с его точки зрения, даже если забыть про мой дар… других вариантов у меня нет.
— Мари, извини, но это звучит глупо, — фыркнул Алаэрто, — это значит, что детей воспитывать вообще не надо? Вот, мол, тебе еда, вот крыша над головой, а в остальном: что хочешь, то и делай?
— Ах, да не знаю я, почему! — сердито сказала я, — как получилось, так и получилось. Если вам больше нравится — думайте, что случившееся произошло потому, что сильный может позволить себе быть великодушным!
— Мари, не обижайся, пожалуйста, — мягко сказал Алаэрто, — я, правда, пытаюсь понять.
— Ах, ты пытаешься понять! — я от злости вскочила на ноги, — что тут понимать? Мы с Дэмиеном были калеками в своём мире! Вот представь, что у вас родился детёныш без одной лапы! Все драконята могут играть в догонялки — а он не может! Все малыши могут прыгать по лужайке — а он не может! Все могут ходить друг к другу в гости, а он — НЕ МОЖЕТ! И вот тогда, когда ты лишён чего-то навсегда, тогда в голове и начинают идти эти процессы. Нечем здесь восхищаться! Знали бы, сколько раз я мечтала избавиться от этого и этой псевдомудрости на Земле! Ради обычной жизни, в которой я могла бы безопасно обнимать своего отца, встречаться с парнями, держать их за руки.
И внезапно злость прошла так же быстро, как и возникла. Я устало опустилась обратно и пробормотала:
— Ничего в этом хорошего нет. Всё равно, что человеку, который всю жизнь просидел без ног в инвалидном кресле, сказать, какие у него сильные руки. Не от хорошей жизни, уж вы поверьте. Хорошо, хоть этот мир изменил мой дар и мою судьбу…
Больше мы сегодня не разговаривали. И дракон, и Сестра смотрели на меня совершенно новым взглядом, но мне не было до этого дела. Что они вообще понимают? Алаэрто так и вовсе толстошкурый монолит, которого воспитывали драконы, который на простых смертных смотрит, как на пыль под своими лапами, и которого подобные вещи не волнуют, да и не должны волновать. Матти, может, понимает немного больше, всё-таки она полтора года жила сиротой в деревне, прежде чем её забрали Сёстры. Но до конца понять меня не могла и она. Ей-то про своё прошлое вскоре удалось забыть, а вот я… Я со своим проклятием не расставалась ни на секунду всю свою сознательную жизнь…
* * *
Сверившись на следующее утро с картой, мы обнаружили, что наши планы добраться в Патою за 4 дня оказались чересчур оптимистичны: за это время мы прошли едва ли две трети этого пути, так что еще два дня топать пешком нам было гарантированно. А припасы у нас уже подходили к концу.
— Смотрите, — сказала я, — если мы сегодня ближе к вечеру повернём вот здесь, то должны будем выйти вот на эту деревеньку. Красные шахты. Интересное название — медь там, что ли, добывают?
— Нет, там хорошие глинозёмные разработки, — ответила Маттика, отчего-то потемневшая лицом, — и я категорически не хочу туда идти. Давайте поднажмём и продолжим путь.
— И далеко мы так уйдём? У нас почти ничего не осталось. Крупа, соль, приправы. Даже спичек почти кончились — ну да это ладно, Алаэрто пару раз поделится с нами огоньком, ну а с остальным как быть-то? Нет, Матти, припасы пополнить надо.
Сестра воздержалась от споров, хотя, судя по ее лицу, и могла бы. Алаэрто же издал непонятный звук, который можно было в равной степени расценить как то, если бы он хмыкнул, так и то, если бы он вздохнул. Но от комментариев оба воздержались, хотя я почти не сомневалась, что им что-то известно об этом месте…
* * *
Как и предполагалось, свернув в нужном месте, дошли мы до шахт уже к вечеру. Деревенька была окружена добротной каменной стеной в два человеческих роста. Маттика удивлённо подняла брови: как видно, если Красные Шахты и были ей знакомы, стена оказалась для неё новостью. Свернув по дороге направо и пройдя ещё с километр, мы нашли-таки ворота, которые ещё не успели поднять на ночь.
— Стой, кто идёт?! — зычно рыкнули со стены. Через секунду из-за стены выглянула весёлая и полная белобрысая голова хозяина этого самого голоса. Впрочем, через секунду весёлое и добродушное выражение сменилось приступом страха и паники, словно он увидел привидение или мертвеца.
Я с удивлением обернулась: увидев выражение лица этого бедняги, я почти не сомневалась, что кто-то из моих спутников решил шутки ради их напугать. Но нет, ничего необычного. Дракон с безразличием смотрел в другую сторону, Маттика же глядела прямо на стражника, и лицо её было холодное и отстраненное, как никогда.
— Приветствую, Кай, — безразличным тоном сказала она, — рада видеть тебя в добром здравии.
Белобрысое лицо Кая исчезло, Матти же метнулась вперед, дав нам знак следовать за ней. И верно, когда мы были на полпути, ворота начали закрываться. Но нам такая преграда была нипочём: короткий приказ — и кулон, со свистом вылетев из браслета, сцепил прутья решётки с одной из поперечных балок, лишив ворота возможности опуститься до конца.
Мы, чуть пригнувшись, беспрепятственно вошли в деревню, после чего я позволила воротам с грохотом опуститься вниз. Весьма странное начало, очень похожее на приём в Столице.
Тем временем Кай, стоявший возле колеса, должного опустить ворота, недоуменно и с ещё большим испугом смотрел на нас.
— Ты… ты… тебя же отсюда забрали! — залототал он, тыча в Сестру пальцем, — ты чего сюда вернулась, а? Тоже чтобы забрать кого-то? Мы… мы больше никого вам не отдадим, ясно?!
— Не смеши меня, — язвительно сказала Маттика, даже не удостоив Кая взглядом, — если с девочкой-сиротой обращаются так же жестоко, как вы в своё время обращались со мной — её заберут в любом случае, можешь не сомневаться. С тех пор, как умерли мои родители, я ни от кого из вас слова доброго не слышала, — ладони Маттики сжались в кулаки, видно, её до сих пор душила подавляемая злоба, — только — поди, найди, подай, принеси.
