И к вечерку, усталые, но довольные, они ее настигнут.
— Э, шайтаний сын, — послышался откуда-то сзади радостный вопль.
Пули, как бритвой, срезали несколько веток над головой старшего лейтенанта. Охотник специально бил чуть выше. Длил удовольствие.
Лунев рванулся вперед и, кувыркаясь, покатился по склону. Полежал секунду. Вскочил. Вперед. Пока жив, надо бороться. И пусть шансов почти нет: В это «почти» может вместиться многое.
Жарко. Нет сил… Но нужно рваться вперед.
Он огляделся. Кажется, от одного охотника оторвался. Надолго ли?..
Лунев перевел дыхание. И, покачиваясь, двинулся вперед на ватных ногах.
Ручей с прозрачной, чистой водой — наслаждение, спасение. Лунев опустил в прохладную воду голову; встряхнул ей. Влага остудила потрескавшиеся кровоточащие губы. Много пить нельзя — размякнешь, не сможешь дальше держать темп. Только несколько глотков, да еще прополоскать горло… Все, нельзя рассиживаться. Преследователи не дремлют.
Лунев прошел метров двести по ручью. Старый способ сбить собак со следа. У преследователей есть собаки. Злые, огромные, натасканные на охоту на человека. Впрочем, какой смысл сбивать их со следа? Дичь мечется в ловушке. Все под контролем. Даже эти жалкие попытки сбить со следа.
— Улю-лю, — послышалось откуда-то сзади.
— На пятки давят, — прошептал Лунев.
Охотники уверены, что дичь двинет вдоль каменистого гребня, возвышающегося над лесополосой. А он пойдет наверх. По камням. Если взберется — получит шанс…
Издалека донеслись выстрелы. Потом еще. Потом крик — истошный, предсмертный. Значит, одну из трех жертв настигли. Охотники сначала стреляли по ногам. А потом — кому как: нравится. Руслан, например, отсекал «гяуру» голову острой шашкой, доставшейся ему от предков, те рубили ей головы еще во времена Кавказской войны. Тофик стрелял в грудь из пистолета — пять пуль крестом…
Камни сыпались из-под ботинок, Лунев карабкался вверх, умоляя, чтобы враги не додумались перекрыть этот путь. Не могли же они предположить, что измученная дичь ринется на отвесную стену… Или могли?..
Эх, где оно, былое везенье? Два танка сгорело под старшим лейтенантом Луневым во время боев за Грозный. Он оставался жив. И пересаживался на новую машину. И давил бандитов… Все помнит. Вот из канализационного люка душман бьет из «РПГ» по «Т-72», уже выдержавшему восемь попаданий, изувеченному, но все еще воюющему. Вот Лунев, отодвинув мертвого наводчика, поворачивает башню и лупит по подъезду, в котором скрылось около десятка «духов», и дом «складывается» — вряд ли там остался кто живой. А потом старлей уходит по переулкам, экономно тратя последние патроны и храня один — для себя, ибо все знают: попадаться «духам» в плен нельзя. Их «ласки» пленных известны — кастрации, содранные скальпы, распятия на крестах.
Попался Лунев, когда после очередного перемирия в третий раз брали Самашки. Где оно было, это везение, в тот день, когда от взрыва гранаты, выпущенной из «РПГ», старший лейтенант потерял сознание?
Очнулся уже в горном ауле. Провел там долгие, тягучие месяцы. Несколько раз его выводили на расстрел. Издевались. Потом бандиты говорили, что они «побили безродных русских собак» и что война закончилась крахом России. «Через годик и Кремль возьмем». В число обмениваемых пленных Лунев не попал. А попал он в «загон» — так называли это место хозяева. И тогда резанула мысль — лучше было б погибнуть… Поначалу все складывалось не так уж плохо. Пленных, а большей частью обычных гражданских лиц, в том числе и детей, там было не меньше полусотни. Их не били. Кормили сносно. Лечили. Обследовали. Одно только плохо, что изредка людей забирали, и больше они не возвращались.
— Зачем нас здесь держат? — спросил одного из старожилов Лунев.
— На убой, — последовал ответ.
Охранял «загон» самый разный люд — чечены, азербайджанцы, несколько славян. Заправлял украинец из Киева. Иногда приезжали какие-то загадочные гости и вскоре уезжали. Охранникам здесь было довольно скучно, и один-два раза в месяц они позволяли себе веселье — охоту. Настоящую, с загоном дичи. По всем правилам…
Застрекотал ручной пулемет… Баши, огромный чечен, настиг жертву — вторую дичь из трех. Баши пользовался исключительно ручным пулеметом, который в его лапах смотрелся игрушкой.
Лунев преодолел последние метры подъема и оказался наверху.
— О, иди сюда, — засмеялся Тагир, сильный, кряжистый горец со злым лицом.
Их разделяло метров десять. Тагир скучал, явно не надеясь, что дичь двинет в его направлении. Теперь он радовался.
— Танцуй, проститутка! — Он рубанул из автомата по земле рядом с ногами Лунева, так что тот непроизвольно подпрыгнул.
— Танцуй, билядь, — еще одна очередь. — Я тебя взял, билядь! Ха, я!
Что-то в Тагире было от дервиша. А Лунева вдруг осенило спокойствие, в противовес дервишескому безумию его врага.
— Ну, держись. — прошептал, он и бросился вперед, зная, что до Тагира ему не добраться. Но хотя бы помереть в бою, использовав мелькнувший призрачный шанс.
— Ха, давай, — Тагир нажал на спусковой крючок.
Лунев отпрянул, ведомый шестым чувством, в сторону, и пули прошли мимо, лишь слегка оцарапав щеку.
— Xa…
И тут автомат заклинило. Теперь охотника и жертву разделяло метра четыре.
Тагир ударил по затвору — бесполезно. Потом потянулся к пистолету, но увидел, что не успевает, и с уханьем опустил приклад на голову Лунева. Мимо. Лунев упал Тагиру под ноги и смел его.
Противники сцепились, катаясь по земле. Тагир был силен горской силой. Его руки казались стальными, он вроде бы и не ощущал града ударов и прямо тянулся пальцами к глазам Лунева. Потом ухватил его за горло и пытался впиться в него зубами. Он визжал и шипел. Лунев уступал в силе противнику, в нем не было его первобытной ярости. Но зато он был спокоен. И умел кое-что такое, чего не умел его враг.
Лунев нанес, изловчившись, удар по голове без видимого эффекта. Потом вдавил точку на ключице — сжимающие его горло пальцы слегка ослабли. Он напряг шею и обрел утраченное, казалось навсегда, дыхание. В глазах просветлело. Потом он расслабился и неожиданно напрягся, пружинисто изогнулся, освободился от захвата противника и сбросил с себя тяжелое тело.
— Гр-р, — захрипел Тагир. Он ударил русского по лицу, но удар только скользнул по скуле. Тагир потянулся к ножу на поясе, но не смог выдернуть его — тот запутался в одежде.
Лунев опять выгнулся, освободил руку, она петлей захлестнула шею Тагира, резко прошла по адамову яблоку, проехалась по уху. Рывок за волосы. Тагир отлетел и упал на спину. Попытался приподняться, но не успел. Лунев взметнулся вверх, и в конце полета его колено опустилось на горло горца…
Слабый булькающий звук сменил отчаянный вой боли, в котором слышалось
