стоит молить Бога о прощении в стенах аббатства, – фыркнул де Борд. – Это единственное, что вам теперь стоит делать. Впрочем, вряд ли у вас будет возможность заниматься чем-то другим.
– Главное, что у меня не будет больше никакой возможности лицезреть вас, Ваше Высокопреосвященство, – осклабился Лоран. – Я буду молиться о том, чтобы фанатики вроде вас перевелись на земле как можно быстрее. А вместе с ними – и весь Святой Официум.
Де Борд презрительно вскинул голову.
– Ваши молитвы не будут услышаны. Инквизиция будет всегда, потому что всегда будет потребность преследовать вольнодумцев вроде вас.
– Берете на себя смелость отвечать за Господа, какие молитвы будут услышаны, а какие нет?
Де Борд вновь вспыхнул, но промолчал. Через несколько мгновений он развернулся и направился к двери, бросив напоследок:
– Вы отбываете завтра на рассвете.
Лоран ничего не сказал. Он лишь повернулся к резному шкафу, когда дверь захлопнулась, и крепко задумался о своей дальнейшей судьбе.
«Она – в особенности», – вспомнил он слова де Борда о своей кузине.
«Что ж», – вздохнул Лоран, – «если она и впрямь меня ненавидит, наверное, мне действительно нечего терять».
***
Термонд, Фландрия
Год 1335 от Рождества Христова
Пронизывающий апрельский ветер, дувший с реки, яростно набрасывался на крытый экипаж, и путникам казалось, что некоторые его порывы готовы столкнуть лошадей с дороги. Извозчик то и дело вскрикивал, и его отрывистые возгласы долетали до Кантильена Сен-Лорана, сидевшего напротив молодой черноволосой девушки, глядевшей на него нежным взглядом.
«И когда ты успела так вырасти, дорогая кузина?» – с опасливой нежностью думал он, вспоминая страстные поцелуи, которыми она одарила его в последнюю встречу в Нормандии. А ведь в детстве, когда им случалось ночевать в одном из фамильных замков, маленькая Марго частенько пробиралась к кузену в спальню во время грозы и ложилась спать рядом с ним, лишь так чувствуя свою защищенность. Кантильен не знал, когда из детской невинной привычки это превратилось в осуждаемое семьей порочное влечение. Особенно сильно это стало порицаться, когда родители Маргариты де Сен-Лоран вознамерились посватать свою прекрасную дочь Роберу Артуа. Сложности судебных тяжб за наследство, коими сорокавосьмилетний граф был занят по сей день, оттянули помолвку, и тем лишь распалили страстное сердце пятнадцатилетней Маргариты. По несчастью, она была упряма в своей сердечной привязанности к кузену. Ситуацию осложняло то, что кузен долгое время отвечал ей взаимностью.
Родственные встречи грозили окончиться тем, что возможная невеста графа Артуа лишится невинности, что могло крайне плачевно сказаться на семейной репутации. Возможно, оттого семейство испытало пусть сомнительное, но облегчение, когда по семейному имению поползли слухи о влечении между юным Кантильеном и новоявленным марграфом Намюра Жаном. Судя по тому, какой подавленной выглядела в то время Маргарита, семейство сделало вывод, что слухи имеют под собой основания.
Приглашение, посланное Жаном де Намюром Кантильену в год милости 1335 от Рождества Христова, было воспринято семейством Сен-Лоран с благосклонностью. Они даже не воспротивились тому, чтобы кузина сопровождала его на Пасхальное торжество в поместье маркграфа. Они полагали, что увидеть своими глазами, насколько сердце кузена охладело к ней, пойдет Марго на пользу.
Второго апреля экипаж въехал на территорию замка. Торжество по случаю Пасхи должно было состояться лишь через четырнадцать дней, однако многие гости прибыли заранее – маркграф Жан был любителем затяжных и пышных торжеств.
Покинув экипаж, Маргарита старалась держаться как можно ближе к кузену. Кантильен удивлялся ее поведению: обыкновенно Марго несла себя гордо и стремительно, в ней еще не потух жар юной горячности. Однако сегодня она казалась растерянной, выглядела уставшей и бледной и жалась к кузену так, будто боясь потерять его.
Впрочем, Кантильен знал, что отчасти так и было. Должно быть, поездка к маркграфу была для нее настоящим испытанием! Он помнил разговор, состоявшийся между ними два года назад, когда Жан де Намюр впервые появился в поместье семейства Сен-Лоран.
– Но ты же не всерьез, Кантильен! – воскликнула она тогда. – Я не могу поверить, что ты так легко забыл меня!
– Я не забыл, Марго, все… – Кантильен поморщился, – непросто. Жан, как и ты, мой сердечный друг. Пожалуйста, постарайся понять, ты ведь сама знаешь, каково это. Я не охладевал к тебе, но Жан… – Он покачал головой и сокрушенно опустил взгляд. – Говорю же, все непросто.
– Конечно же, непросто! Это опасно. За это можно получить проклятье Церкви. Если б ты выбрал меня, опасность бы ушла! – с жаром заявила Маргарита, воинственно вздернув подбородок. – Ты никогда не сможешь быть с ним!– Да, но и ты – обещана другому.
– Старику Артуа, – фыркнула Маргарита. – Он никогда не станет моим мужем! Уже бы стал, если б ему было дело до помолвки. Его волнует только наследство, а меня волнуешь только ты! Не понимаю, как ты можешь испытывать схожие чувства ко мне и к Жану!
Кантильен устало вздохнул.
– Я говорил и повторюсь: все непросто. Жан также любит не только меня, он даже стал отцом незаконнорожденного сына. Полагаю, наши с ним… гм… ситуации схожи.
С тех пор миновало два года. Кантильен надеялся, что кузина примирится с его непростыми чувствами, но, видит Бог, для нее было неприемлемо, чтобы его сердце приходилось с кем-то разделять.
Марго странно смягчилась, лишь когда узнала о приглашении на торжество. Она стала неузнаваемо кроткой и покладистой, больше не заводила разговоров о любви, хотя и смотрела на кузена с прежней нежностью. Кантильен надеялся, что это спокойствие продлится как можно дольше – ведь он уже почти начал опасаться Марго: два года назад она казалась едва ли не одержимой своей любовью.
– Вы не устали, дорогая кузина? – заботливо спросил Кантильен, поднимаясь рядом с Маргаритой по ступеням поместья. – Дорога была нелегкой.
Марго поморщилась.
– Прошу тебя, не говори со мной так, будто я тебе чужая, – упрямо покачала головой она. – Я еще наслушаюсь от тебя этих «вы, моя дорогая кузина».
Кантильен вздохнул.
– Хорошо, Марго, – улыбнулся он. – К тому же сейчас ты ведешь себя, как в детстве, и мне странно будет называть тебя «вы, моя дорогая кузина».
Она вернула ему улыбку.
– Вот и не называй.
Пока они неспешно шли по лестнице, а слуги занимались багажом, Марго осторожно взяла кузена за руку и сжала ее.
– Ты обещаешь, что не покинешь меня? – вдруг спросила она, и глаза ее болезненно блеснули. Кантильен нахмурился.
– Бога ради, Марго, в чем дело? Ты пугаешь меня. Тебе дурно?
– Нет, вовсе нет, – покачала головой она. – Просто… пообещай мне.
– Я не покину тебя, – со снисходительной усмешкой отозвался он, сжав
