значительной властью. В некоторых странах образованные женщины ведут самостоятельную жизнь, несмотря на ограничения. Попытка фундаменталистов вернуть женщин в дом отчасти была реакцией городов на кризис: она не свойственна исламу и в той или иной степени встречается везде, где растет фундаментализм, на любом континенте и в любой религии. Даже самые консервативные мусульманские сообщества всегда допускали уступки: сам аятолла Хомейни заявил, что абсурдно желать уничтожить современную цивилизацию и заставить людей «вечно жить в кандалах или в пустыне», и дал разрешение женщинам появляться на телевидении, разрешил контрацепцию, но, конечно, уравновесил это другими способами контроля. Были мусульманские лидеры, которые пытались отстаивать права женщин, – например, Мустафа Кемаль Ататюрк (1881–1938), превративший Турцию в светское государство. Сейчас его результаты кажутся кому-то неубедительными, но, если эту страну примут в Евросоюз, нас могут ожидать сюрпризы. Муфтий Каира Мухаммад Абдо (1849–1905), много лет проживший в политическом изгнании в Париже, предвидел феминистское движение в исламе, и его влияние ощущается до сих пор.
Его имя лучше всего помнят в Индонезии, самой густонаселенной мусульманской стране на сегодня. Здесь ислам на протяжении многих веков не пытался уничтожить ни индуистские, ни буддийские традиции, ни прочно укоренившееся убеждение, что отношения человека с божественным – его личное дело, а давление в пользу ортодоксии недопустимо. Ислам пришел сюда как религия купцов, и местные жители принимали его как дополнительный источник сверхъестественной защиты, включенный в языческие и мистические традиции, так что богиня Южного океана оставалась для многих мусульман духовной силой. Здесь мусульманские города были основаны на пять или шесть веков позже, чем на Ближнем Востоке, и в них сформировались другие ценности. Мусульманский ренессанс в Юго-Восточной Азии, произошедший раньше европейского и лишь недавно заново открытый в сокровищах малайзийских рукописей, которые только начинают изучать, оказался для этих купцов не каким-то неизменным, фиксированным порядком вещей, а полной противоположностью, миром, полным неопределенности, где человек проходит мимо, как чужак. Здесь все было возможно, бедняки могли стать богатыми, а для выживания богатых было недостаточно точного соблюдения ритуала. Здесь считали необходимым проявлять щедрость и давать милостыню, осуждали хвастовство и поддерживали идею равенства. Эти города-государства можно было сравнить с городами Италии и Фландрии эпохи Возрождения: представление о том, что ислам всегда был связан с восточным деспотизмом, – миф. Поскольку торговля неизбежно была нестабильной, купцы выступали за многонациональную диверсификацию и создавали и развивали международные торговые сети. Они были космополиты и сотрудничали с китайскими, индийскими, армянскими и арабскими купцами, достигнув апогея своего процветания в XIX веке, когда их торговля – как и в Китае – расширялась быстрее, чем торговля вторгшихся туда европейцев. Хотя в итоге они не выдержали конкуренции с западной эффективностью, имея столь долгую историю успеха, они не могли не считать этот поворот лишь временным. Самый уважаемый поэт Индонезийского архипелага Хамза Фансури (еще один современник Шекспира), автор «Напитка влюбленных», настаивал на том, что Бога можно увидеть в каждом человеке и каждой вещи и что поверхностные различия между людьми не должны вводить в заблуждение.
Море вечно: когда оно вздымается,
говорят о волнах, но на самом деле они – это море.
Однако может показаться, что фундаментализм опустил занавес между исламом и Западом, отрезав все возможности для диалога. Ожесточенность многих фундаменталистских движений действительно привела к бескомпромиссной конфронтации. Слово «фундаментализм» впервые было употреблено в 1920-х годах протестантскими сектами в США, где теперь их взгляды разделяют около четверти жителей – соотношение почти такое же, как и у представителей новых религий в Японии, хотя они очень разные. Как позиция фундаментализм возникал в истории снова и снова. Когда происходит активный прирост населения и старые институты уже не в силах справиться, а семьи больше не могут обеспечить всем работу и детям приходится уезжать искать счастья в города, где нет безопасности и моральной поддержки и где богатые и власть имущие развращены, напоказ предаются утехам перед теми, кто не может это себе позволить, – тогда на помощь должно прийти какое-то утешение, например религия.
Фундаменталисты в Египте, например, особенно остро реагируют на недостаток гостеприимства в городах. Все города негостеприимны, старые жители всегда обижаются на новых, хотя и зависят от них, так как последние выполняют грязную работу. Но когда города одновременно привлекают и отторгают иммигрантов, когда там не предлагают достаточно рабочих мест, обездоленным приходится помогать себе самим. Таким образом, кроме неграмотных и бедных, в ряды фундаменталистов попадают очень талантливые ученые и студенты, и все они по-разному ощущают, что в этом мире им не рады, нет подходящего места, где они могли бы проявить свои способности, и нет таких успехов, какими они могли бы гордиться. Часто они хотят восстановить «семейные ценности» потому, что их семьи не смогли обеспечить им спокойствие и гармонию, а также помощь и влияние, которые когда-то могла дать семья. Они бескомпромиссные националисты, потому что мечтают об идеальном государстве, которое заботилось бы обо всех своих гражданах и гарантировало им, что их достоинство не будет ущемлено. Они организуются в братства и сестринства, которые отвлекают молодежь от родителей и образуют замещающую семью. Здесь многие женщины, носящие традиционную одежду, находят друзей, защиту от порицания, обретают чувство принадлежности и зачастую возможность активно участвовать в организации и удовлетворение от того, что они помогают формировать следующее поколение. Соглашаясь, что каждая группа определенного пола или возраста должна выполнять только определенные роли, они ограничивают конкуренцию. Переходя в другую возрастную категорию, человек может рассчитывать на новую роль. Они не думают, что возвращаются в Средневековье. Они убеждены, что реализуют действенный метод выхода из кризиса современности, что дают молодежи шанс одержать победу над нищетой, вырабатывая новую мораль, поддерживаемую их единомышленниками. Много дискуссий ведется о том, как следует жить во враждебном мире, даже если для многих идеал – слепой конформизм. В ведущей каирской газете «Аль-Ахрам» Абдул Ваххаб, отвечая на письма читателей, цитирует в подтверждение своих советов Шекспира, Бальзака, святого Франциска Ассизского, Данте, Эйнштейна и Хелен Келлер. Как всегда, большая пропасть лежит между сложными доводами философов – таких, как иранец Абдолкарим Соруш (род. в 1945 г.), убежденный, что ислам не должен повторять вещей вроде преследования Галилео и не должен препятствовать развитию науки, – и безработными и неграмотными, для которых отчаяние – единственная альтернатива гневу.
В США есть христианские фундаменталисты. Они заявили, что не хотят, чтобы кругозор их детей расширялся, что они против гостеприимства по отношению к странным идеям, полны решимости контролировать своих детей и защищать их от непредсказуемого поведения других детей и поэтому предпочитают уйти в более безопасный мир, из которого исключены мерзости современности. Пятидесятники как разновидность фундаментализма в Латинской Америке, например в Венесуэле, подчеркивают главенство мужчины в семье, но в основном течение создали женщины как ответ на вечное отсутствие или безработицу отцов. Наделив мужчин в семье престижным статусом, они вернули им гордость, а их собственное принятие подчиненного положения фактически маскирует создание нового типа семьи, где жены будут играть более активную роль, а мужчины будут более домашними и нежными. В Эквадоре личное обращение, или перерождение, дало новое ощущение статуса как мужчинам, так и женщинам, не сумевшим справиться с индивидуализмом – и воссоздавшим общественные отношения и систему социального обеспечения вокруг своих церквей.
Фундаментализм нельзя отвергнуть просто как экстремизм: это сила столь же мощная, какой когда-то был коммунизм, и она представляет собой схожий ответ на несправедливость и непонимание, что делать дальше. Чем больше фундаменталисты подвергаются репрессиям, тем больше они чувствуют себя вырванными из жизни общества. Они отказываются от диалога, потому что убеждены, что их не понимают. Невозможно приветствовать насилие, но только люди с короткой памятью поверят, что новая холодная война – это выход. Не следует забывать, что, когда ислам был на пике расцвета, в Х веке, мусульманам не составляло труда быть щедрыми и терпимыми к чужеродным. «Братья чистоты» из Басры писали
