ставила свечку.
Однажды сбежала из монастыря. Взяла с охраняемой стоянки свою запылившуюся «восьмерку». Купила в киоске карту Владимира. Приехала на переговорный пункт.
Позвонила в справочную подмосковной больницы.
– Лесков? Какое отделение?.. – переспросили в трубке.
– Привезли в реанимацию. Ночью, восемнадцатого июня.
– Лесков? Зиновий?.. Вообще такой не поступал!
Надежду ничем не убьешь.
Саша вскрикнула:
– Может, вы его к себе и не оформляли? Сразу в другую больницу перевели?!
– Как это мы можем не оформить! А, вот, нашла. Умер он. В те же сутки. Эй, девушка?
Александра тихо повесила трубку на рычаг.
Улыбнулась сквозь слезы.
По крайней мере, она теперь точно знала: умереть – не значит исчезнуть. Зиновий, пока не минуло сорок дней, здесь, на земле. Прощается. Она и ночью иногда просыпалась – чувствовала его нежную ладонь на своей щеке.
В другой раз отпуск – на целых два часа – ей милостиво предоставила настоятельница.
Свободное время Саша провела в интернет-кафе. Интересовало одно: криминальная хроника. Москва. Первый в столице карнавал. 17–18 июня.
Изучила все ссылки, какие были. Аварии, драки, два убийства. Три грабежа. Семнадцать краж. Леший знает, входит их случай в эту статистику или нет. Запросы – «Зиновий…», «кольцо с бриллиантом в шесть карат», «стрельба во время карнавала» – оказались пустыми.
Последним номером Саша вбила в окошечко поиска собственные имя-отчество-фамилию.
Она не появлялась дома уже четыре месяца. Может, родители обеспокоились? Объявили в розыск?
Но нет. Тоже ни единого полного совпадения. Как там папа сказал? «Мы тебя вычеркнули из своей жизни»?
– Самих вас… надо вычеркнуть, – пробормотала она.
И тут же перекрестилась. Отругала себя за греховную мысль. Она пока не научилась всех прощать. Но понимать людей стала лучше. Конечно, родителям тяжело. Надеялись, что дочка в Америке карьеру сделает, а она им – такой «подарок».
И еще Саша теперь умела в любом плохом находить хорошее.
Никому не нужна? Зато Бог ее любит, приблизил к себе.
Тяжело больна? Да ладно вам. Руки-ноги работают, глаза видят, уши слышат. Что еще надо?
Врачи из Центра борьбы со СПИДом в свое время накрутили, что с ее болезнью нужно обязательно беречь себя, словно хрустальную вазу. Есть витамины и мясо. Много гулять. Отдыхать после обеда. Спать как минимум восемь часов. Никакого тяжелого физического труда – только умеренные спортивные нагрузки.
Ничего этого Александра не делала. Но чувствовала себя – удивительно! – куда лучше, чем весной. Когда они с Зиновием сладко ели, много спали.
Спина, правда, побаливала из-за того, что постоянно на ногах. И лимфоузлы на шее опухали. Наверно, потому что потной часто выскакивала на ветер.
