— С ума сойти! Этого так и хочется по стене размазать, чтоб кишки брызнули.
— Спокойно! Это наш гость! Это наш друг!
Избранника увели, и он, с сожалением и вздохами, оставил шашку.
— Я еще приду! — пообещал он на прощанье.
— Только не надо угрожать! — Богдан с облегчением закрыл за ним дверь на засов.
В полном молчании мы закончили торжественный обед. Букашка безропотно переоделась и молча принялась мыть посуду.
— А мне Дима понравился, — сказал я как бы между прочим.
Простодушный Богдан поперхнулся.
А Букашка, вытирая тарелку, вздохнула:
— Да. Он — хороший. — Но, помолчав, добавила: — Только какой-то дурак!
Так удалось преодолеть первую любовь.
С ужасом жду следующих.
— Букашка, вам стихи задавали?
— Угу. Папа, а тебе кто больше нравится: Уитни Хьюстон или Тина Тернер?
— Мне — Людмила Зыкина! Стихи выучила?
— Угу. А мне, например, обе нравятся...
— Читай.
— «Как к Ныне сбирает свои вещи Олег...»
— Стоп, стоп, стоп... Ну-ка, еще раз!
— «Как к Ныне сбирает свои вещи Олег...»
— Объясни-ка мне, пожалуйста, что это за «вещи» , которые сбирает Олег, и вообще, что это за Олег такой.
— Олег — это князь такой, ну кабутто принц.
— А что это за «ныне»?
— Не что, а кто! Ну, это имя такое, что ты, как дурачок? Нына! Ну, Нина! У нас на даче, помнишь, тоже такая девочка есть — Нина! Он, наверное, в Нину влюбился и вот собирает свои вещи и уходит к ней жить!
— А дальше?
— А дальше он будет мстить не разумно хазарам...
— Не разумно?
— Конечно. Ты же сам говорил, что мстить вредно. Христос сказал: «Мне отмщение и я задам!» Да еще как! «Я вам задам! Ого!» Так что мстить не разумно... Понял?
— Я понял, что ты книжку не открывала.
— Потому что я и так на уроке хорошо слушаю. И все, что учительница говорит, сразу запоминаю! Мне и учить ничего не надо! Только чуть-чуть повторю и все!
Бедный мой ребенок! И так хочется отомстить не разумно, а как следует хазарам! Чтобы не пришлось Олегу собирать свои вещи. И делать это нужно немедленно и ежедневно... Иначе скоро мы все отправимся к Ныне.
Но несколько дней спустя, едучи в трамвае, слышу разговор двух старушек:
— Ну, слава богу, помолилися, счас домой приедем. чайку попьем. Оно и в Писании сказано: «Чаю в вокресение!» Это уж обязательно: чаю в воскресение!
— Мамочки! — не выдерживаю я. — В Писании сказано: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!..»
— Ну, а мы что говорим? Чай, он всем на пользу!
— «Чаю» означает «верую и жду, что воскреснут, во Христе, живые и мертвые!» Про заварку и про чаек в воскресенье в «Символе веры» ничего не говорится.
— Мил человек, ты не серчай... Ну, вот ты образованный, а мы люди темные, ты уж нас прости!
— Да это вы меня простите за горячность!
— Да не почто прощать-то, голубчик, Бог простит И помилует, и спасет...
Вот уж тут мне возразить нечего. А все же грамотность — большая сила. Может быть, «лапша на ушах * в какой-то степени неумение или нежелание читать?
Мой пятилетний крестник Федор стал косить! Испуганные родители приметили, что как только Федор оставался один, то бросал все игрушки, глаза его устремлялись в одну точку, а потом ехали к носу!
Вскоре приступы участились. Федор стал застывать над тарелкой с манной кашей, которую всегда ел с трудом и причитаниями, глаза у него стекленели и постепенно собирались в кучку.
Офтальмологи ничего патологического в Фединых глазах не нашли и рекомендовали родителям сходить к невропатологу. Началась эпопея хождений по врачам, увенчавшаяся тем, что по знакомству, за большие деньги, Федору сделали томограмму головного мозга.
Мой крестник с интересом рассмотрел картинки, которые им выдали в Военно-медицинской академии, и, естественно, поинтересовался, что это такое.
— Твой мозг! — ответила мама, от Фединого косоглазия и хождения по врачам уже похожая на обнаженный нерв.
Федор еще очень внимательно рассмотрел картинки и заключил:
— Не мой!
Встревоженная мамаша проверила номер карточки и томограммы.
— Господи, ты, боже мой! Как же не твой! Вот и номер, вот и талончик... И подпись.
— Не, — сказал со вздохом Федор, — не мой!
— Почему же?
— Мыслев моих не видно!
Собственно, после рассказанного мне родителями по телефону я и узнал, что у Федора косоглазие.
— А ну-ка, везите его ко мне!
— Зачем?
— Диагноз уточним!
Федора привезли. Раскутали. Из огромного шара шубы, шарфиков, телогреечек, рейтузиков, галошек, валеночек, шерстяных носочков и всего, к сему принадлежащего, вылупился обыкновенный пятилетний мальчик с вихрами и конопушками.
Родителей мы удалили в театр. А сами, насмотревшись мультфильмов по видику, сели есть не какую-то там полезную манную кашу, а вредный шашлык и сало с хлебом. Когда он уписывал, обильно поливая кетчупом и майонезом, еду и даже покушался вылизать тарелку, я скосил глаза к носу и спросил:
— Вот так можешь?
— Запросто! — оживился несколько осоловевшим от еды Федор и тут же это доказал.
— Давно можешь?
— Давно! Раньше не умел, а теперь научился. Мы раньше почти что все в нашей группе в садике не умели, а теперь все научились. Даже Ваня Мудельштейн.
— А вот так? — Я скосил глаза в сторону.
— Запросто. Мы теперь косить все умеем. Мы теперь учимся язык трубочкой сворачивать, только у меня еще не очень получается...
— А ушами шевелить не пробовали?
— Не! И не будем. Опасно. Ваня Мудельштейн хотел ушами пошевелить, старался-старался, но надулся очень...
— И что...
— «Что, что»! Да ничего хорошего! То самое! Даже стыдно сказать. Теперь запасные штаны в шкафчике держит. На всякий случай.
— Как же от этого избавиться? — спрашивали меня, вернувшись из театра, истерзанные косоглазием Федины родители.— Ведь это же нервов никаких не хватит! Кто его знает, что он еще выдумает.
— Второго рожайте, придурки! Рожайте детей, пока молодые!
— Да, — согласился сидящий после шашлыка на горшке Федор. — И в садике говорят: «Мне нужно какое-нибудь животное». По крайности, сестра, но брат лучше!
— Ты его косить научишь, язык трубочкой сворачивать, ушами шевелить, как Ваня Мудельштейн!
— Да я его хоть чему научу! Сначала сам научусь, а потом его научу!
При солнечной погоде
В турецком теплоходе,
Прогулку совершала я в Батум...
— пели мы в раннем пионерском детстве такую совершенно не детскую песенку.
Откуда ни возьмися,
Вдруг турок появися.
Глаза его сверкали, как изюм!
И почти все совпало. Но только не на турецком теплоходе, а на греческом, и не в Батум, а на остров Родос совершали мы прогулку с Букашкой. Они с матерью млели в шезлонгах на верхней палубе, а я, разложив пузо на столике, тянул джюс и разглядывал берега и пассажиров, съехавшихся со всего света и выставивших свои телеса под средиземноморское солнце в купальниках всех видов и расцветок.
И вот тут «турок появися». Лет тринадцати. Черный, как кусок угля, упавший в сахарницу. В черном мусульманском пиджаке, у нас прежде такой покрой назывался «сталинкой». В отглаженных черных брюках, стрелки напоминали острые носы крейсеров или миноносцев, а лаковые черные ботинки спорили блеском с густо набриолиненной головой. Он прошелся «туда-сюда», и вдруг глаза его блеснули — он увидел мою Букашку. Далее все происходило, как в знаменитом наблюдении Марка Твена о кошке и мальчике, когда оба делают вид, что друг друга не видят.
И второй раз я вспомнил классика, а именно Тома Сойера с соломинкой на носу, когда понял, что юный турецкоподданный выдаст перед Букашкой всю программу.
Он вытащил из кармана плоские четки и начал очень ловко вертеть их между пальцами. Сначала левой рукой, потом правой, потом перебрасывая из од ной руки в другую. Затем он встал на носки своих негнущихся лаковых туфель и немножко походил как бы в лезгинке.
Белокожая, как зубная паста, Букашка, словно бы в полусне, смотрела на него из-под царственно опущенных ресниц, рассыпав свои золотые локоны по сметанным плечам...
Далее обычно бьет барабанная дробь, поскольку юный герой решил продемонстрировать свой, как это называется в цирке, «крэг», или коронный номер.
Он долго собирался. Ворочал скулами, всхрапы вал и наконец, приподнявшись на ступеньку у борта, откинулся, как удильщик при забрасывании блесны, и залихватским жестом стукнул себя по затылку, вышибая роскошный плевок, направленный в далекое море, в сторону сопредельной Греции...
Однако морской ветерок, явно сочувствуя грекам, тут же вернул плевок обратно турецкоподданному в рожу!
