уже собирался встать и уйти, настолько ему надоело молчанье и этот взгляд анаконды, когда Шамиль протянул ему листок.
– Держи. Развернешь в машине.
– Спасибо, Шамиль Наимович.
– Даже не думай. Мне твоя благодарность ни к чему. Ты мне понравился, но делаю я это не ради тебя, просто надеюсь, что ты все исправишь.
– И я надеюсь.
– А вот это – зря. Ты должен быть уверен, иначе я действительно тебя убью.
Пустой кабинет встретил ощущением нежити. Пустые стулья и столы, молчащая кофеварка, затихшее радио. Машка уволилась в одночасье, задерживать ее никто не стал. Оксана с Наташей пропали и по этому поводу никто не сплетничал. Видимо, шутки кончились и фразу Караева про немедленную ликвидацию трепачей, все восприняли буквально. Комиссия работала как подорванная, уже не первый день, но кроме мелких косяков ничего пока не обнаружила. Путем нечеловеческих усилий, все удалось привести в порядок, задолго до ее появления и хоть дефицит бюджета не превратился в профицит, тем не менее, обвала удалось избежать.
– А Ольга Леонидовна, где? – спросил Стас, заходя.
– Она же только через неделю выписывается, точнее уже через шесть дней.
– Точно, я и забыл.
Они помолчали. Стас крутился на стуле, а Макс не отрываясь смотрел в окно.
– Помнишь, как она заявилась в тапочках, погода была почти такая же, – наконец сказал он.
– Помню, я еще подумал, что у нее не все дома.
– Ага, я тоже.
– Курить пойдем? – без энтузиазма предложил Макс
– Неохота – ответил Стас.
– Ну что узнал? – спустя пять веков спросил Макс.
– Узнал.
– Ну и хорошо, че тогда такой кислый?
– Боюсь.
– Что не найдешь?
– Что найду, а ей не надо.
– Нет другого способа узнать, ты же понимаешь? – посмотрел на него Макс.
– Понимаю.
– Пойдем все таки курить? – Макс оторвался от стула и пошел к выходу.
– Ну, пойдем.
На пороге, они, не сговариваясь, обернулись.
– Как дурной сон, и зачем я только это ляпнул? – уныло произнес Стас.
– Про аэродром?
– Да нет, про то, что больше всего боюсь, что однажды открою дверь, а ее нет, видишь, так оно и вышло…
Алина стучала по клавишам, и даже не заметила, как «провалилась». Она опять гуляла по Омску, светило солнце, далеко впереди под всеми парусами неслась тетка Ирка, а мама зависала у каждой витрины. Они прошлись по набережной, а потом, взяв такси, поехали к Мише.
Интересно, как там Черчилль? Она не смогла себя заставить оторвать его от Зинаиды Матвеевны. Ее, разумеется, никто ни о чем не просил, но стоило ей один раз посмотреть в их глаза, как решение было принято. Кривенькие зубки и обрубочек хвоста еще долго преследовали ее во снах.
Как там Макс? Вот ведь напасть, она скучала по нему отчаянно, но позвонить не решалась. Боялась вопросов, а еще больше боялась того, что он может ей рассказать.
Воронцов, объявился совсем недавно. Позвонил и доложил последние новости. Проскурякову дали пять лет за убийство Сафроновой, смерть Демина признали несчастным случаем и Алина даже приблизительно не догадывалась с привлечением какой тяжелой артиллерии удалось этого добиться. Геннадий Викторович, лишь обмолвился, что они с Кравцовым были мелкими сошками в этой битве. Удивительным образом за безвестного Проскурякова впряглись все те, кто уже давно могли себе позволить не напрягаться ни по какому поводу. Видимо, даже у них на дне души хранилась хоть одна такая история, когда не удалось вовремя защитить и спасти, пусть не своего, но беззащитного человека.
На суде выступала даже жена Демина. На стороне обвиняемого и это во многом предопределило исход дела. А еще на каждое заседание ходила худенькая девчонка, которую по началу Проскуряков даже не узнал, а потом, заходя в зал, каждый раз искал ее глазами.
Маврину дали восемь лет, но увидев на оглашении Гасанова, он видимо горько пожалел, что его адвокаты так старались и его не упекли на максимальный. Как заметил, раздухрившийся Воронцов, теперь ставить крестики в календаре, Маврин будет со все возрастающей тревогой, вспоминая лицо Шамиля Наимовича и его прощальную улыбку.
Наташа, после приговора племяннику, уехала в Екатеринбург, а дальше ее след затерялся на просторах необъятной.
– А что с Оксаной? – спросила Алина.
– Не спрашивайте Алина Витальевна, честно не знаю, надеюсь, однако, что ей удалось неплохо устроиться на Урановых рудниках, куда ее обещал пристроить Гасанов.
– Вы же шутите? – оторопела Алина.
– Я то да, а вот Шамиля Наимовича обвинить в таком грехе, как чувство юмора я не могу, так что предпочитаю верить в рудники.
– Спасибо, что позвонили, – сказала Алина.
– Не за что. Может привет кому хотите передать? – вкрадчиво сказал Воронцов, но Алина спешно распрощалась и не дожидаясь продолжения повесила трубку.
Каждый вечер звонила мама и удивительным образом им удавалось обходить все острые углы, но тут не было никакой заслуги самой Алины. Мама была мудра, как сфинкс и знала, когда ковырять не стоило. Лишь однажды она спросила: «Скучаешь» и услышав тихое – «Очень» первая повесила трубку.
Жизнь потихоньку налаживалась и уже на этой неделе Алина отнесла в издательство окончательно отредактированную рукопись. Напечатать обещали ровно через три недели.
А в конце весны должны были прилететь сразу все, ну почти. Мама с Иркой в двадцатых числах мая, Миша с Зинаидой Матвеевной и подлым предателем, тридцатого, но зато на две недели. Все – таки отпуск, море. Обещалась и Ольга Леонидовна с Модестом Карловичем, но все будет зависеть от Чумакова, если «светило» медицины одобрит, то тогда – да.
Город встретил неприветливо. Хмурое небо, ветер за секунду продувший модное пальто и выпотрошивший душу, грязные лужи, подернутые ледяной коркой.
Шагать пришлось вслепую. Поднявшаяся метель била по глазам колючими злыми снежинками. Кажется здесь.
– Девушка, это Алинау?
– Нет, – сказала она, и с ее поводка сорвалась шелковая «крыса» и закружила, виляя длинным хвостом у его ног. – Это Амалиенау.
– Какой же ты красавец длинноносый, небось, холодно, лапки то короткие – сказал он, присаживаясь и гладя пса.
– Только не берите его на руки, а то он от счастья описается. Спенсер, ко мне. – девушка приближалась и, вынырнув из белой пелены, склонилась пытаясь оттащить таксу.
– Алина?
– Стас? Как ты меня нашел?
– Ну, разумеется, случайно….
– А ну хватит сопли растирать, пошли домой, пока я тут не окочурился, – сварливо прохрипел Макс. – И не надо оваций, я тоже случайно.
