есть кажущееся приятным ложе удовольствий, в нем слуга – испепеляющее дурное желание. Я не люблю этот дом тела. В нем стоят во множестве всякая утварь и горшки, полные удовольствий для органов чувств. Он покрыт ржавчиной невежества. Я не люблю этот дом тела. На стопы опираются столбы ног, на шесте сверху прилажена голова, по бокам – две длинные руки. Я не люблю этот дом тела. В глазах-окнах мелькает осознанность, хозяйка дома, и ее дочь – беспокойство. О брахман, я не люблю этот дом тела!
27–34. Волосы покрывают крышу этого дома подобно соломе, уши напоминают две богато убранные комнаты, пальцы – гвозди для картин. Я не люблю этот дом тела. Органы тела – стены в доме, густые волосы – молодые побеги травы, живот – пустая корзина. Я не люблю этот дом тела. Ногти – сплетения паутины, глубокий пуп – нора, где рычит и лает собака голода. Я не люблю этот дом тела. В нем постоянно веют беспокойные сквозняки вдохов и выдохов, а глаза подобны широко раскрытым окнам. Я не люблю этот дом тела. Рот – двери в дом, где озорничает беспокойная обезьяна языка среди разбросанных черепков зубов. Я не люблю этот дом тела. Снаружи он покрыт мягкой кожей, умащенной маслами и снадобьями, он содрогается от работы внутренних устройств, и крыса ума постоянно разрушает его. Я не люблю этот дом тела. На мгновение появляется свет лампы улыбки, и тогда дом озаряется красотой и радостью, но в следующий миг он опять погружается в абсолютную тьму. Я не люблю этот дом тела. Этот дом – вместилище всех болезней, обитель морщин и седых волос и густой лес всяческих волнений и беспокойств. Я не люблю этот дом тела!
35–40. Это тело подобно бесплодному лесу, где бродят ужасные медведи чувств среди непроходимых и темных зарослей. Я не люблю этот лес тела. Я не могу, о мудрейший муни, таскать за собой это тело, как слабый человек не может вытянуть из болота застрявшего там слона. К чему богатство, царство, тело, желания и стремления? Все это в короткий срок беспощадно крушится временем. Скажи мне, о муни, что хорошего в этом теле, состоящем из крови и мяса и предназначенном для разрушения и внутри, и вовне? В момент смерти это тело не следует за дживой. Скажи мне, о мудрый, как можно полагаться на это неблагодарное тело? Оно так же непостоянно, как взмахи ушей бешеного слона, и также хрупко, как повисшая капля воды. Я отрекаюсь от этого тела, пока оно не отказалось от меня.
41–45. Росток тела слаб, бессилен и дрожит от ветров жизненных сил. Он жалок и подвержен смерти. Я не люблю это бессмысленное тело, вызывающее горечь. Нежный побег этого тела кормят и поят с самого детства, но оно само, без усилий стареет и стремится к смерти. Тело, как невежда, снова и снова бесстыдно стремится к радостям и страданиям, которые изменчивы. Давно достигнув власти и силясь обрести богатство и славу, оно не добивается высот и постоянства. К чему заботиться о нем? В свое время тело стареет и в свое время умирает, и в этом нет разницы для богатого и бедного.
46–51. Это тело подобно бессловесной черепахе в океане сансары. Она спит в пещере вожделений, видя сон о свободе. Множество прутьев и ветвей различных тел плавает в океане сансары. Они предназначены только для того, чтобы в конце концов сгореть. Некоторые из них являются человеческими телами. К чему мудрым, отличающим истину от наваждения, тревожиться об этом плюще тела, разрастающемся повсюду и несущем плоды разрушения? Это тело – лягушка, копошащаяся в грязи удовольствий. Она быстро стареет и, не успев ничего постигнуть, умирает. Тело подобно неугомонному ветру, который всегда занят бесполезными делами, поднимая пыль на своем пути. Никто не знает дорог, которыми путешествует тело, о Бхагаван, хотя мы можем понять пути ветра, огня и ума.
52–60. Стыд и позор тем, кто привязан к этому телу и к этому миру, обманутый вином непонимания! О мудрый! Достойнейшие из людей – это те, чей ум спокоен и кто знает истину: «Я не принадлежу телу, тело не принадлежит мне, и я – не оно». Стремление к славе, бессчетные фантазии и неверные понятия уничтожают человека, прикованного к телу. В пещере тела скрывается удивительное чувство отдельного себя – ужасный демон, притворяющийся прелестницей и обманывающий нас своими чарами. Злосчастный разум в клетке тела обманут ужасным демоном неверных умозаключений. Хотя зримый мир совершенно нереален, люди обманываются телом, которое достойно только сожжения. Этот старый лист тела через некоторое время падает и умирает без усилий, подобно капле воды в водопаде. Это тело бесполезно и скоро исчезает, как пузыри пены на поверхности океана. Оно бессмысленно вращается в водоворотах мирских дел, ничего не обретая. Это тело существует здесь лишь мгновение, как результат ошибочного понимания, как привидевшийся во сне город. Это не для меня, о мудрый.
61–62. Полагающийся на прочность этого тела столь же нелеп, как и пытающийся найти опору в мгновенной молнии, осенних облаках или в пригрезившихся небесных замках. Это тело временно, оно является заблуждением, упорствующим в напрасных действиях. Оставив его, как бесполезную солому, я пребываю в блаженстве.
Такова сарга восемнадцатая «Отвращение к телу» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.
Сарга 19. Жалкое состояние детства.
Рама сказал:
1–10. Обретя рождение в океане сансары среди беспокойных волн действий, мы проводим детство в страданиях. Беспомощность, опасности, желания, неспособность выразить себя, неразвитость ума, жадность, игривость и обидчивость – таковы качества детства. Детство подвержено вспышкам гнева, слезам и капризам, оно привязано к обидам и расстройствам, подобно слону на цепи. Сердце ребенка терзают страдания более ужасные, чем муки умирающего, старика, больного, несчастного и любого другого взрослого человека. Действия ребенка подобны действиям зверька, и все на него смотрят с пренебрежением. Поведение ребенка беспорядочно. Детство более жалко, чем страдания и даже смерть. Детство является средоточием беспросветного невежества, полного разнообразных глупых желаний. Ум ребенка непоследователен и легко отвлекается. Приносит ли детство кому-нибудь счастье? Ребенок по глупости постоянно страшится даже воды, огня и ветра. Взрослые не боятся подобного даже в страданиях. Ребенок по собственному невежеству с радостью принимается за шалости и обман, он подвержен дурному влиянию и низменным прихотям. Ребенок погружен в свои фантазии и плохо себя ведет, поэтому его часто подвергают наказаниям, что не способствует его счастью. У ребенка множество самых разных пороков, дурных склонностей, скверных выходок и грязных мыслей, которые подобны совам, затаившимся в темном дупле.
11–15. О брахман, можно только посочувствовать всем тем легкомысленным безумцам, кто по глупости воображает, что детство счастливо. Когда ум раскачивается, как маятник, среди всевозможных занятий, как он может успокоиться? Это немыслимо во всех трех мирах. Ум любого по природе непостоянен, но в детстве, о муни, он еще в десять раз более непостоянен! Ум по природе неуемен, а детство еще более неугомонно. Что может помочь, когда и то, и другое объединяются вместе? Мимолетность женских взглядов и вспышек молний, капризность пламени и океанских волн – все это, о брахман, может поучиться непостоянству у беспокойного детского ума.
16–21. Детство и ум похожи друг на друга, как два брата: они всегда заблуждаются и беспокоятся по самым разным поводам. Разные несчастья, глупости и проблемы окружают детство, как множество самых разных проходимцев окружают богача. Если ребенок не получает чего-нибудь нового каждый день, то он становится настолько несчастен и болен, как будто был отравлен. Ребенок подобен щенку: он любит играть в грязи, блажен от малого и несчастлив тоже от малого.
