— Что — Оля?
— Ты ей сказал о своем решении?
— Нет. Скажу потом, когда все документы оформлю, это долгая песня, ты же знаешь, для Заполярья установлены особые процедуры перевода на работу и переезда. Вот когда все будет решено и согласовано, когда все бумаги будут у меня на руках, тогда и скажу.
Юлия Анисимовна смотрела на сына с презрением и жалостью. Потом удрученно покачала головой и вздохнула.
— Знаешь, сынок, ты уж меня прости, но иногда мне кажется, что я вырастила идиота.
Она еще долго объясняла Сергею, насколько он неправ, и что нужно немедленно поставить Ольгу в известность о предстоящем отъезде из Москвы, и нужно дать ей возможность подумать и осознанно принять решение: ехать с ним в Северогорск или оставаться дома. Он слушал мать вполуха, все время вспоминая руку Ольги с дорогим сапфировым кольцом на пальце. Кто его купил? Кто подарил его Оле? Поклонник? Другой любовник? Потенциальный жених? Кто? И как он может предлагать ей поехать с ним, если ничего не может дать ей, кроме статуса любовницы, в протокольной форме именуемой «сожительницей»? А тот, другой, вполне возможно, даст ей все, что нужно тридцатилетней женщине: брак, семью, ребенка, статус, достаток. Вот кольцо же дал, значит, и все остальное может дать. Сергей представил себе, как предлагает Ольге уехать и как она отвечает: «Ты с ума сошел! Я через месяц замуж выхожу и уезжаю с мужем на постоянное жительство в Европу. А ты меня зовешь в какую-то тьмутаракань, где ничего не растет и выживают только олени». И смотрит на него с презрением и жалостью. Точно так же, как сейчас смотрела на него мать. Нет, этого он не вынесет. Лучше он промолчит, пока ничего говорить ей не будет, а потом просто придет попрощаться.
* * *
Реакция Лены оказалась в точности такой, как Сергей и предполагал. Сначала она попыталась возмущаться и негодовать, но очень быстро сообразила, что выгод и удобств в том, чтобы иметь хорошо зарабатывающего, но живущего вдалеке мужа, намного больше, чем недостатков. Она моментально приняла сторону Сергея и стала активно предлагать свою помощь в подготовке его отъезда.
— Ты подумай, может, тебе купить что-нибудь нужно, из одежды, например? — говорила она почти каждый день. — Там же холодно, морозы страшенные, я узнавала, там зимой минус пятьдесят бывает, а у тебя нет ничего теплого для такой погоды. Давай поедем по магазинам и купим все, что тебе нужно.
Его замечания о том, что это выйдет слишком дорого, каждый раз встречали веселые возражения Лены:
— Ну и что? Ты же скоро уедешь, начнешь получать большую зарплату и нам присылать.
Она постоянно обсуждала с матерью перемены, которые предполагала произвести в квартире в связи с тем, что Сергей здесь жить уже не будет. Он чувствовал себя в собственном доме существом, которое никому не нужно, всем мешает и которого раньше времени похоронили.
Он набрался мужества и поговорил с Ольгой. Сам для себя решил, что сначала спросит про кольцо. А уж в зависимости от ответа построит дальнейший разговор. Если у него появятся основания полагать, что кольцо — подарок другого мужчины, строящего в отношении Ольги вполне определенные планы, он ей вообще ничего не скажет, а просто приедет попрощаться накануне отъезда, как и собирался.
— Это подарок, — спокойно улыбнулась Ольга в ответ на его вопрос о кольце.
— Чей? — требовательно и зло спросил Сергей.
— Мама с папой подарили на тридцать лет. Ты ведь помнишь, я его увидела в магазине, когда мы были с тобой вместе. Сказала маме, она посоветовалась с папой, и они сделали мне подарок ко дню рождения.
— А ты мне ничего не сказала, — упрекнул ее Сергей. — Получила такое кольцо — и молчала. Наверное, специально не надевала его, когда я приходил. Если бы я тогда не заявился к тебе без предупреждения, я бы о нем и не узнал. Почему, Оль? Что ты пытаешься от меня скрыть?
— Ой, Саблин, Саблин, — она покачала головой и поцеловала его в висок. — Ты, несмотря на весь свой мощный интеллект, иногда бываешь невероятно тупым.
— Почему это? — обиделся он.
— Да потому, что тебе такой подарок не по карману. А ты очень хотел бы иметь возможность купить для меня это кольцо. Я же видела по твоему лицу еще там, в магазине, как тебе было тошно от того, что у тебя нет денег и ты не можешь сделать мне подарок. И я подумала, что если скажу тебе про кольцо, ты почувствуешь себя униженным. Я просто хотела поберечь тебя.
— Правда? — просиял Сергей. — Только поэтому?
— Только поэтому, — твердо повторила Ольга. — А ты что подумал? Что у меня образовался богатенький любовничек? Или что я беру взятки от врачей-клиницистов, чтобы давать «правильные» заключения, покрывающие их врачебные ошибки? Дурак ты, Саблин. Совершенно непонятно, почему я, красивая и умная женщина, тебя люблю. Наверное, потому, что сама на самом деле не особенно умная.
Ему стало легче. Рассказ про Чумичева и его предложение занял всего несколько минут.
— Ты поедешь со мной?
Ольга помолчала, что-то обдумывая.
— Как ты предполагаешь, где я буду жить? — спросила она наконец. — Отдельно? Или вместе с тобой?
— Я хочу, чтобы ты жила со мной, — без колебаний ответил он. И, желая быть честным до конца, добавил: — Но в качестве гражданской жены. С Леной я не разведусь.
Она еще немного подумала и ответила с улыбкой:
— Я поеду.
* * *
Но прошло еще долгих пять месяцев, пока утрясались все вопросы и формальности. И только в конце мая Сергей купил билет на самолет до Северогорска на 10 июня. Все окончательно и бесповоротно решено, пути назад нет.
Последние дни перед отъездом он посвятил не только сборам, но и встречам с теми, с кем хотел попрощаться. В числе запланированных с этой целью визитов был и визит к старшему брату матери Василию Анисимовичу Бирюкову, дяде Васе, владельцу вожделенного «Зауэра». Василий Анисимович отметил в этом году семидесятилетие. Он давно уже находился в отставке, но вел жизнь активную и энергичную, читал лекции, писал мемуары, давал интервью, в которых рассказывал о некоторых ставших в период перестройки «открытыми» аспектах своей профессиональной деятельности военного разведчика и вообще не скучал.
Переезд племянника в Заполярье Василий Анисимович горячо одобрил, сказав, что просиживание штанов в столице занятие не мужское. Сергей поболтал с дядей Васей, не отказал себе в удовольствии подержать в руках ружье, погладил приклад и стволы. Детством пахнет… Когда еще удастся взять это ружье в руки, прижать лицо к дульному срезу и вдохнуть такой знакомый и волнующий запах… Откуда этому запаху было взяться? Василий Анисимович из «Зауэра» не стрелял уже лет, наверное, тридцать, если не больше. Но Сергей помнил, что в раннем детстве слышал этот запах, и он чудился ему до сих пор.
Под конец, уже стоя в прихожей, он решился-таки спросить о том, что волновало его уже много лет.
— Дядя Вася, из-за чего ты с тетей Нютой поссорился? Почему вы сорок лет не разговаривали? Я у мамы спрашивал, но она мне не сказала. Может, поделишься?
Василий Анисимович ничего не ответил, только стоял и молча смотрел на племянника. И глаза у него постепенно становились светлыми и ледяными. Волчьими. Глазами деда Анисима.
* * *
Вот оно, мое место. Оно стало МОИМ с того самого дня, когда я впервые ПОНЯЛ. ПОЧУВСТВОВАЛ. ОСОЗНАЛ. И СДЕЛАЛ. До сих пор я отчетливо помню тот сладостный восторг, то ощущение всемогущества, которое позволило мне стать богом, управляющим всеми живущими по своему разумению. Я помню все до самой мельчайшей детали, до самого короткого мига, хотя с тех пор прошло шесть лет.
В тот день я разрушил муравейник. В тот день я впервые испытал упоение властью над чужим миром, пусть всего лишь муравьиным, таким мелким и смешным в масштабах человеческого существования, но все равно это был мир, настоящий целый мир со своими законами, правилами и, что самое главное, со своими жизнями.
Конечно, это место я стал считать своим не сразу, не в тот же день, я для таких символичных действий был еще слишком мал. После муравьиного мира последовали глупые примитивные миры собак и кошек с их глупыми примитивными мыслишками о пропитании и тепле.
А потом я рассказал об этом Учителю.
И Учитель в ответ подарил мне стихи. Нет, он не сам их написал, их сочинил один известный поэт, но я их в то время не знал, а Учитель подарил мне знание о великих, исполненных глубокого смысла строках:
У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в этом мире самый лучший миг.
Есть в этом мире самый страшный час,
но это всё неведомо для нас.
И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой…
Всё это забирает он с собой.
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Учителя больше нет со мной, но теперь я прихожу на это место, где когда-то разрушил муравейник, и мысленно разговариваю с ним. Мне кажется, что его душа поселилась здесь, в ветках дерева, под которым прилепилась муравьиная куча. В этом месте для меня находится могила Учителя. Лет до четырнадцати я еще носился с мыслью о том, что он — мой отец, не получая ни подтверждения своей догадки, ни ее опровержения. Теперь я думаю, что мне просто очень этого хотелось. Хотелось иметь отца. А теперь не хочется. Он мне не нужен. И мать не нужна. Если бы было можно, я бы жил один, без нее. Мне не нужны поучения и советы, мне не нужна дурацкая забота и опека, я взрослый и могу сам о себе позаботиться. Я сам знаю, что правильно, а что неправильно. А отцы и матери — это никому не нужная ветошь, балласт на быстро плывущем корабле молодой, полной сил жизни.
