отстрел шестидесяти взрослых особей». Каково?
— Что я должен делать дальше? — угрюмо спросил Глеб.
— Что? Пока ждать у моря погоды. Работать по намеченным линиям есть кому и без тебя. Сиди и жди, пока вызовут, — он кивнул на коммуникатор типа пейджера, который Глеб поглаживал пальцами.
— Долго ждать?
— Думаю, совсем недолго. События набирают скорость. В ближайшие дни все решится. Я уверен…
Глеб сейчас ненавидел тягучее время. Торопил его. Хотелось, чтобы все решилось быстрее. Но он привык ждать. Он знал… что тот, кто не умеет ждать, плохой солдат. И надеялся на свою звезду. На удачу… И удача пришла, откуда ее не ждали…
Глеб пил мало, хотя на передовой водка порой лучшее лекарство от уныния, отчаяния и скуки. Единственное, что позволял себе иногда — пару-тройку кружек пива с креветками. Даже Лесовик, чрезвычайно строгий по отношению к спиртному, признавал право на подобную вольность. Когда заводились деньги, Глеб любил посидеть в валютном пивбаре «Рыба-меч» в центре города. Столы с белыми скатертями и отсутствие привычных бомжецких физиономий да неизменных для пивных страдальцев, шатающихся с пустой кружкой и просительно глядящих посетителям в глаза.
— Давненько не был, — сказал бармен, пододвигая Глебу заказ.
— Дела, — неопределенно пожал плечами Глеб.
— Это хорошо, когда дела. А у нас одни делишки, — глубокомысленно отметил бармен.
Глеб прихватил две бутылки «Баварского», тарелку с креветками и присел за столик в углу. Привычка старая — устраиваться в местах, откуда можно обозревать все пространство и откуда, в случае чего, есть пути отхода. Отработанный годами рефлекс — всегда выбирать наиболее выгодную позицию. Все поступки, каждое движение воина должны сообразовываться с тем, чтобы он мог в любой миг вступить в бой, не попасть впросак.
Большинство столиков пустовало. За остальными сидела обычная публика. Бритозатылочные, крепко сбитые молодые люди, одетые в хорошие костюмы или кожанки; чем они занимаются по жизни, можно только гадать, но ими переполнены все клубы, рестораны, валютные бары — какая-то новая раса, уверенная в себе, нахальная, с острыми крепкими клыками, не привыкшая упускать своего. В углу, заставившись кружками и закусками, шумно гуляла компания людей постарше — этакие провинциальные бизнесмены, от сохи, из школ рабочей молодежи и ПТУ, обалдевшие от свалившихся неизвестно откуда денег. Их, красно- и желтопиджачных, увешанных как древние индейцы золотыми украшениями, знает весь мир по крикам в кабаках Марселя, Лондона и Бангкока: «Пьют все, я плачу!» В углу сидел смазливый мальчишка с двумя красивыми девахами. Цедили пиво несколько уже порядком нагрузившихся субъектов. Глеб привычно оценил уровень опасности — почти нулевой.
Глеб отхлебнул пива, немного расслабляясь. Кажется, можно посидеть спокойно.
Но посидеть спокойно не дали.
— Можно? — послышался глухой голос.
— Присаживайся, — недовольно скривился Глеб.
— Привет, Брюс Ли.
— Здорово, Муравьед, — произнес Глеб, чертыхнувшись про себя.
Муравьеда, того самого уголовника, которого он спас от мести конкурентов, Глебу хотелось видеть сейчас меньше всего. Подобных эпизодов в жизни Глеба насчитывалось слишком много, чтобы вспоминать о них лишний раз.
Муравьед хромал, держался за бок, лицо бледное. Но для человека, сбежавшего из реанимации, он смотрелся очень даже неплохо.
— Спасибо говорить за спасение? — Муравьед расставил кружки с пивом. Неловко потянувшись, он скривился от боли и рухнул на стул.
— Не за что, — отмахнулся Глеб.
— Есть за что. Может, для человечества моя жизнь не так уж и важна, но мне она дорога. Так что спасибо.
— Как рана? — для порядка поинтересовался Глеб.
— Ползаю.
— До пивной?
— А ты из общества трезвенников?
— Из общества добрых самаритян.
— Кого?
— Неважно. Чего тебе надо?
— Есть народная мудрость — человек ответствен за того, кого спас.
— Философ ты, Муравьед. Мне что, тебя теперь на содержание брать?
— Не надо. Откуда кликуху мою узнал, Брюс Ли?
— В милиции.
— Севой меня зовут.
— Глеб. — Он пожал тонкую, всю в вытатуированных перстнях кисть. — За что тебя резали, Сева?
— За Казанский вокзал.
— Накатчиков делите?
— Все-то ты знаешь.
— Ничего я не знаю. Кто такие накатчики?
— Приезжает человек. Получает багаж в багажном отделении, например, партию товара. Подходит братва: так и так, мол, платить положено. Или часть товара забирают. Иногда весь. Иногда деньгами… Ты телевизор купил, по перрону несешь, и тут тебя в покое не оставят. Мол, позолоти ручку, а то ненароком по кинескопу задену сапогом. Народ русский отзывчивый. Дают, когда их просят.
— Вот обнаглели, мерзавцы.
— Такая историческая формация на дворе, это я тебе как философ говорю.
— И что, такие большие деньги, что вы друг друга режете?
— Не такие и большие. Дело принципа. Гунявый — из «отмороженных», хозяин Трактора, того, которого ты выключил, — решил под себя постепенно все такие точки подобрать. А моему корешу, с которым мы работаем, такой расклад — это как душу сапогами истоптать.
— Ну и ну, — брезгливо скривился Глеб.
— Очень мне охота с Трактором и с Гунявым посчитаться. Да куда там. У них «шестерок» со стволами — за рубь хоть детский сад вырежут — тьма. Все их центровые по три-четыре хаты снимают, каждый день — новая, чтобы не засекли. Машины как галстуки меняют — все по доверенности, краденые-перекраденые… Кстати, мне передавали — Трактор очень на тебя зол. Обещал поквитаться.
— Пусть найдет сначала.
— Я же нашел. Случайно, но нашел.
— Найдет — пусть молится… Муравьед, я вас, блатных, ненавижу. Вы людям жить спокойно не даете. И сами как волки последние живете. Душите друг друга. В страхе все время за свою шкуру. Эх… — Глеб махнул рукой.
— Хищники мы. А люди твои — овцы… А вот ты, Брюс Ли, как — овца, хищник?
— Человек.
— А если дельце я тебе предложу, человек?
— Мне чужих денег не надо.
— А шкуры тебе собственной тоже не надо?
— Ты это к чему?
— Все к тому же. Я бы к Трактору так легкомысленно не относился. Получишь свинцовую таблетку у подъезда и не успеешь понять, кто тебе ее прописал. Он — тварь злопамятная. Тебя вся братва ищет. И найдет когда-нибудь. Вот если бы он исчез…
— Ты что, мне его застрелить предлагаешь?
— Зачем?.. Слушай сюда. То, что скажу, — за это сразу голову отвинчивают. Трактор не просто горилла с деньгами. У него связей много, в том числе и на таможне. Он договорился с дагестанцами, Магомед там заправила, — что обеспечит ввоз в Россию кой-какого товара.
— И что дальше?
— А дальше в определенное время в определенном месте нужно просто забрать этот товар у черных.
— И что?
— А то, что потом крутой разбор начнется. И, как ни крути, все на Трактора повесят. А парни там со всех сторон серьезные. И Трактору
