не мог вспомнить, где именно он находился в тот или другой момент. Он словно призрак, который был везде и одновременно нигде, существовал вне времени и пространства.
Существовал еще один вариант, который не нравился Стерховой больше других – намеренные действия следователя по игнорированию фактов, которые не вписались в рабочую версию.
Теперь, спустя тридцать лет, в деле возникла версия, которую нельзя игнорировать. Если сложить разрозненные факты воедино, получалось, что один и тот же фотограф убивал и делал фотографии в стиле «post mortem», не только снял Теплякову и тетушку Руфь в Комарово, но и спектакль, во время которого погибла актриса. Перемещаясь за сценой, он присутствовал в ключевых точках, в том числе у щита, и в нужный момент мог опустить площадку люка-провала.
Ну хорошо, рассуждала Стерхова, предположим, кнопку нажал фотограф. В связи с этим возникал вопрос: зачем? Единственное объяснение – он был знаком с Тепляковой.
Если предположить, что это сделал один и тот же человек, все объяснялось как нельзя лучше и выстраивалось в стройную версию.
– Копать нужно в этом направлении, – сказала себе Стерхова и записала несколько строк в блокнот:
«Во-первых, еще раз съездить к Пухову и прояснить момент про фотографа. Во-вторых, опросить работников театра, кто может помнить фотографа или сам факт его присутствия».
Этим она и занялась – первым делом поехала к Пухову.
Памятуя о том, с какой неохотой бывший следователь по делу Тепляковой шел на контакт, Стерхова буквально прорвалась к нему в кабинет, бросив на ходу секретарше:
– Мне назначено!
Та не отличалась сноровкой и отреагировала слишком поздно. Ее голос послышался из-за двери, когда Анна была уже в кабинете.
– Постойте! Вам туда нельзя! Глеб Семенович занят!
Стерхова прошагала к столу и уверенно села напротив Пухова.
– Добрый день!
Он вперился взглядом в ее лицо.
– В чем дело?
– Возникла необходимость поговорить.
– Я занят.
– Это ничего. Я тоже не балду пинаю.
– Какая наглость… – Пухов потупил взгляд, и его лицо налилось кровью.
Дверь кабинета приоткрылась, в нее просунулась голова секретарши.
– Глеб Семенович… Я не пускала ее.
– Закройте дверь! – взревел Пухов, и секретарша исчезла. – Чего вам еще от меня нужно?! – на этот раз он обратился к Стерховой.
Та, нисколько не смущаясь, спросила:
– Почему в следственных материалах нет упоминания о фотографе, который в момент гибели Тепляковой шнырял за кулисами?
– А их там нет? – издевательски поинтересовался Пухов.
– Возможно, вы не помните… – начала она, но Глеб Семенович ее перебил:
– Вы, как следователь, должны понимать, что необходимо отсекать ненужные версии.
– Я, как следователь, понимаю, что ненужными становятся те версии, бесполезность которых всесторонне доказана. Вы же это не сделали.
– Не учите меня работать! – прикрикнул Пухов. – Я был следователем, когда вы еще под стол пешком ходили!
– Это не аргумент, – спокойно ответила Анна. – Так что насчет моего вопроса? Назовите причину, по которой был проигнорирован факт присутствия за кулисами еще одного человека.
– Я не помню!
Немного помолчав, Стерхова проронила:
– Вполне допускаю, прошло тридцать лет. Тогда сформулирую вопрос по-другому: по какой причине вы могли бы его проигнорировать? – сделав упор на слова «могли бы», Анна замерла в ожидании ответа.
– Незаинтересованность в смерти актрисы. Фотограф – случайный человек, и у него не было мотива для ее убийства. Такая версия вам подходит?
– Но почему в материалах нет ни одного упоминания об этом человеке? Ни имени, ни фамилии. Теперь, когда открылись новые обстоятельства, это бы значительно упростило дело.
– Вот и поработайте! – Глеб Семенович стукнул кулаком по столу. – Постарайтесь! А то, как посмотрю, слишком умная.
Чуть задержавшись, Стерхова поднялась со стула и вышла из кабинета.
Все время, пока она ехала до театра, ее преследовало чувство неудовлетворенности собой. Это объяснялось тем, что она не сумела найти нужных слов, чтобы получить информацию. Впрочем, учитывая личные качества Пухова, ее попытка изначально была обречена на провал. Самокопание и все обвинения объяснялись завышенными требованиями, которые Анна предъявляла себе.
Доехав до театра, Стерхова спустилась в подвал и заглянула в каморку, где работал Семенов. Он сидел за столом в свете лампы и перелистывал регистрационный журнал. Добрая половина беспорядочного архива переместилась в противоположный угол помещения, что подтверждало проделанную работу.
– Как у вас обстоят дела? – спросила Анна.
– Работаю, – ответил Игорь Петрович.
– Есть результаты?
– Пока никаких. Начал со списаний.
– Ну, что же… – Стерхова улыбнулась. – Буду ждать и надеяться.
Визит к директрисе также ничего не дал. Всплеснув руками, Красноперова улыбнулась:
– Да что вы, дорогая! Какой фотограф! Я здесь без году неделя. Откуда мне знать?
– Может быть, сохранились какие-то документы, счета, переписка? – В голосе Анны прозвучала надежда.
– Да нет же! Ничего такого нет и быть не может. Уверена, что фотографу платили наличными, как это обычно бывает. А наличные, как вы знаете, следов не оставляют.
– Тогда я попрошу вас составить список работников театра из состава художественной труппы и техперсонала, кто работает с конца восемьдесят восьмого года.
– Таких найдется немного, – заметила Гликерия Львовна.
– И все же я вас прошу.
После визита к директору Стерхова направилась к своему надежному информатору Кочетковой.
Мария Егоровна, сидя на низенькой табуреточке, перебирала старую сценическую обувь.
Присев рядом с ней, Анна понаблюдала за тем, как она работает.
– На списание?
– Ну конечно! Еще послужат. Здесь зашьем, там залатаем. Если все выбрасывать, с чем мы останемся?
– Тетя Руфь рассуждала так же.
– Это я рассуждаю, как она. – Мария Егоровна отвлеклась от работы и посмотрела на Анну. – С чем на этот раз заявилась?
– Хочу спросить вас про фотографов.
– С чего это вдруг? – удивилась костюмерша.
– Фотографы часто снимали в театре?
– Время от времени. В кабинете директора фотографируют артистов на портреты.
– Те, что висят в фойе?
– Ну да.
– Часто?
– А как приспичит, так и снимают. Труппа-то обновляется.
– Ну а спектакли часто фотографируют?
– Бывает и такое.
Стерхова собралась с мыслями, чтобы задать правильный вопрос.
– Если вспомнить те времена, когда была жива Теплякова, такое тоже бывало?
– А как же! Может, и чаще, чем теперь. Особенно под Новый год и на утренниках.
– Среди фотографов были знакомые лица? Скажем, один и тот же человек, снимавший несколько раз подряд?
– Я не обращала на них внимания. Пришел и делай свою работу.
– Значит, не помните…
– Нет, милая, не помню.
– А кто из ныне работающих может хоть что-то вспомнить?
– Кроме меня? – Мария Егоровна задумалась. – Лаврентьев Николай Петрович, Комагорова, Раечка, наша кладовщица. Может, Сан Саныч, хотя я не помню, в каком году он устроился на работу. Лучше спроси у Красноперовой. Она – директор, все должна знать.
– У нее я
