— Вы отдали Громову «эликсир бессмертия», а «эликсир власти» оставили себе? И несколько лет где-то прятались?
— Да. Только не спрашивайте, где. Это были очень хорошие люди, и я не хочу их подводить. Я и Петру Ивановичу не стал про них рассказывать, когда он меня отыскал.
— А когда он вас отыскал?
— Шесть лет назад.
Значит, в 1924 году, когда Ленин уже умер. Лешко-Лешковский рассказывал, что именно тогда и был устроен лесной заповедник…
— Петр Иванович объяснил мне, что я ничего не понимаю в диалектике. Он сказал, что страшные годы позади и теперь жизнь будет улучшаться сказочными темпами, потому что создан новый мир, где царят справедливость и разум. Он привез меня сюда, обеспечил всем необходимым. Полностью восстановил мою любимую комнату… Сначала я ему не очень верил. Но он снова доказал свою правоту. Большевики действительно совершили чудо. Вы посмотрите вокруг! Как изменилась жизнь! Как изменились люди! Мне трудно выбираться из дома. Я болен. Дезактиватор разрушил иммунную систему организма, наградил меня жесточайшей аллергозависимостью, но я читаю газеты, слушаю радиопередачи, иногда беседую с местными жителями. Коммунизм — превосходная вещь. Я всегда считал его недостижимой утопией, но эта утопия становится реальностью прямо на глазах!
— Бедняжка, — шепнула Зоя. — Ясно, что газеты ему печатают в одном экземпляре, радиостанция вещает персонально для него, а «местных жителей» мы видели…
— И все-таки у вас остаются сомнения. «Эликсир власти» вы им пока не отдали. Большевики его ищут, но не могут найти. — Гальтон вспомнил о папке «Ответы». — Скажите, часто ли вам делают инъекции?
— Часто. У меня очень заботливые врачи. Даже слишком заботливые. Каждые три дня они погружают меня в релаксирующий сон…
— Это препарат, подавляющий волю, — громко сказала княжна. — Они пытаются вызнать, где спрятан эликсир.
Старик повернул голову и замигал.
— Я слышу женский голос, очень милый. И он прав. Я подозревал нечто подобное. Всякий раз во время релаксации мне снится один и тот же сон. Кто-то настойчиво спрашивает: «Где тайник? Где тайник?» Но я предвидел это, и принял свои меры предосторожности. Слово «тайник» в моей подкорке включает совсем другой ассоциативный ряд… Впрочем, это долго рассказывать, а у меня нет сил…
— У вас есть сомнения по поводу Громова и большевистского земного рая? — повторил свой вопрос Норд.
— Да, кое-какие… — Старик снова перевел взгляд на доктора. — Понимаете, это слишком ответственное решение — назначить полноправного Преемника. Здесь в поселке очень хорошо. Чисто, культурно, разумно. И люди просто чудесные, с кем ни поговори. Но у них боязливые глаза… У всех до одного. Это меня беспокоит…
И опять вмешалась Зоя. Она наклонилась над больным.
— Вы правильно поступили, сохранив «эликсир власти» у себя. Но нам вы можете его отдать. Он попадет к тому, к кому нужно.
Гальтон дернул ее за руку: полегче, полегче, ты все испортишь! Но Зоя красноречиво кивнула на прибор. Стрелка кардиоактивности трепетала у самого нуля. Просто удивительно, как у старика хватало сил шевелить языком.
— Еще укол? — Айзенкопф показал готовый шприц и сам себе ответил. — Нет, это его убьет.
А умирающий не слушал. Он смотрел только на Зою.
— Кто эта очаровательная особа? Ваша жена?
Тратить время на объяснения, в каких отношениях состоят они с Зоей, Норд не стал.
— Да, жена… Скажите, а для кого вы оставляли послания в Ректории, в Английском клубе, в церкви?
— Ближе, сударыня, ближе, — медленно выговаривая слова, попросил пациент. Вопроса он, кажется, не расслышал. Княжна наклонилась еще ниже. — Да. Вы, действительно, очень милая. Жены вообще очень милые. Я это знаю… Вы просите отдать вам «эликсир власти». Но я должен быть совершенно уверен. Я ведь не Бог. Я и так слишком часто ошибался. А тут ошибиться нельзя…
Зоя ласково гладила его по морщинистому лбу, а Гальтон подумал: гипотеза про Бога оказалась такой же идиотской, как гипотеза про вечно живого Ильича.
— Что такое Бог? — нежно сказала княжна. — Всего лишь случайность, которая нарушает наши планы.
По лицу умирающего скользнула улыбка.
— Но это не избавляет нас от ответственности за свои поступки, верно?
Рассердившись, Гальтон прошептал Зое: «Ты тратишь его последние силы на пустую болтовню!»
И вдруг старик очень просто, без колебаний сказал:
— А секретик совсем простой. Детский. Моя жена пользовалась им в раннем детстве. Он так и назывался: «секретик». У ее любимого мишки в животе… Когда я восстанавливал этот дом, на чердаке нашел сундук с ее старыми игрушками. Принес их сюда. А комнату сделал точь-в-точь как во времена ее детства. В революцию все ценное разграбили, но кому нужны драные зайцы и облезлые медведи?
Ахнув, Курт выбежал из палаты в детскую и вернулся с бархатным мишкой в руках.
— Есть… Есть! — выкрикнул он, разрывая пальцами шов и доставая бутылочку, в которой плескалась красноватая жидкость.
Бутылочка была совсем маленькая, из толстого, полупрозрачного материала, плотно закрытая завинчивающейся серебряной пробкой в виде головы египетского бога Анубиса [106].
— Уберите, уберите! — жалобно попросил старик. — Я не могу ее отогнать, у меня не свободны руки!
Он с испугом и отвращением смотрел на бабочку, порхавшую над аппаратом.
— Обычно они появляются только в июне, но этот май очень теплый! Их так много в парке! Как будто нарочно, чтоб меня мучить!
— У вас на них аллергия? — спросил Норд, ловя насекомое за белое крылышко с широкой дымчатой полоской. Бабочка из рода Parnassius, рассеянно подумал он и выпустил насекомое в форточку.
Как странно, что Пациент так легко отдал эликсир людям, про которых ничего не знает! Вдруг это какая-то хитрость?
О том же подумал и биохимик.
— Он нам не наврал? Поговорите с ним еще!
Но княжна печально сказала:
— Не получится. Он потерял сознание. И больше не очнется. До утра ему не дотянуть…
— Жаль, — обронил Айзенкопф, с сомнением разглядывая бутылочку. — Значит, у него уже ничего не выяснишь. Нужно уходить. Уберемся поскорей из этой полоумной страны. Мне необходимо попасть в лабораторию. Я не смогу ни спать, ни есть, пока не сделаю анализ этого состава.
— Но как быть с ним? — Норд смотрел на прерывисто дышащего старика. — Мы не можем его так оставить.
Биохимик кивнул, взбалтывая жидкость:
— Конечно, не можем. Нужно отсоединить его от аппаратов… Хм, не пенится…
— Я не позволю его убить! — воскликнул Гальтон.
Немец удивился:
— Но есть риск, что он дотянет до утра и снова попадет в руки большевиков. Вдруг они его вернут к жизни? Хотя бы ненадолго? Он может обо всем проболтаться. Зачем рисковать?
— Если есть хоть крошечная вероятность, что он выживет, бросать его нельзя! Судя по показаниям приборов, надежды нет. Но час назад он уже умирал, а потом воскрес. Дезактиватор еще не полностью нейтрализовал действие клеточного регенератора! Мы должны вывезти его отсюда. Во всяком случае, попытаться это сделать! Не забывайте: за воротами поселка ждет автомобиль.
Почесав подбородок (что было совершенно атавистическим жестом, ибо чесаться подбородок никак не мог), Айзенкопф подумал и сказал:
— Вы забыли. Он не выносит бензина. Вывезти его на автомобиле нельзя. Снова будет аллергический шок. Мы все равно его угробим. Лишь потеряем время.
Он был прав. Но оставлять старика чекистам, тем более — насильственно обрывать его жизнь Гальтон ни за что бы не согласился. Не может быть, чтоб не нашлось какое-то решение! Оно всегда есть, нужно только как следует подумать.
— Я знаю! Нужно на автомобиле доехать до деревни, которую мы видели на краю поля. Наш знакомый, мистер… — Двойная фамилия бывшего помещика вылетела из головы, и доктор нетерпеливо махнул рукой. — …Который теперь служит конюхом в колхозе, говорил, что в конюшне хорошие кони, а у председателя отличная дореволюционная бричка. Я пригоню ее сюда. Пароль известен, охрана меня не остановит. До рассвета еще есть время.
Зоя не принимала участия в споре. Она была занята только умирающим: то регулировала работу аппаратуры, то перебирала разложенные на столе хирургические инструменты и медикаменты. Потом стала заправлять шприцы.
Тем неожиданней была ее поддержка.
— Гальтон прав. Мы обязаны попытаться. Отправляйся за повозкой. Я сделаю серию укрепляющих уколов. Соберу в дорогу комплект кардиостимуляторов, аллергоблокаторов и всего, что может понадобиться. Здесь у них превосходный набор на все случаи. Скорее всего, старик скончается в дороге. Но, по крайней мере, мы не будем корить себя, что не сделали всё возможное. Поспеши!
Оказавшись в меньшинстве, Айзенкопф не стал упорствовать. Больше всего его интересовал эликсир.
