такъ давно не занималась своими бѣдными и нищими, какъ Великобританія, и если подвести статистическія цифры всѣмъ тѣмъ безчисленнымъ обществамъ, какія занимаются въ Лондонѣ бѣднымъ, невѣжественнымъ и пьянымъ народомъ, то всякій сторонникъ существующаго status quo, всякій защитникъ коренныхъ консервативныхъ устоевъ какъ бы въ правѣ доказывать, что большаго нельзя и требовать отъ того общества, основы котораго хотятъ расшатать и совсѣмъ разрушить и соціалисты, и анархисты.
Слово пауперизмъ точно нарочно выдумано для лондонскихъ пролетаріевъ. Въ британской столицѣ сложился издавна очень большой классъ не рабочихъ въ такомъ смыслѣ, какъ въ Париже, а именно «пауперовъ», не имѣющихъ и того положенія, какое пріобрѣтаетъ большинство увріеровъ, работаюшихъ на фабрикахъ и въ мастерскихъ.
Уже въ сезонъ 1868 г., проведённый мною въ Лондонѣ, я присматривался къ лондонской нищетѣ. Моимъ вожакомъ былъ часто мистеръ Рольстонъ — тотъ пріятель русскихъ и поклонникъ нашей литературы, о которомъ я говорилъ. — Онъ состоялъ членомъ въ двухъ-трехъ обществахъ, занимающихся посѣщеніемъ бѣдныхъ и раздачей имъ пособій вещами, а не деньгами.
Помню, въ первую нашу экскурсію повелъ онъ меня въ одинъ изъ переулковъ квартала бѣдныхъ, который, по злой насмѣшкѣ судьбы, носитъ (вѣроятно, и до сихъ поръ) названіе «Golden-Lane», т. е. Золотой переулокъ. И впослѣдствіи я нигдѣ не получалъ такого яркаго и сразу охватывающаго васъ впечатлѣнiя, какъ въ этомъ Золотомъ переулкѣ, Онъ похожъ на узкій коридор обставленный закоптѣлыми трехъ-этажными домами. На него выходитъ много дверей и изъ этихъ дверей выползаетъ, точно изъ муравейника, населеніе пауперовъ. Женшинъ и дѣтей всегда больше, чѣмъ мужчинъ. Старыя женщины — часто наслѣдственныя пьяницы, одѣтыя въ лохмотья, босикомъ — тѣ самыя, которыхъ вы встрѣтите на улицѣ— грязныхъ, оборванныхъ, но непремѣнно въ шляпкѣ; и въ дырявой засаленной шали. И мостовая этого переулка служитъ какъ бы общимъ салономъ. Тамъ, въ мало-мальски сносную погоду, все-таки же свѣтлѣе и менѣе сыро, чѣмъ внутри. Загляните вы въ квартиру или, лучше сказать, въ одну комнату— вамъ эта нищета покажется все-таки менѣе ужасной, потому что вы у себя дома давно привыкли къ картинамъ нашей простонародной нужды, темноты и грязи. Чтобы видѣть крайнюю одичалость лондонскихъ бродягъ и нищихъ, надо спускаться по ночамъ въ переулки, идущіе къ Темзѣ, гдѣ всего больше всякаго рода кабаковъ и притоновъ. Безъ лондонскихъ доковъ тысячи и десятки тысячъ поденщиковъ, не имѣющихъ никакого прочнаго заработка, были бы предоставлены только аппетитамъ голодныхъ звѣрей.
А тѣ бѣдные, у которыхъ есть помѣщеніе, даже и въ такихъ прославленныхъ своей нищетой мѣстностяхъ, какъ та, гдѣ находится знаменитый Golden-Lane, могутъ смотрѣть на себя, какъ на своего рода рантье. Они приписаны къ лондонской благотворительности. Имъ не дадутъ умереть съ голоду, ихъ посѣщаютъ, безплатно лечать, приносятъ одежду и билеты на полученіе даровой ѣды. Въ такомъ пролетаріатѣ на первомъ планѣ стоитъ не вопросъ куска хлѣба, а вопросъ вырожденія. Дьявольски трудно превратить этихъ наслѣдственныхъ декадентовъ въ трудовой людъ, измѣнить его привычки, отучить его отъ пьянства. Это можно дѣлать, только перевоспитывая дѣтей, чѣмъ въ Лондонѣ и занимаются, постоянно и усердно нѣсколько обшествъ.
Маленькіе пролетарій, обреченные на уличную жизнь, не могутъ считать себя заброшенными; во всякой спеціальной отрасли уличнаго труда, начиная съ чищенія сапогъ, уже давно существуютъ общества. Маленькій уличный пролетарій — членъ какого-нибудь клуба, вноситъ еженедѣльно одно или нѣсколько пенни, знаетъ, что онъ не пропадетъ, если будетъ продолжать работать и не превратится въ пьяницу, когда подрастетъ.
Пьянство — вотъ мрачный призракъ Великобританіи, и этотъ національный наслѣдственный порокъ разъѣдаетъ вовсе не одинъ только классъ отверженныхъ, онъ отравляетъ весь рабочій людъ. Есть цѣлыя области, какъ напр., во всей Шотландіи, гдѣ пьянство укоренилось и въ трудовомъ населеніи, среди сельскихъ батраковъ, фабричныхъ, рабочихъ на большихъ гаваняхъ и верфяхъ, во всѣхъ видахъ промышленности. А пьянство поддерживаетъ одичалость, ту грубость и часто жестокость, какія попадаются до сихъ поръ въ англійскомъ простомъ народѣ и даже въ мелко-буржуазномъ классѣ чаще чѣмъ гдѣ-либо. Безобразное битье женъ и любовницъ, дѣтей, всѣхъ, кого пьяница можетъ бить у себя дома и въ кабакѣ—еще далеко не выводится изъ нравовъ. Но тѣ, съ кѣмъ я бесѣдовалъ на эти темы, въ послѣднюю мою поѣздку въ Лондонъ — и англичане, и иностранцы-серьезно изучающіе англійскую жизнь, въ одинъ голосъ говорили мнѣ, что въ Лондонѣ рабочій классъ сталъ менѣе пьянствовать, чѣмъ это было тридцать-пять и даже двадцать лѣвъ тому назадъ. И насколько я могъ судить, въ моихъ поѣздкахъ и въ моихъ экскурсіяхъ по городу — это пожалуй и такъ.
Бывало, въ концѣ 6о-хъ годовъ, по субботамъ, не только въ Истъ-Эндѣ, какъ центрѣ бѣднаго и рабочаго люда, а и во есѣхъ мѣстностяхъ Лондона, кромѣ самыхъ аристократическихъ, возвращаясь домой послѣ полуночи, вы безпрестанно на самыхъ тротуарахъ и на крылечкахъ домовъ, между двумя рѣшетками, наталкивались на мертвыя тѣла. И полиція не обращала на это никакого вниманія или довольствовалась только тѣмъ, что констатировала присутствіе такихъ труповъ во время своихъ обходовъ. Видишь, бывало, передъ собою медленно двигающуюся крупную фигуру полисмена, все въ томъ же войлочномъ шлемѣ. Вотъ онъ остановился передъ подъѣздомъ. Раздается особый характерный трескъ — это полисмэнъ раскрываетъ свой фонарь, прикрѣпленный у него на кушакѣ и снопъ свѣта падаетъ на фигуру мертвецки пьянаго. Полисмэнъ видитъ по его лицу что онъ живъ, закрываетъ фонарь и идетъ себѣ дальше, той же невозмутимо спокойной походкой. Онъ очень хорошо знаетъ, что ему не было бы никакой возможности подбирать всѣхъ этихъ пьяныхъ. И теперь по субботамъ вы найдете во множествѣ улицъ и въ особенности на нѣкоторыхъ перекресткахъ такіе же ночные базары и ярмарки, какъ и двадцать пять лѣтъ тому назадъ. Торгуютъ всякой провизіей и домашнимъ скарбомъ, съ прибавкою дешеваго краснаго товара, на столахъ или прямо на тротуарахъ, съ переносными газовыми рожками, которые развѣваются въ ночномъ воздухѣ, точно рядъ факеловъ., и придаютъ картинѣ очень своеобразный колоритъ. На другой день утромъ въ воскресенье все будетъ заперто и каждое семейство должно запасаться всѣмъ до понедѣльника. Но въ субботу же происходитъ и разсчетъ по рабочимъ книжкамъ. Кабаки или какъ прежде ихъ называли громко — «дворцы джина» переполнены и въ любомъ изъ нихъ вы найдете по крайней мѣрѣ на одну треть женщинъ. И пьянство идетъ тамъ болѣе мрачное, чѣмъ гдѣ-либо, потому что нельзя присѣсть и спросить себѣ чего-нибудь съѣстного, кромѣ какой-нибудь закуски, тутъ же на стойкѣ.
Въ 1895 г. по субботамъ вы находили почти тѣ же самыя картины, но, повторяю, количество мертвыхъ тѣлъ на вашемъ пути уменьшилось. Тридцать лѣтъ назадъ въ центрѣ города, на самыхъ бойкихъ улицахъ, какъ напр., въ Сити, или на Стрендѣ, или
