этом. Не было времени для планирования. Сафронова только прилетела.
– Тогда я думаю, что это женские штучки – впервые подала голос Ольга Леонидовна.
– Точно, согласна – поддержала ее и Зинаида Матвеевна.
– Почему это, позвольте полюбопытствовать? – заинтересовался Воронцов.
– Уж больно все витиевато для мужчины. У Вас ведь как – вижу цель – не вижу препятствий, – ты согласен дорогой? – и Ольга Леонидовна с любовью посмотрела на мужа.
– А когда я с тобой не соглашался? – Я, кстати, тоже думаю, что это не мужской почерк. – Лёля прости, но твоя мама, мир ее праху и не на такое был способна, то что Вы рассказываете для нее было бы просто детской забавой.
– Модест!
– Олечка, но я же заранее извинился…
– Вы же не всерьез? – всполошился Стас – ссоритесь не всерьез?
– Разумеется всерьез, иначе жить не интересно, у нас уже давно все серьез, – ответил Модест Карлович и нежно потрепал его о плечу. – Простите, господин следователь, что отвлекли.
– Не страшно, тем более, что Вы правы. Это все задумала и воплотила Проскурякова.
– То есть как все? Убийство? – тут уж и у Гасанова брови полезли на лоб.
– Ну, в кокой то степени, да. Именно Оксана рассказала мужу о том, что приезжает Сафронова, именно она, узнав о проверке накручивала его несколько дней и именно она сообщила ему точную дату, когда Сафронова приезжает в Омск и где она остановится. Остальное было делом техники – написать письмо Андреевой, потом удалить его – плевое дело.
– Тогда получается, что Оксана знала, что ее муж убьет Сафронову и тогда получается, что не аффект – ужаснулся Макс.
– Нет, не получается. Она просто все про него понимала – на что давить и куда бить, так что, когда он сказал, что завтра, перед работой заедет в Камелот поговорить с Тамарой Варламовной, сразу догадалась, что добром дело не кончиться. Да даже, если бы финал вышел менее трагичным, то чем она рисковала? Игорь и Алина даже не были знакомы. Ну, столкнуться случайно в вестибюле, ну скатается Андреева в Камелот вхолостую – плевать, обычная неразбериха, кто-то что-то не так понял. А так один гешефт – муж ненужную проверку, скорее всего задержит, да и Андреева под ногами крутится перестанет, а при самом удачном раскладе, всем же известно, что у полиции одна цель – «пришить дело», Алину Витальевну сцапают, пришьют, упекут и поедет она снег в Сибири мести, благо и ехать не далеко.
– Вот ведь пся крев, – всплеснула руками Зинаида Матвеевна, – чего же это она так мужика – то своего подставила? Неужто, из-за хахаля какого?
– Не думаю, мне Проскуряков сам подсказал. Она до смерти хотела остаться в Москве. Она единственная, из четверки, кто прижился. Ей просто снесло голову от города и от возможностей, она вопила, что не хочет уезжать, что Омск это помойка, что он со своей сумасшедшей идеей сломал ей жизнь, что она не может как он – от зарплаты и до пенсии, а желает…, короче страшная сказка про Рублевскую жизнь.
– А Костя знал, что она его ненавидит? – спросила Галя и все на нее посмотрели. Максова жена задала свой первый вопрос за весь вечер. Удивило не это, Галя вовсе не выглядела угнетенной женщиной востока, удивил сам тон, полный такого отвращения и ужаса, что женщины разулыбались, а мужчины позавидовали.
– Нет, конечно. Он упомянул об этом как о ничего не значащем эпизоде, добавив, что истерики длились не долго, месяца три после возвращения, а потом, одним махом прекратились.
– А вот тут-то хахаль и появился! – безапелляционно заявила Зинаида Матвеевна, – или Вы возражаете?
– Боже сохрани, только подтверждаю, – и Воронцов взмахнул воображаемой шляпой в знак особого уважения.
– Так то! Может тот самый, которого следом за ведьмой убили?
– Нет, другой.
– Тогда кто убил? – раздухарилась Зинаида Матвеевна?
– Никто. То есть я считаю, что никто, посмотрим, что суд на это скажет.
– Как так никто? – одновременно возмутились Стас с Максом.
– Вы же сами настаивали, что это убийство и мы подумали, что это тоже Проскуряков, потому что узнал, что Демин был любовником его жены, – закончил Стас.
– Так, а вот теперь не торопимся, двигаемся потихонечку. Я думаю, что дело было так. Демин, случайно услышал, как Костя ссорится с Оксаной, что говорит, что сам пойдет к ментам и все расскажет, а она не соглашалась и убеждала, что раз все думают на Андрееву, значит, так тому и быть. Игорь помаялся чуток и не выдержал, полез к другу выяснять. Костя ему как на духу все и выложил. Они судили, рядили и, в конце – концов, решили, что хоть Сафроновой и поделом, а вот чужую бабу подставлять не дело. Договорились, что Проскуряков позвонит Андреевой и попытается ей все объяснить, а там уж – как Бог даст, может та и промолчит, всем уже было известно, что Алина Витальевна тоже покойницу не жаловала. Время шло, а Проскуряков не звонил. Наконец, Демин не выдержал и решил рассказать все сам, раздобыл у Белякова номер и честно предупредил об этом друга. Идиоты, другого места не нашлось! – и Воронцов в сердцах хлопнул кулаком по столу. – Сам Проскуряков от ужаса половины не помнит, только началось все с того, что Демин стал хлопать себя по карману и говорить, что у него самого теперь есть нужный номер и что пусть Костя ему объяснит, какого черта он сам до сих пор не позвонил? Проскуряков стал нести какую-то ахинею, пока не признался, что Оксана такого ему порассказала про Андрееву, что волосы дыбом. Дескать та, исчадье ада почище любой Сафроновой, а кроме того еще и мужиков меняет как перчатки, это если совсем мягко, так что по мнению его благоверной жалеть ее – все равно что жалеть Сафронову. А уж когда Костя промямлил, что Оксана его любит и что если его посадят, она поступит как его мать – Демин сорвался. Он терпеть не мог Оксану еще с Москвы, с того самого момента, когда она уговаривала его друга похоронить и все забыть, лопоча про христианские обычаи, как потом истерила, чтобы тот остался, как строила глазки всем его товарищам у него за спиной, и как в итоге затащила на себя Маврина. Вот это все он и выложил другу, не подбирая выражений. Обалдевший Проскуряков неожиданно ранул к нему отнять номер, но зацепился за балку и падая толкнул, а Демин действительно оказался не пристегнут.
– Вы ему верите? – спустя столетие спросил Гасанов.
– Да, – ответил, не задумываясь, Воронцов.
– А как
